Личный оборотень королевы - Елена Арсеньева

«Уленшпигель спустился в долину, раскачиваясь так, словно в голову ему ударил хмель.

Он напевал, икал, пошатывался, зевал, плевал, останавливался, будто бы оттого, что его тошнит, на самом же деле зорко следил за всем, что творилось кругом, и вдруг, услыхав пронзительный вой, остановился, делая вид, что его выворачивает наизнанку, и при ярком лунном свете перед ним явственно обозначилась длинная тень волка, направлявшегося к кладбищу.

Все так же шатаясь из стороны в сторону, Уленшпигель пошел по тропинке, проложенной в зарослях терновника. На тропинке он будто нечаянно растянулся, но это ему нужно было для того, чтобы поставить капкан и вложить стрелу в арбалет, затем поднялся, отошел шагов на десять и, продолжая разыгрывать пьяного, остановился, пошатываясь… на самом же деле все существо его было натянуто, как тетива, слух и зрение напряжены.

И видел он лишь черные тучи, мчавшиеся, как безумные, по небу, да длинную крупную, хотя и невысокую черную фигуру, приближавшуюся к нему. И слышал он лишь жалобный вой ветра, громоподобный грохот волн морских да скрежет ракушек под чьим-то тяжелым скоком.

Будто бы намереваясь сесть, Уленшпигель грузно, как пьяный, повалился на тропинку.

Вслед за тем в двух шагах от него лязгнуло железо, со стуком захлопнулся капкан и кто-то вскрикнул.

– Вервольф попал передними лапами в капкан, – сказал себе Уленшпигель. – Вот он с ревом встает, сотрясает капкан, хочет освободиться. Нет, теперь уж не убежит!

Уленшпигель пустил стрелу и попал ему в ногу.

– Ранен! Упал! – сказал он и крикнул чайкой.

В ту же минуту зазвонил сполошный колокол; в разных концах селения слышался звонкий мальчишеский голос:

– Вставайте, кто спит! Вервольф пойман!

– Сжалься надо мной, Уленшпигель, сжалься! – неожиданно заговорил вервольф.

– Волк заговорил! – воскликнули все и перекрестились. – Это дьявол – ему даже известно, что юношу зовут Уленшпигель.

– Сжалься! Сжалься! – повторял пойманный. – Прекрати колокольный звон – это звон похоронный. Пожалей меня! Я не волк. Руки мне перебил капкан. Я стар, я истекаю кровью. Пожалей меня!

– Я узнал тебя по голосу! – с жаром воскликнул Уленшпигель. – Ты – рыбник, убийца Клааса, вампир, загрызавший бедных девочек! Горожане и горожанки, не бойтесь! Это старшина рыбников!»

Лидия зябко потерла дрожащие руки. А теперь – разгадка!

«На земле нашли вафельницу с длинными ручками. Осмотрев ее при свете факелов, обнаружили вырезанные в железных пластинках ромбы (обычная в Брабанте форма для вафель), а также длинные острые зубья, придававшие вафельнице сходство с железной пастью. Когда раскрыли ее, то она приобрела сходство с пастью борзой собаки».

Ну, Уленшпигель помог, чем мог. Шарль де Костер, надо полагать, как-нибудь простит Лидию за жестокие сокращения, ну а не простит, так что ж, это его авторское право!

Зато теперь Лидия знает все об орудии и способе убийства. Все просто, даже примитивно. Вот это и есть железный волк, а его челюсти Лидия своими глазами однажды видела чисто вымытыми на одной кухне.

Теперь самое главное. О том, кто он, как все это началось и кто была его первая пособница.

Лидия открыла дополнительное окно в почте mail.ru и набрала другой адрес: [email protected] Это был общий адрес электронной почты журнала «Непознанное»: obscure – по-английски «непознанный». Пароль Лидия знала – ведь именно она его и придумала, когда главный вдруг объявил конкурс на лучший пароль для редакционного почтового ящика. Пароль был смешной: vcorzinu – и представлял собой любимый приговор Болотова неугодным ему рукописям.

– Сезам, откройся, – пробормотала Лидия, набирая заветное буквосочетание в нужной строке.

Почтовый ящик открылся, и Лидия пролетела курсором по строкам, выбирая и просматривая письма, поступавшие в редакцию с адреса [email protected] Полгода назад послания Маршевой начали приходить – и три месяца, как перестали.

Чтобы Грушину было понятней, их надо выстроить в относительно хронологическом… нет, просто в логическом порядке. Первыми, конечно, про согрешивших брата и сестру. С этого все и началось! По сути дела, в этих письмах рассказано все… но самое откровенное Маршева прислала последним. Видимо, думала, что ее прежние намеки на волчью суть преступника были слишком уж туманны.

