Здравствуй, нежность - Дэни Вестхофф

Воображение, добавляла она, это то, что позволяет нам поставить себя на место другого человека и задуматься: «Гляди-ка, а ведь я был неправ или не придал этому особого значения».

С выходом книги «Здравствуй, грусть» моя мать довольно рано обнаружила для себя, что кино может стать потрясающим способом самовыражения, особенно если его делают такие титаны, как Орсон Уэллс, которого мать считала истинным гением американского кинематографа. У него «в глазах был тот особенный, негасимый блеск», присущий исключительно выдающимся личностям. Моя мать была поклонницей творчество Висконти, Феллини, Трюффо, Лоузи, Манкевича, а некоторые фильмы она любила особенно: «Пусть зверь умрет» Шаброля, «Соседка» Трюффо, «Посредник» Лоузи, «Гражданин Кейн» Уэллса, «Смерть в Венеции» Висконти (этот фильм нравился ей куда больше «Гибели богов», что всегда вызывало у нас яростные споры). Она также очень любила комедии и вместе с братом Жаком увлекалась творчеством Лорела и Харди.

Эти знаменитые американские комики пришлись по вкусу и Морису Роне, хорошему другу моего дяди. У него дома стоял огромный проектор, и мы частенько приходили к нему всей семьей, чтобы посмотреть «Тупоголовых»[36] или «Брата дьявола».[37] Помимо фильмов с Лорелом и Харди больше всего мать веселилась, когда смотрела «Вечеринку» Блейка Эдвардса. Особенно ей нравился персонаж Питера Селлерса — комичный метрдотель, выпивавший каждый бокал, который у него отказывались брать, и в конце концов рухнувший среди гостей мертвецки пьяным. Моя мать обожала «Продюсеров» Мела Брукса, который, вопреки всем ожиданиям, имел оглушительный успех. Но я также помню крайнее разочарование, которое она испытывала после просмотра премьерных показов некоторых фильмов. Взять, к примеру, картину Джейн Кэмпион «Пианино» — его мать описала как фильм, в котором две молодые особы, вырядившиеся в кринолины и крохотные туфельки, барахтаются в грязи. Не менее скучным ей показался «Английский пациент». Она сочла его слишком затянутым (хотя, я думаю, то же самое она могла бы сказать о любом фильме, длиной почти в три часа), но при этом она отметила, что одноименная книга Майкла Ондатже, по которой был снят фильм, ей очень понравилась.

Несмотря на то что моя мать на публике вела себя предельно корректно, неприятности, связанные с киноиндустрией, случались с ней довольно часто. Так, например, она допустила ужасную оплошность, заявив в одном из кафе квартала Ля Понш в Сен-Тропе, что она не понимает творчества Пазолини, что его фильмы кажутся ей унылыми, а порой даже гнусными. Спустя несколько минут сидевший напротив нее мужчина встал и представился: «Пьер Паоло Пазолини, очень приятно…»

Сегодня я понимаю, что требования моей матери к кино были куда выше, чем к любому другому виду искусства. Действительно, гораздо легче отложить в сторону скучную книгу, чем выйти из зала кинотеатра. К театру она относилась более лояльно, но только если постановка не была в современной трактовке — такие спектакли мать на дух не переносила. Ей всегда нравилась классика: Расин, Шекспир, Корнель или Оскар Уайльд.

С миром театра мать познакомилась лично, когда помогала ставить свою пьесу «Замок в Швеции». Именно тогда она воочию увидела сцену, актеров, побывала на репетициях и премьерном спектакле, ощутила то невероятное переживание, когда в первый раз поднимается занавес. Ей было знакомо это удивительное чувство восторга, когда артист читает ваш собственный комедийный текст, а зал начинает смеяться, но вы храните молчание, укрывшись ото всех в тени ложи, не в силах проронить ни звука. С кино у моей матери никогда не возникало столь же теплых отношений. Не то чтобы она считала этот вид искусства менее достойным — вовсе нет, — просто она была от него далека. Возможно, виной тому определенные сложности, возникающие при создании фильма, огромное количество подготовительных этапов и людей, занятых в съемках. Я думаю, что ее любовь к кино (за редким исключением) никогда не была особенно сильна.

К тому же, в отличие от театра, мать не всегда была довольна тем, как экранизировали ее произведения. Именно из-за многочисленных и всевозможных стадий, которые нужно пройти тексту книги, чтобы стать полноценным фильмом, из-за многочисленных подготовок и прочих сложностей, определить степень успешности той или иной картины было крайне сложно. В театре сразу же чувствуешь, нравится зрителям спектакль или нет, достаточно лишь понаблюдать за реакцией зала. Если пьеса не имеет особого успеха, вероятнее всего, постановка неудачна или же актер плохо играет. Иными словами, причина неудачи чаще всего кроется на сцене, так что «виновника» вычислить гораздо проще.

Первая экранизация одного из романов матери ознаменовалась полнейшим провалом. Ей совершенно не понравился фильм «Здравствуй, грусть», снятый Отто Премингером, поскольку персонажи, интрига и динамика повествования совершенно не соответствовали книжной версии. Даже основные сюжетные линии, которые режиссер почему-то адаптировал, оказались не такими развернутыми и глубокими, какими представлялись на бумаге. Возможно, персонаж Сесиль и впрямь оказался слишком неоднозначным для экранизации…

Фильм «Здравствуй, грусть» был лишь началом долгой череды кинематографических взлетов, падений и моментов затишья. Вспомним последние работы: экранизации «Смутной улыбки» (режиссер Жан Негулеско) и «Женщины в гриме» (режиссер Хосе Пинейро) были явно неудачными. А вот работа Анатоля Литвака в фильме «Любите ли вы Брамса?», напротив, пришлась моей матери по душе. Я же хотел бы отдельно отметить замечательный актерский состав: Энтони Перкинс, Ингрид Бергман, Ив Монтан. Перечитывая страницы книги, я всякий раз представляю себе их двоих — Перкинса и Бергман — возвращающихся в кабриолете из Булонского леса…

Но самым удачным, с точки зрения моей матери, оказался фильм Алена Кавалье «Смятение» (1968) с Катрин Денёв и Мишелем Пикколи. По ее мнению, именно этот фильм лучше других предавал настроение и идею ее книг. Лично я посмотрел его очень поздно, но сейчас могу подтвердить, что авторский текст и атмосферу повествования режиссеру удалось отразить просто замечательно. Текст был адаптирован для фильма просто блестяще, кроме того, режиссеру удалось очень точно передать время, в котором буквально растворяются персонажи. Моя мать всегда говорила, что время вместе с пространством — это единственная истинная роскошь. В фильме Кавалье, по мнению матери, был соблюден наиважнейший элемент — свобода персонажей от материального времени.

Менее чем два года спустя Жак Дерэ экранизировал книгу «Немного солнца в холодной воде». Мать была очень довольна фильмом, утверждая, что его сюжет практически повторял книгу. Зная, как ей был дорог этот фильм, а также предполагая, что его копии обязательно должны лежать где-то в шкафу — в чем я практически не ошибся, — я связался с правонаследниками Жака Дерэ. Я хотел, чтобы фильм наконец был «снят с полки» и не был забыт, как случилось уже со многими вещами, связанными с именем Саган. Встреча с правонаследниками режиссера подарила мне несколько новых копий фильма, которым я планирую дать вторую жизнь. До недавнего времени я ни разу не смотрел «Немного солнца в холодной воде», потому что в 1971 году, когда он только появился, я был еще слишком юн, чтобы понять взрослую, да к тому же еще и трагическую историю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});