По Восточному Саяну - Григорий Федосеев

К счастью, туман скоро рассеялся, и я увидел далеко внизу по реке Бурку. Пытаясь перейти шиверу, куда его снесло течением, конь барахтался между торчащими из воды камнями, падал, прыгал и снова плыл.

Лебедева и Днепровского не было видно. Дождавшись, когда Бурка добрался до нашего берега, я сейчас же вернулся к своим, и через полчаса мы вместе с Самбуевым уже карабкались по утесам, пробираясь к месту, где вышел конь. Там мы увидели Лебедева и Днепровского. Лодка оказалась целой. Теперь нужно было подумать, как вывести коня наверх, ибо скалы, перехватившие берег, были для него недоступны. Способ, который тогда применили мои спутники, был поистине удивительным.

Скалистый откос, на который нужно было поднять коня, спадал к реке под углом в шестьдесят-семьдесят градусов. Лебедев сходил на стоянку за остальными людьми и захватил две веревки.

Я наблюдал за работой, еще не веря в благополучный исход. Командовал Днепровский. Сначала расчистили от леса и пней уступы, по которым предполагали поднять коня. Затем Бурку подвели поближе к расчищенной полоске и накинули ему на шею «удавкой» веревку. Второй веревкой подхватили коня сзади, и все люди, ухватившись за концы, поднялись наверх. Бурка, к моему удивлению, стоял очень послушно, как старая водовозная лошадь.

– Раз, два – взяли! – крикнул Днепровский.

Бурка встрепенулся. Петля до удушья стянула ему горло. Он задохнулся и, стараясь высвободиться из петли, как безумный бросался на скалу, но петля затягивала все сильнее. Задняя веревка, подхватив коня, тоже тащила его вверх. Казалось, что вытянутая до предела шея вот-вот перервется и огромная туша свалится вниз. Но этого не случилось. Удушье продолжалось всего несколько секунд. Зато оно породило в коне огромную силу и ловкость. Он, как дикий баран, сделав несколько прыжков, оказался наверху.

Я никогда не видел, чтобы лошадь была способна взобраться по такой крутизне.

Как только Бурка выбрался на скалу, с него мгновенно сняли веревку, но он еще долго мотал головой от боли.

Между тем вода в Кизире быстро мутнела. Поднимаясь, она стала затоплять берега. Поплыл мусор, запенились заводи. В тот момент, когда мы начали переправлять груз на другую сторону реки, из-за поворота выплыл огромный кедр, смытый водою с берега. Отбросив вперед мохнатую вершину и плавно покачивая густыми корнями, он своим появлением, будто глашатай, оповещал всех о начале весеннего паводка.

Переправа груза заняла несколько часов. Последним покинул берег Бурка. Его завели по реке как можно выше, а на противоположном берегу поставили на виду несколько лошадей. Как только заведенный в воду конь поплыл, с него сдернули узду, и он благополучно добрался до остальных лошадей.

Только теперь, оказавшись на левом берегу Кизира, мы вспомнили про голод. Теплый солнечный день опять поблек, притихли птицы, вершины гор спрятались под шапками тумана, небо затянули хмурые тучи, и холодный ветер предвещал дождь. А река продолжала пухнуть, мутнеть и, стачивая берега, вольно несла свои вешние воды в низовья. Наш груз, седла, одежда были мокрыми, и без просушки дальше идти было невозможно. Сырость вообще губительна в походе: мокрые потники на лошадях стирают спины, портятся продукты, одежда, снаряжение. Следует помнить, что сырость обладает удивительной способностью проникать внутрь вьюков, и никогда не следует полагаться на добротную упаковку. Нужно почаще просушивать, проветривать вьюки.

Лагерем расположились у реки, на пологом берегу, вблизи белоснежных берез, приземистых кедров и старых, обмытых дождем елей. В густой чаще молодняка росли черемуха и рябина. Старые стебли пырея, служившие единственным кормом для лошадей, густо покрывали землю. Редкий тальник, стелющийся узкой полоской по самому берегу Кизира, уже распушился и белым контуром отделил тайгу от реки.

Огромное пламя костра ласкало нас приятным жаром. Сушили одежду, постели, табак; всюду по поляне были разбросаны вьюки.

Несмотря на все неприятности этого дня, мы считали его удачным. Позади осталась переправа через Кизир, тревожившая нас последнее время. И действительно, опоздай мы на один только день, пришлось бы отсиживаться на берегу в ожидании, когда река смилуется над путешественниками и пропустит на левый берег.

Теперь, по словам Павла Назаровича, до Третьего порога не придется думать о переправе; наш путь лежал по левому берегу Кизира.

Я вышел посмотреть реку. В мутном потоке воды, словно резные челноки, перегоняя друг друга, проносились мимо смытые с берегов валежник, карчи и даже огромные деревья.

Река приподнялась и скрыла перекаты.

Наш берег более чем на два метра возвышался над водой, и бояться затопления было рано.

Спать разместились в одной палатке. Только Павел Назарович, как обычно, устроился отдельно под елью.

Удивительно приятно бывает в сырую погоду выпить кружку-две горячего чая и, забравшись на ночь в теплую постель, заснуть, забыв дневную суету.

Дождь, мелкий, как изморось, продолжал бесшумно ложиться на тайгу. На крышу палатки с хвои, будто слезы, падали крупные капли влаги.

Ровно в полночь в палатке вдруг загорелась свеча. Я выглянул из мешка. Павел Назарович стоял раздетый и стаскивал с Днепровского одеяло.

– Подымайтесь, ребята, беда пришла! – тревожно произнес он. – Все кругом затопило!

Все вскочили и, еще сонные, не разобрав, в чем дело, засуетились.

Я скомандовал немедленно рубить лабазы и складывать на них имущество. Ночь, темная, беспросветная, окружала нас. Костер давно погас. Самбуев бросился искать лошадей. Шлепая по воде, он лазил по рытвинам, падал, что-то бурчал, а через полчаса вернулся без лошадей, вымокший до нитки.

Кизир вышел из берегов и затоплял низкие места долины. Вода уже успела залить ямы, промоины и медленно наступала на образовавшиеся в лесу островки. Скоро под водою оказалась и наша стоянка. Поверхность воды сплошь покрылась мусором и мелким валежником. Лошади, видимо, не найдя более подходящего места, сами пришли к лабазам, на которых поверх груза разместились люди. А дождь не переставал, по-прежнему было темно и холодно. Мы то и дело выглядывали из-под брезента, пока наконец не заметили серую полоску рассвета.

Под напором встречного ветра тучи заволновались и начали быстро отступать на запад. Павел Назарович, поглядывая на небо, заулыбался.

– Тучи назад пошли – погода переломится, – ободрил он нас, и все повеселели.

– Вот она, Тимофей Александрович, жизнь-то наша экспедиционная, между небом и землей находимся, – вдруг обратился Алексей к своему соседу Курсинову. – Как на курорте: воздух чистый, аппетит невозможный, – продолжал повар.