Знак Сокола - Дмитрий Хван

Пишет тебе Вячеслав Андреевич, Божиею милостию, князь Ангарский, Амурский и Зейский, Царь Даурский, Царь Солонский, Великий Князь Тунгусских земель и иных землиц государь и обладатель. Второго дня прибыл гонец твой царский Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, да привёз людишек, тобой посыланных, за что тебе благодарность наша сердечная. Однако средь людишек тех христьянского пашенного люда всё меньше стало, а тако же посол твой, Афанасий Лаврентьевич, сказывал, что-де не позволяет тебе, Великий Царь, Церковь наша обчая Православная людишек христьянских болие присылывать. Отчего у нас печаль в душе образовалась. Ведомо нам, что многолюдные Смоленск и Полоцк ты себе у ляха взял, да желаешь у свея поганого древние отчины тако же под руку свою высокую привесть. С тем и мушкетов наших желаешь во множестве да пушек. По доброте нашей, да по блаженные памяти желание твоё мы исполним сей раз, а болие ничево исполнять не будем. Оттого что людишек ты нам присылывать не желаешь. И злата и серебра давать тебе не будем.

А ещё в прошлом месяце опосля того воровского нападения казачков на Зейский наш на острожек, о коем тебе, Великий Царь, было говорено, сызнова воровское нападение учинилось. Близ Дукинского зимовья на Омуре-реке людишки пятидесятника Мартына Васильева моего убили человека, а за то я взял у него пять человек. А ежели ещё раз такое преступление случится, то я буду острожки те огню предавать, а людишек тех к себе уводить.

А коль такое огорчение меж нами учинилось, то я, князь Ангарский, желаю опричь слов недобрых и слово своё доброе молвить. Ежели дозволишь ты, Великий Царь, в Новагороде Низовских земель факторию ангарскую открыть, где бы мочно нам было людишек охочих нанимати, да где бы товары, что тебе надобны, складывать, то промеж нами и любовь бы великая учинилась, как и прежде. И Божиею милостию Святейший кир Иосиф супротив оного стоять не будет, потому как принужденья люда христьянского нету вовсе. А что до шведской войны, так мы желаем помочь тебе учинить и оружием и службой. По весне уйдём мы из ангарских пределов с обозом великим и полковником нашим и иными людьми, дабы свея побить накрепко, да твои же отчины у него вернуть тебе на века. А с письмом оным к тебе прибудут люди мои верные, с коими мочно и разговор весть.

А уложена бысть и написана сия утверженная грамота за руками и за печатями великого князя нашего Вячеслава Андреевича, в княжествующем граде Ангарске, 7151-м году от создания мира, дня 11-го, месяца октября».

Глава 9

Маньчжурия Осень 7151 (1643)

Бескрайние леса, полные зверья, да чистые реки, кишащие рыбой, — громадные территории пролегали от пределов маньчжурского государства Цин до ангарских поселений на Амуре. Населённые кочевыми и осёдлыми народами, не имевшими никакой государственности, они и не представляли никакого интереса для маньчжурского императора. Главное, чтобы на севере было спокойно и мирно да шла в Мукден соболиная дань.

С начала осени, когда внезапно умер великий Абахай, уделять должное внимание северным варварам, снова начавшим мятежи, стало некому. Маньчжуры раньше совершали походы к Амуру, но не пытались здесь закрепиться, лишь на время оставляя в устьях рек небольшие заставы. Сейчас же твёрдое решение северной проблемы казалось под большим вопросом. Новый император Фулинь был ещё слишком мал, чтобы править империей маньчжуров. Регентам двора, принцам Доргоню и Цзиргалану, этой весной было решительно не до Амура. Все их помыслы были связаны с тем, чтобы ворваться в столицу раздираемой гражданской войной династии Мин, утвердиться там и начать завоевание разваливающегося на куски государства, чьи жители только и мечтают о спокойной жизни. Маньчжуры же, по мнению Доргоня, способны дать им это спокойствие.

Уже шестнадцать лет продолжалась гражданская вой на на северо-востоке Китая. Крестьянский вожак мятежников Ли Цзычэн, присвоивший себе титул князя Шунь, многие годы терзал слабеющую китайскую армию, зажатую в клещи. С одной стороны были маньчжуры, уже вплотную подошедшие к Китайской стене, а с другой — крестьянская армия, находившаяся в опасной близости к столице империи Мин. В состав армии Ли Цзычэна переметнулось уже немало отрядов китайской армии и пекинских сановников.

