Воины Крови и Мечты - Роджер Желязны

Черт с ними. Я пересек ринг. Рука взмыла вверх. С трибун послышались аплодисменты.

— Отключитесь и обновите фантом.

Я благодарно вздохнул.

Мой ВР-пульт откликнулся на реплику. Измордованный фантом растворился. На мгновение я очутился в своей каталке и тут же вновь возник на турнире. Боль, кровь, усталость — все исчезло.

Приветственные крики достигли крещендо. Должен признать, ощущение было чудесное. Но я помахал зрителям лишь для соблюдения формальности. В тот вечер был лишь один человек, чье одобрение много значило для меня.

Я направился к группе бойцов из моего додзё, стоявших возле ринга.

— Поздравляем, Бесстрашный, — кричали они.

— Теперь — в полуфинал! — добавил Кейт.

Я кивнул, улыбаясь, и вопросительно повернулся к мистеру Каллахану, который ожидал немного в стороне от остальных, скрестив на груди руки.

— Защищай лицо, защищай лицо, защищай лицо, — повторил сенсей, словно читая мантру. Его прервал нарастающий вой толпы. Обернувшись, мы увидели на ринге Монго в новом фантоме. Он смотрел на меня так, словно я был Великим Инкой, восставшим из мертвых. Развернувшись, он направился к южноамериканской делегации.

— До сих пор не верит в то, что проиграл, — тоненько чирикнул Кейт.

Я рассмеялся. Вскоре я уже полностью забыл об инциденте — сенсей принялся давать мне наставления касательно следующего матча. Мое тело наполнялось приятным, успокоительным теплом. Хотя комментарии Каллахана могли показаться излишне критичными, я знал им подлинную цену. Оставалось только надеяться, что у меня не слишком дурацкая улыбка на лице.

* * *

Через несколько часов я оказался победителем в своей категории, расчистив себе путь к двойному уровню А. Все это время я буквально летал. После турнира я оставался в зале до последней возможности, принимая поздравления.

Всегда трудно покидать виртуальную реальность. Если бы на пульте не стоял предохранитель, препятствующий постоянному использованию, да если бы плата за доступ не была так высока, я бы девяносто процентов времени, кроме сна, проводил бы в фантоме. Вы бы тоже так делали, будь у вас тело, подобное моему.

Букет ароматов стал проникать мне в ноздри по мере того, как обоняние, подавленное во время пребывания в виртуальности, начало восстанавливать остроту. С кухни приплыли воспоминания о жареном луке, из холла внизу — намеки на плохо смытый унитаз, а ближе к телу мой собственный спортивный костюм давал понять, что его нужно бросить в стирку. Я потянулся, разминая мышцы, затекшие от долгого сидения в кресле, отсоединил ремешки и нейронный выключатель и покатил кресло к ванне, чтобы как можно скорее опорожнить мочевой пузырь. В ванне я не стал терять времени на разглядывание своего отражения в зеркале.

Затем я съехал вниз, направляясь к кухне и гостиной.

— Папа? — позвал я.

Молчание. Я поискал глазами записку на холодильнике. Ничего.

— Я победил, пап, — сказал я в пространство.

Ну что же. В конце концов, все не так уж плохо. Отец мог не одобрять моего интереса к боевым искусствам — он называл их «кровавым спортом», — но всегда давал мне возможность заниматься ими, причем еще до того, как мне исполнилось восемнадцать.

Он никогда так не баловал моего старшего брата Беннета, но Беннет не был лишен обеих ног, как я. Причем лишился я их в результате папиной пьяной езды.

Перекусив, я вернулся к себе в комнату и прокрутил видеозапись последнего матча. На экране долговязая, подвижная версия меня самого — настоящая боевая машина — наседала на Руиза. В записи мои движения выглядели хуже, чем казались мне на ринге. Монго смотрелся выгоднее, особенно хорош был удар, раскрошивший мне зубы.

Руиз сделал это так легко. Это был даже не удар в стиле карате, он просто молниеносно выбросил руку вперед на 10–12 дюймов.

Его движение заворожило меня. Мне следовало бы быть хорошим мальчиком и поупражнять свое реальное тело на тренажере, но я все не мог оторваться от экрана, стараясь разработать стратегию, которая помогла бы мне в следующий раз, когда я встречусь с опытным боксером. Я не мог позволить себе быть слабым. Я был на пути к успеху. За мной наблюдал сам Калла-хан, непревзойденный чемпион Токийского международного турнира Мастеров Карате в неограниченной весовой категории, важная шишка. Он не просто терпел мое присутствие на занятиях, не просто шутил со мной. Он обращал на меня внимание. Двое из его старших студентов даже говорили мне, что он пестует меня как наследника. Ему уже недолго осталось, скоро на покой. Правда, никому так и не удалось побить его, но ему уже исполнилось восемьдесят два. Можно ли уйти более достойно, чем позволить одному из собственных учеников занять свое место?