Наверное, логично теперь поставить историю про бухгалтершу Тоню, которая попала в волчью усадьбу и у которой оказалась какая-то тетрадка. Волки потребовали ее вернуть, а когда Тоня этого не сделала, ее загрызли… Это был первый намек на подругу, которой жена брата передала письмо – и которая за это поплатилась!

Потом, пожалуй, должна идти история про человека, которому знахарка сказала, что у него волчьи клыки чешутся. Здесь дана информация о том, что он убил артистку и ее кавалера. Маршева упоминает в последнем письме, что грешная сестра упросила брата-оборотня погубить своего неверного любовника. Похоже, речь идет об одном и том же событии.

Дальше – история, в которой названы имена убийц и двух их первых жертв: мальчик Вася – Волчонок, добрая девочка Валя – Волчья сестра, он убивает Петьку Митрофанова, она – Тоську Комарову. Тоська – это то же, что Тоня. Антонина Комарова. Девушка, которая так и не смогла прочитать тетрадку, полученную от волков… Почему?

Вопрос – очень может быть, что очень важный! – мелькнул и исчез, потому что Лидия впервые зацепилась взглядом за последние строки заметки, на которые раньше не обращала внимания: «Валя до сих пор ищет, кто за нее волчьи сны видеть будет.

Одна девочка ей понравилась. Тоже добрая и умная. Может, она согласится?»

А ведь эта девочка – она сама, Лидия. Маршева писала эти заметки прежде всего ради того, чтобы их прочла именно она.

Почему? Наверное, из-за отца Лидии. Скорее всего, она помнила следователя Дугласа, который работал над этими делами, но который так и не разгадал тайну железного волка…

Но если не разгадал отец, то и Лидию переоценила Маршева! Та сообразила, в чем секрет заметок, слишком поздно! Слишком!

Нет, папа Саша должен выздороветь. А если нет, Лидия сама доведет дело до конца – с помощью Грушина, конечно.

Если ее не поймает железный волк…

Но надо кончить работу. Осталась последняя история – про красный жар, написанная, пожалуй, именно для того, чтобы снова назвать преступника и его первую жертву и указать безошибочную примету убийцы.

Так, ну, теперь надо скопировать все файлы в письмо и отправить его.

Лидия снова открыла список редакционной почты и замерла от изумления, увидев значок нового письма. Нет, собственно, в этом не было ничего удивительного, для того и существовала в редакции электронная почта, чтобы на нее приходили письма, однако это письмо было адресовано ей, Лидии Дуглас, так и значилось в графе «Получатель»!

Впрочем, обратный адрес оказался куда интересней! Ведь он был таким: [email protected]

То есть письмо прислала Маршева, так, что ли? Но ведь она… Этого не могло быть! Никак не могло быть!

Или Лидия все же ошиблась?..

И, как это часто бывало, неверие в себя пронзило ее с такой силой, что дыхание перехватило, и Лидия беспомощно откинулась на спинку стула.

– Закончили, девушка? – поглядела на нее дежурная.

Лидия покачала головой. Она сама не могла бы объяснить, что это значит: то ли нет, не закончила, то ли нет, я не могла так ужасно ошибиться!

Но надо сначала посмотреть, что же написала Маршева.

Лидия открыла письмо и прочла:

«Не звони, Римский, никуда, худо будет!»

Из одного старого дневника

Алекс рыдал и захлебывался от слез, но лишь увидел меня, как сразу успокоился. Прыгнул в мои объятия и забормотал:

– Нэнни! Моя нэнни! Давай уйдем отсюда куда-нибудь! Пока нас не прогнали! Пока нам не пришлось бежать! Пока не разожгут огонь и не станут бросать в него книжки и кричать, что дьяволово отродье должно умереть!

От изумления я чуть не выронила ребенка.

– Сашенька, милый, что ты такое говоришь?! – бормотала я по-русски и по-английски, но он мне отвечал на родном языке, словно начисто забыл русский.

В общем-то, это было к счастью, потому что Любаша таращилась на нас во все глаза.

– Перестели-ка ему постель, – приказала я, – смотри, как все сбито!

Любаша взялась натягивать простыни и отвлеклась от нас.

– Расскажи мне, что случилось? О чем ты? – прошептала я. – Чего ты боишься?

Он сбивался, путался в словах, но все же я кое-как поняла, о чем он говорит, и вся похолодела от ужаса. Это были его ранние воспоминания, и они оказались так страшны, что просто диво, как рассудок маленького мальчика справился с ними… теперь я понимала, отчего Алекс так замкнут, нелюдим и так всех боится.