В этот решающий для Цин момент некому было заниматься проблемами далёкого Амура, где бузили какие-то варвары. Лишь мукденский дутун мог помочь с организацией нового похода. К осени удалось собрать почти десять тысяч воинов, да ещё небольшое войско, состоящее из двух тысяч аркебузиров и тысячи лучников, должен был прислать к развалинам нингутинской крепости корейский ван Ли Инджо. Насколько смогли бы помочь своими дружинами маньчжурам верные варвары, обитавшие на Сунгари, в Мукдене не было известно.

Последнее время всё меньше собиралось дани, всё меньше варваров приходило с Сунгари для обменов. Слишком медленно восстанавливалась разгромленная варварами Нингута. Это весьма заботило чалэ-чжангиня. Ходили слухи, что на Амуре будто бы существуют целые городки христиан, где они обращают в свою религию живущих среди них амурцев да торгуют с ними. А это очень опасно, никак нельзя позволить врагу набраться сил и прочно утвердиться на реке Чёрного Дракона. Надо строить новые крепости на Сунгари, посылать армию для разорения вражеских городков. Но откуда взять силы?

Мукденскиий дутун после долгих размышлений решился и велел позвать лучшего писаря из дворцовой канцелярии, чтобы тот начал писать послание к принцам-регентам.

Дорога на Нингуту Сентябрь 7151 (1643)

Сотни лошадей, мулов и быков тянули множество повозок войска, идущего вдоль верховьев реки Хурха. Сотни воинов шли к маньчжурской крепости, северному форпосту империи. Пересекая реку Сунгари, что несла свои воды на север примерно на полпути до Нингуты, Дюньчэн решил расширить существующее здесь поселение до полноценного городка и назвать его Гирин. Следуя советам мукденского дутуна, военачальник оценил местность и, найдя её подходящей, приказал устроить также тут верфи. Флотилия маньчжуров, потерявшая изрядно кораблей в неудачной битве с северными варварами, требовала пополнения. Верфи и причалы, укрытые лесами от варваров, были необходимы, чтобы в будущем принимать войска и обозы, идущие от Мукдена. А корабли, которые будут здесь, в Гирине, построены, существенно упрочат положение империи на севере.

Пока же все мысли Дюньчэна были связаны со скорой встречей с семьёй. В Нингуте его ждали почтенный отец и мать, любимая жена Эрдени да двое детишек. Лишь после семьи его занимало собственное положение. Он понимал, что его назначение в северные земли — это несомненное понижение по карьерной лестнице. Ведь там, близ столицы династии Мин, решалось очень многое. Пекин, по сути, был обречён, и его взятие маньчжурским войском было вопросом времени да итогом удачных переговоров с минскими военачальниками. Бесспорно, великий хан Абахай сделал очень много для упрочения положения Маньчжурской империи. Здесь же, на севере государства Цинн, от Дюньчэна ждали лишь показательного разгрома мятежных варваров. Как говорил Лифань, любой результат, кроме громкой победы, станет роковым в судьбе Дюньчэна. Да он и сам знал, что больше ошибок на севере быть не должно, иначе среди варваров померкнет память о силе маньчжуров. Кстати, думал нингутский чалэ-чжангинь, этот неудачливый военачальник Лифань, лишь чудом оставшийся в живых после того, как погубил войско и флот, данные ему для победы, пытался запугать его силой христиан.

— Ну откуда у христиан может быть сильное войско? Ведь их морские корабли не могут перевезти многие и многие тысячи солдат и пушек на реку Чёрного Дракона, — говорил Лифаню Дюньчэн.

Да и в слухи о городках христиан он не верил — варвары явно преувеличивали. Они могли и единственную торговую факторию чужаков превознести в город, а то и в два. Военный чиновник знал, что христиане не живут в торговых факториях — они лишь временно приплывают из-за моря, чтобы торговать с прибрежными городами китайцев или маньчжуров. Оставаться могут лишь немногочисленные служители их Бога, что сеют разлад в умах людей. Вот варвары и посчитали дома христианского Бога за городки. Что с них взять, грязных лесных жителей?

Дюньчэн с неясной тревогой, ноющей в груди, оглядывал заросли елового леса, что тянулись вдаль, покрывая зелёным ковром холмы и сопки. Где-то впереди уже блестела серебряной нитью река Хурха, на которой стояла Нингута. Он хотел достичь крепости до осенних дождей, иначе дороги превратятся в труднопроходимые топи, полные чавкающей в воде грязи.

Войско Дюньчэна едва прошло половину пути до Нингуты, как навстречу ему вышел небольшой отряд воинов. Усталые, но полные упрямой решительности, некоторые из них преодолели непростой путь, даже будучи ранеными. Дюньчэн приказал войску двигаться дальше, не снижая темпа.