Я еще не стал его преемником, но мог бы им стать. В следующем сезоне двойной А, затем тройной А, затем сетка мастеров. На моем пути стояло множество бойцов, но я знал, что в конце концов смогу побить их всех.

Входная дверь распахнулась.

— Я здесь, пап, — позвал я.

Погруженный в свои грандиозные планы, мысленно прокручивая в замедленном темпе события матча, я не обратил внимания на шаги в коридоре.

И вдруг моя голова мотнулась в сторону, щека раздулась, и по подбородку побежала кровь. Кресло закружилось вокруг своей оси.

Монго навис надо мной, оскалив зубы; его настоящее тело было столь же устрашающим, как и фантом.

— Ни одному калеке не позволю себя дурачить, — сказал он по-испански и ударил еще раз.

Моя голова вмялась в подголовник. Зубы — настоящие зубы — запрыгали по языку и нёбу.

Мои рефлексы, отточенные виртуальными боями, мгновенно включились. На второй удар Руиза я уже поставил блок. Моя техника и реакция были безупречными, а настоящие руки почти такими же сильными, как у фантома, но это не очень-то помогало. Без ног я не мог отскочить назад, не мог сделать вращение. Я заблокировал два удара, промахнулся, заблокировал четвертый, а потом потерял контроль.

Бум — нос всмятку. Брызги крови ослепили меня. Изо рта вырвался хрип; я не мог удержать его.

Подсознательно я ждал, когда система безопасности отключит меня. Все, что я чувствовал, — это боль, боль, боль… Сквозь нее до меня доходил лишь запах и вкус крови, напоминая, что это не виртуальная реальность. Спасения не было.

— Ну как тебе, калека? — прошипел Руиз. — Думаешь, ты и этот бой выиграешь?

Он продолжал избивать меня. Мои руки бессильно повисли — не осталось сил держать их на весу. Внутри черепа катался какой-то колючий шар.

Я понял, что он не собирается останавливаться. Монго перешагнул границы того мира, где правит разум. Он хотел убить меня и лишь сдерживал силы, продлевая мои страдания, но в его намерения, несомненно, входило бить, пока я не умру.

Не знаю, сколько раз обрушивались на меня его кулаки, пока я не осознал окончательно, в какой опасности нахожусь. Лишь адреналин поддерживал крохотный островок сознания, за который я цеплялся. Наконец я почувствовал, что скатываюсь в какой-то туннель. Вслед за мной прокатилось эхо моих собственных рыданий и отдаленный хлопок, напоминающий выстрел.

Я медленно приходил в себя, прорывая пелену боли. Запах антисептика и чистого постельного белья просочился через тампоны и бинты, закрывавшие нос. Распухший язык неприятно вжимался в обломки зубов. Я разглядел шланг капельницы, входящий в левую руку. Нижняя челюсть была скреплена проволокой.

Я открыл глаза. Со стула поднялся отец и склонился над кроватью. В дальнем углу сидел бледный и худой человек с белой головой, которого я никогда не видел.

— Больница Кайзера, — объяснил отец. — Ты был без сознания почти восемнадцать часов.

Я зажмурил глаза. Чувство ошалелости, очевидно, происходило от анальгетиков, решил я. И все же их было явно недостаточно.

— Монго? — промямлил я. Слова, протискивающиеся сквозь скрепленную проволокой челюсть, распухшие губы и раздутый язык, звучали, как у Джаббы Хутта без субтитров. Старик понял меня первым.

— Твой отец задремал в спальне. Его разбудил шум, — сказал незнакомец. Его голос пробудил во мне какие-то воспоминания. Может, это один из тех сиплых стариков из клиники физической терапии?

— Я выстрелил ему в задницу, — сказал отец.

Я моргнул, недоумевая, тот ли это человек, что вырастил меня.

— У тебя есть пистолет?

— Он остался у меня со времен «Бури в Пустыне». Я никогда не говорил, что насилие лишено смысла.

Век живи — век учись.

— Он… жив? — выдавил я. Мне было не совсем ясно, что я по этому поводу чувствовал.

— Разумеется, — ответил отец. — В тюрьме, арестован за нападение, избиение и попытку убийства. Ты можешь о нем не беспокоиться. Отсидит некоторое время, затем его депортируют в Перу. Он никогда не приблизится к тебе настолько, чтобы проделать это снова.