Соседки - Сергей Никшич

– Что ты делаешь тут, сыночек? Ведь болото это опасное, вода в нем студеная, и нечистая сила совсем тут распоясалась… Рассвета дождись и осторожно, по кочкам, уходи отсюда да не оборачивайся, кто бы тебя не звал, оглянешься – останешься тут навсегда.

Ласково посмотрела мать на своего сыночка и исчезла в ночном мраке.

А Хорек лежал на сырой траве ни жив ни мертв, но тут далеко, за лесом, начали прокашливаться петухи и первые лучи вечно юного светила стали прорезать ночную тьму, и он, не оборачиваясь, как наказывала ему маменька, стал по кочкам прыгать по коварному болоту, проклиная нечистую силу, заманившую его в самую топь.

Но тут он услышал ласковый голос своей маменьки, которая звала его:

– Сыночек, помоги мне, запутались мои ноженьки в трясине, вытащи меня, не дай мне утонуть на потеху нечистой силе!

И уже было бросился Хорек на помощь своей родительнице, как в последний момент сообразил, что это чертяка заманивает его, и, не оборачиваясь, продолжил свой путь. Пришел усталый и мокрый к своему шалашу, залез в него и забылся тяжелым сном. И проспал наш пасечник целый день, но когда открыл глаза, то увидел, что возле него сидит Параська, а она тогда была девка видная, хотя и худая, и кончиками своих пышных волос щекочет его и хохочет от души.

А Хорек, хотя он и заглядывался на Параську, как заглядывался на любую особу женского пола, попадавшую в его поле зрения, никогда прежде с Параськой не заговаривал и был весьма даже удивлен, что она находится возле него и к нему ласкается.

– Что ты делаешь тут? – спросил ее Хорек, который после ночных приключений был совершенно не расположен к проделкам с девушками и мечтал только о том, чтобы добраться живым до своей хаты, отмыться от болотной гнили, а потом опрометью броситься в церковь ставить свечку и просить батюшку помолиться за упокой души маменьки, которая и с того света протягивает руку помощи своему беспокойному чаду.

– Да вот пришла поговорить с тобой, – отвечает ему Параська, – уж очень ты мне приглянулся. Но в селе мне к тебе не подойти – кругом завидущие глаза и уши. Ославят потом девушку на весь мир и сплетен таких напридумывают, что хоть из дома убегай. А здесь мы с тобой одни… Совсем одни.

И расстегивает она блузку, и груди ее – белые голуби – выпархивают на свободу, и Хорек, предвкушая блаженство, прижимает ее к себе и гладит ее, забыв о наставлениях маменьки, но тут рука его, которой он гладил Параську, нащупала под ее пышной прической два выступа и пасечника нашего прошибает холодный пот, ибо он понимает, что в объятиях сжимает черта, который решил его погубить. А тот догадался, что пасечник его раскусил, и глаза его загорелись, как раскаленные угли, и он уже было приготовился убить ненавистного ему христианина, как пасечник пробормотал святую молитву, которой его научила опять же маменька, и черт исчез, оставив после себя только смрадный запах серы. А пасечник ни жив ни мертв рванулся к своей лошади, чтобы немедля погрузить на нее ульи да убраться подобру-поздорову в село, пока не одолела его нечистая сила. Но лошадь, старая да убогая, которую он неоднократно жаловал ремнем по худым ребрам, чтобы придать ей бодрости, смотрит на него своими печальными глазами и говорит ему человеческим голосом.

– Как ты смеешь просить меня о помощи, если ты всегда измывался над моей старостью и слабостью и бил меня, словно кнут заменяет душистое сено? Будь ты проклят на веки веков вместе со своей жадностью и бездушием! Пусть ты сам превратишься в лошадь, и пусть стегают тебя по ребрам те, кому достанется та ленивая кляча, в которую ты превратишься!

И лошадь исчезла, а Хорек вдруг ощутил на себе узду и сообразил, что это уже его запрягли в телегу и что теперь возить ему ее до конца своих дней, пока он не свалится от слабости на краю пыльной проселочной дороги и не испустит дух. И слезы заструились из глаз клячи, в которую он превратился, но спасения не было. А тут на краю поляны, где расставлены были ульи, появилась настоящая Параська со своими родителями. Они собирали чернику и во весь голос проклинали бесполезных юношей, которые не обращают внимания на Параськину красоту. Увидев ульи и повозку, они окликнули было Хорька, а затем заглянули в шалаш и увидели, что тот пуст.

– Волки загрызли повесу, пьянчугу и драчуна, – сказала будущая Хорькова теща. – И правильно сделали, ибо он только оскверняет собой землю. А ульи и нам пригодятся.

И она приказала супругу грузить их на телегу, что тот и сделал, изрядно при этом попотев и приняв несколько укусов пчел, которые, во-первых, не были готовы к перемене хозяина, а во-вторых, не хотели возвращаться в скучное село из душистого леса. Надо при этом сказать, что даже Хорек, которого уж никак нельзя было упрекнуть в попустительстве старой кляче, отвозил в лес ульи в два захода, чтобы она не сдохла по дороге и ему не пришлось бы раскошеливаться на новую лошадь. Но подобные мысли не пришли в голову родителям Параськи, и все ульи были погружены, а сверху на них уселись и они сами, а Параська взяла вожжи в руки и ну погонять четвероногого Хорька, чтобы тот сдвинулся с места. А тот, как ни кряхтел, как ни фыркал, но тяжеленная телега словно приросла к поляне и не желала сдвинуться с места, и Параська, которую даже ее близкие подруги не заподозрили бы в избытке милосердия, окончательно потеряла терпение и так врезала по Хорьковым ребрам кнутом, что того словно ударили током, и он рванул из всех сил, и телега медленно поползла по мягкой земле. Упряжь глубоко врезалась в тело несчастного пасечника, и вскоре уже кровь заструилась по его плечам и дождем стала падать на дорогу. На запах крови набежала стая волков, которые, увидев двух стариков да молодицу, окончательно рассвирепели и решили сожрать заживо всю компанию. Но Хорек, которому не пришло время умирать, вдруг бросился бежать, не обращая внимания на волков, которые то и дело норовили куснуть его. А Параська теперь уже обратила свое благосклонное внимание на серых бандитов и хлестала их из всех сил кнутом, норовя попасть то по морде, то по глазам, а те выли, но не отставали. И кто знает, чем закончилась бы эта схватка, если бы на дороге не показались лесники. Несколько выстрелов расставили нужные акценты, и волки, повизгивая, как побитые собачонки, отступили в лесную чащу. А Хорек дотащил телегу до Параськиного двора, да и свалился. Но Параське и ее родителям было на него уже наплевать – они разгрузили ульи и стали звать соседей, чтобы те помогли увезти мертвую клячу за околицу села, чтобы там уже волки да вороны сделали свое дело. Но соседей дома не оказалось, и они отправились в корчму за подмогой. Но тут словно кто-то бальзамом смазал Хорьковы раны и он открыл покрытые смертной пеленой глаза и увидел опять же ласточку, которая носилась над ним и поливала его своими горючими слезами. И каждая слезинка придавала ему сил, и вдруг он почувствовал, что опять превращается в человека, и разодрал на себе лошадиную шкуру и вышел из нее в тот самый момент, когда пьяные мужики с родителями Параськи уже входили во двор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});