Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин

в страхе, — как евреи бегут уже в течение столетий и тысячелетий... Литов­цы грабили на дорогах. Встречались на дорогах и немцы. Они шли скорее евреев и обгоняли их. Немцы, вероятно, без особой охоты «обороняли» евреев от литовцев: у немцев еще не было приказа убивать евреев, а литовцы делали это без приказа.

По занятии Ковно немцами начались массовые аресты и убийства евреев литовскими партизанами. Литовцы вры­вались в дома и под предлогом, будто из дома стреляли, подвергались аресту мужчины или целые еврейские семьи. Арестованных либо расстреливали на месте, либо отправ­ляли на седьмой форт. Волна единичных арестов и убийства бушевала безостановочно до приказа об образовании гетто. 28 июня были убиты 60 человек во дворе автобусного гара­жа на Битовском проспекте. Среди погибших были Блю­менталь, семья Клис. На глазах хохотавшей толпы несча­стных наполняли водой из насосов, пока они не лопались. У других отрезывали отдельные части тела. Тысячи людей, которых потащили на 7-й форт, держали на сырой земле, без еды и питья. Кругом стояли пулеметы, из которых стре­ляли, если кто-нибудь из лежащих шевелился. Там погибло около 7.000 евреев.

Еврейская общественность была, как громом, поражена этими сообщениями. Отдельные общественные деятели ста­ли собираться тайком, пытались пробиться сквозь глухую стену, искать способа интервенировать. Они наивно пыта­лись найти защиту против литовских погромщиков у нем­цев...

Собирались две группы общественных деятелей — наи­более национально настроенные в квартире адвоката Гар­функеля, либеральные у д-ра Рабиновича и Григория Воль­фа. Одна из групп обратилась к коменданту вермахта с просьбой приостановить погромы и убийства. Им ответили, что это относится к службе безопасности.

7 июля ковенский раввин был приглашен в Гестапо. Бу­дучи болен, стар и непривычен «к переговорам с христиана­ми», он вызвал старых общественных деятелей и послал их туда. Эта группа стала Еврейским комитетом. В него вошли б. директор еврейского центрального банка Григорий Вольф; видный депутат сейма и председатель партии Поа­лей и Цеирей Цион, адвокат Гарфункель; б. председатель Союза евреев-фронтовиков и гласный Думы, адвокат Гольд­берг, популярный старый врач Рабинович и два раввина — Шмуклер из Шанц и б. военный раввин Снег. Комитет полу­чил «разъяснение», что погромы организуют литовцы, что немцы не могут вмешиваться в литовско-еврейские отноше­ния и что так как литовцы не хотят жить вместе с евреями, то евреи должны уйти в гетто.

В докладе одного из руководителей С. С. об этом мо­менте говорится следующее: «Кроме организации и прове­дения массовых экзекуций, уже в первые дни в более круп­ных городах начали создавать гетто. Это было особенно необходимо в Ковно, где евреи составляли 30.000 из общего числа 152.400 жителей». В ответ на протест Еврейского комитета было указано, что нет никаких других способов избежать дальнейших погромов. Тогда члены комитета вы­разили готовность сделать всё возможное, чтобы спешно перевести своих собратьев в Вильямполь, — часть города, которую проектировали отвести под еврейское гетто. Эта часть города лежит в треугольнике между Неманом и Вилией. С городом она связана только мостом, и поэтому легко может быть «блокирована».

11 июля литовское городское управление опубликовало приказ о переселении евреев в Вильямполь. Приказ пред­усматривал, что евреи могут добровольно обменяться свои­ми домами с литовцами и взять с собой в гетто свое иму­щество. Несколькими днями позже в Ковно образовалось немецкое гражданское управление, которое стало издавать ряд распоряжений, направленных против евреев (желтые повязки и пр.). В начале августа Комитету было приказано избрать еврейского «старейшину» («Обер-Юде»).

Для исполнения этого приказа Комитет созвал в поме­щении старой еврейской народной школы на улице Даукшо собрание всех общественных деятелей и представителей общественных группировок, поскольку таковых можно бы­ло в те дни найти. Были выставлены различные кандидаты, но все отказались. Среди других была выдвинута кандида­тура д-ра Эльхонона Элькеса, очень популярного в Ковно врача и знатока еврейской письменности и философии, но не в качестве общественного деятеля. Послали за ним. Он также отказался. Но так как лучшего кандидата не было и боялись назначения в качестве «Обер-Юде» кого-нибудь из антиобщественных элементов, Элькеса стали усиленно про­сить принять избрание. Люди, принявшие участие в этом собрании, передают драматический момент, когда раввин Шмуклер обратился к Элькесу с призывом, в котором умо­лял принести себя в жертву ради общества. Его речь носила характер прощальной речи над гробом и закончилась ры­данием. Со слезами на глазах Элькес ответил, что в его воз­расте его долгом является принести себя в жертву и принять смерть, и дал свое согласие.

Уже спустя несколько дней (7 августа) произошла пер­вая «акция» (хотя это было уже после того, как вопрос о переселении в гетто был решен и немцы обещали прекра­щение убийств). Литовские партизаны стали хватать на улицах евреев-мужчин. До 1000 человек было схвачено и в тот же день расстреляно.

15 августа создание гетто было закончено, причем в последний день произошла характерная еврейская «малая трагедия». В Ковно находилось немало немецко-еврейских беженцев, многие из Мемеля. Один мелкий чиновник немец­кой комендатуры пустил в оборот «толкование», что так как в Германии евреи не переселялись в гетто, то распоря­жение о гетто в Ковно на мемельских беженцев не распро­страняется. Записки такого содержания он выдавал немец­ким евреям и на этом основании многие из немецких и мемельских евреев оставались в городе, считая себя приви­легированными. В последний момент, однако, выяснилось, что эти толкования ни на чем не основаны. Немецкие евреи побежали в гетто, а опоздавшие на час-другой заплатили своей жизнью за свою мнимую привилегию.

18 августа имела место т. н. «акция по интеллигенции». За несколько дней до этого старейшине было предъявлено требование представить на работы 500 интеллигентных мо­лодых людей. Явилось 534 молодых человека... и никто из них назад не вернулся. Как после узнали, их в тот же день расстреляли на форту вместе с другими евреями из про­винции.

Вскоре начались во всем гетто обыски в квартирах. Не­мецкая полиция шла из дома в дом и отбирала у евреев вещи. У домов стояли грузовики, куда евреи должны были сами сносить свой домашний скарб. Во многих домах евреев расстреливали, многие были жестоко избиты. Недели две спустя было отдано распоряжение, что евреи должны, под угрозой смертной казни, отдать золотые вещи, деньги, се­ребро, шубы, материи и др. предметы. Оставлять у себя можно было только 10 марок.

4 октября была проведена вторая акция, так назыв. акция «малого гетто». «Малое гетто» представляло собой район, отделенный от гетто общей («арийской») проезжей дорогой. Этот район был окружен немецко-литовской поли­цией, и всё население было выгнано из домов. Те, которые имели свидетельства ремесленников с аэродрома или дру­гих мест