Чумная Полли и маскарад (СИ) - Татьяна Лаас

иду в катакомбы.

— Меня окружают маньяки… — трагическим голосом прошептал Роб и уже громче спросил: — Тебе-то зачем⁈ Ты — мозг операции, Ник — безбашенные руки, я охрана и обеспечение.

Эван все так же спокойно пояснил:

— Я иду затем, что тебе и так известно — я иду, чтобы вычислить контрабандистов потенцозема. Их не нашли на поверхности. Значит, их надо искать под землей. Вопросы?

— За тобой будет слежка, как за суперин…

Эван потер висок и терпеливо напомнил:

— Роб, я уже не суперинтендант. Тебе это известно.

— Да-да. Якобы попытка убийства этой трусливой твари, которая почему-то носит звание заместителя комиссара полиции, дорого тебе обошлась… Но, Эван, для Аквилиты это ничего не меняет. Ты развлекаешь свою невесту — ты же давно это планировал. Все. Может, это вообще последний шанс у тебя показать Виктории свою любовь.

— Это не обсуждается.

Роб пробурчал:

— Маньяки, как есть маньяки. Один медицинский, второй…

Его слова заглушил длинный гудок паровоза — поезд прибывал на станцию.

Роб отодвинул штору и тихо сказал очевидное:

— Серая долина.

Поезд сбавлял скорость, медленно вползая на станцию, где уже были накрыты столы с чаем и легкими закусками для уставших пассажиров. Разговор замолк.

Ник встал, натягивая пальто и шляпу — он собирался зайти на вокзал перед длинным перегоном. Эван тоже поднялся, поднимая с пола корзину с цветами. Роб замер:

— Не понял… Я думал, это для Виктории…

Ник вздохнул — он тоже ничего не понимал, но предпочел промолчать.

Эван, дождавшись, когда поезд окончательно остановится, сказал:

— Это в память о погибших в Серой долине.

Роб переглянулся с Ником — им было известно, что Эван ни разу не участвовал в дне Поминания Тонкой Золотой линии в Олфинбурге, так что же изменилось здесь?

Проводник на станции орал, снова и снова напоминая:

— Леры и неры, остановка сокращена! Всего четверть часа! Поспешите, леры и неры! Остановка сокращена!

Эван, игнорируя накрытые столы, твердым, военным шагом дошел до края платформы, поднялся на смотровую площадку и подошел к невысокой, скромной, не то, что в Олфинбурге, стеле. Тут даже имен погибших во имя короля и страны не было — просто бы не вместились.

Холодный ветер бросал в лицо снег и потенцитовую пыль. Далеко в долине взрывались яркие молнии — энергия эфира тут бушевала и никак не успокаивалась, словно души погибших чего-то требовали от живых. Возможно, они просто просили почтить их память.

Эван поставил корзину у стелы и опустился на одно колено, тихо шепча молитву Сокрушителю, чтобы он верно хранил души отдавших жизни за свободу страны. Правую руку, как и положено, Эван прижал к сердцу.

Ник и Роб, переглянувшись, тоже опустились следом, вторя молитве Эвана. Погибших в Серой долине уважали все. И помнили все. Это только Эван в Олфинбурге игнорировал этот день. Или… Роб задумался: он игнорировал всего лишь памятник? Это совсем разные вещи.

Уже в поезде, когда паровоз набирал ход, Эван сам разорвал странную тишину — не хочется в Серой долине вести глупые светские беседы:

— В Тонкой Золотой линии, кроме верных сыновей Тальмы, были и недостойные, как считают наши власти, памяти… Там было тридцать пять женщин. Двадцать восемь осужденных на запечатывание и на последующую смертную казнь ведьм и семь женщин, добровольно сознавшихся в том, что они ведьмы, ради того, чтобы защитить страну. Моя тетя… Я не знал, что с неё слетела печать. Я не знал, что она магиня, хотя мог бы догадаться — магия всегда была в нашей семье… Августа, баронесса Ровенширская, вопреки мужу, добровольно поехала вместе с осужденными ведьмами и приняла смерть вместе со всеми ради страны и короля. А король не счел нужным даже упомянуть тридцать пять женских имен, словно от него убудет. Словно это замарает честь воинов, отдавших жизни наряду с женщинами. Словно то, что воины стояли вместе с ведьмами, чем-то унизит их. Словно ведьмы не отдали свои жизни ни капли не задумываясь. Они же могли сбежать под шумок, но остались в общем ряду, потому что иных магов не было. Мы с отцом уже четверть века пытаемся восстановить справедливость и заставить страну узнать о тридцати пяти женщинах-героях, но нам лишь твердят, что они были ведьмами… Вот так…

Ник промолчал, а Роб вздохнул:

— Мир их душам. Прости, я не знал…

— Никто не знает, — пожал плечами Эван. — И еще… Планы немного изменились — по прибытию в Аквилиту, вы едете в гостиницу, а я направлюсь в инквизицию.

— Будет еще слишком рано, — напомнил Ник. — Ты можешь разозлить своим визитом инквизитора, Виктории легче от этого не станет.

— Станет, — возразил Эван. — Я не хочу, чтобы какая-то тварь пугала Вики дольше необходимого… Да, Вики, вы не ослышались. Не хочу, чтобы Вики даже узнала, что на неё донесли в инквизицию. Чем быстрее я решу проблему с инквизицией, тем лучше. Так что пусть этот адер Дрейк пеняет на себя.

Роб качнул головой — он был согласен с Ником: ранние визиты никому не поднимают настроения.

Эван же продолжил:

— Я не хочу, чтобы этот ужас Вики продолжался и продолжался. Ей с шести лет храм не дает спокойно жить. С первым же подаренным механитом, а это были всего лишь часы с компасом и фиксатором, её стали таскать на проверки печати, подозревая, что она сорвалась. Дошло до того, что отец добился вмешательства короля — только это остановило попытки инквизитора отца Корнелия от постоянных проверок печати. На Вики есть печать — Ник не даст соврать, его отец даже перед поездкой в Аквилиту проверял — печать на месте, но какая-то гнусь все равно написала на Вики донос.

Роб чуть кашлянул, и Эван зло улыбнулся:

— Да, Роб, я тоже подозреваю, что гнусь надо искать в разведке или у комиссара под боком — ничем иным я объяснить вызов инквизитора не могу.

— Значит, будет еще одна дуэль, — вздохнул Роб.

— Не бойся, я найду другого секунданта.

— Прибью, Эван! Я от друзей не отказываюсь. И гнусь надо давить сразу, чтобы другим было неповадно… — Робу с трудом удалось не загреметь в тюрьму