Шаг в четвертое измерение - Элен Макклой

Вначале вождь был только военачальником. Он не владел землей, она принадлежала членам клана, которые владели ею сообща. В Шотландии еще две сотни лет назад у некоторых вождей не было письменной грамоты на ту землю, которая считалась их собственностью.

Сейчас у нас 1945 год, таким образом, ровно двести лет назад, в 1745-м, — поражение первого вождя Карла при Куллодене привело к неизбежной англиканизации горной Шотландии, и клановая система в результате распалась, благодаря примененным англичанами разнообразным методам. Первый состоял в совращении клановых вождей с помощью роскоши и богатства. Когда они вступили в контакт с земельными английскими магнатами, то те, к их великой зависти, продемонстрировали им пространные списки своих арендаторов, которые и умножали их богатство и роскошь. Для вождей горной Шотландии существовал лишь один путь к обогащению — это вытеснить с крохотных земельных участков своих соплеменников, простых рядовых членов клана, которые возделывали землю без всякой науки, по старинке. А затем, объединив эти участки, создать крупные арендные овечьи фермы.

И это было сделано. Мои собственные предки здесь не были исключением. Именно таким способом они получили деньги для строительства Крэддох-хауза: это была идея шотландских помещиков-лаэрдов, — соорудить у себя что-то наподобие английского феодального поместья и украсить его венецианским стеклом и китайской парчой. Рядовые члены кланов жили на грани голодного умирания, но лаэрд все настойчивее требовал от них денег. Они были готовы платить ему двойную ренту, чтобы только не уходить с родной земли. Но двойная рента означала голодную смерть. Отказав в их просьбе, лаэрды прогнали их вон. На этом самом месте стояло девятнадцать домов. Знаете ли вы, что мы называем дымовые трубы иначе и считаем, что они не курятся, а «пьют». И в одной старинной бытующей в этой долине пословице говорится, что в одно прекрасное утро эти девятнадцать труб прекратили «пить». Сегодня вы можете встретить потомков этих лишенных состояния членов шотландских кланов на судовых верфях в Клайдсайде либо в конторах Нью-Йорка, Торонто или Мельбурна. Ибо они были лишены наследства. Они не были похожи на английских фермеров-арендаторов, потомков крепостных феодалов, которые выплачивали современному землевладельцу аренду на чисто коммерческой основе. Уже в 1745 году жители горной Шотландии стали свободными членами клана, традиционно являлись либо совладельцами земли вождя, либо его кровными родственниками — они носили его имя и сражались во время войны рядом с ним.

— Почему же тогда Рэбби Грэм утверждает, что «все Торкхиллы, проживавшие в этой местности, были ворами и убийцами»? — громко заметил я.

— Это объясняется поведением респектабельного буржуа и процветающего фермера по отношению к обездоленным рядовым членам клана, которых они вытеснили с земли. Что касается меня лично, — улыбнулся он, — то в течение тридцати семи лет жизни у меня не было ни малейшей перспективы стать лордом Нессом или Инвером, поэтому я был воспитан на радикальных идеях, как это часто случается с бедными родственниками. Потом, когда мне все же удалось добиться этого высокого титула, я попытался как-то компенсировать вот эти девятнадцать «труб», которые перестали «пить», когда в числе депутатов-лейбористов заседал в палате лордов, куда я иногда наведываюсь в качестве представительного шотландского пэра.

Тем временем мы подошли к верхнему мосту. Тело Шарпантье уже убрали, но инспектор Росс со своими людьми все еще находился на месте преступления. Он зашагал навстречу Нессу.

— У меня есть важное донесение, полученное от одного из моих констеблей, которых я направил к озеру. Человек по имени Блейн заперся на все замки и ни за что не хотел открывать дверь. Он подчинился приказу только после того, как Аласдер Мактавиш пригрозил ему арестом. Когда мои люди вошли в дом, то ничего подозрительного в нем не обнаружили. Блейн поклялся, что никогда не видел в глаза Джонни Стоктона и что не имел понятия, где он может в данный момент быть. Он подписал данные под присягой показания, которые Мактавиш доставил сюда.

Несс бросил взгляд на переданный ему документ.

— Хорошо, инспектор. Мы больше ничего не можем предпринять, пока не получим других свидетельских показаний в отношении Блейна. А это может произойти только после того как мы найдем Джонни. Пусть Мактавиш или кто другой не спускают глаз этой ночью с коттеджа, чтобы Блейну не удалось под покровом темноты ускользнуть. Если он предпримет такую попытку, то может вывести нас на Джонни, так как существует вполне очевидная связь между ним и мальчиком. Кстати, у вас есть какие-нибудь новости о Джонни?

— Никаких, хотя мы прочесали всю долину вдоль и поперек. Ангус Макхет твердит о «каких-то карликах» и прочей чепухе.

Маргарет Торкхилл встретила нас в коридоре, когда мы вошли в замок через двери со стороны реки. На ней была длинная до пят шелковая юбка и яркая шотландская накидка, которая удивительно шла к ее темным волосам и золотистым глазам газели, так как была желтого цвета с черными и узкими пунцовыми полосками. На шее у нее висело ожерелье из шотландского дымчатого кварца, цвет которого тоже удачно сочетался с дымчатой поволокой ее золотистых глаз.

Поклонившись представленному ей Уиллингу, она, взяв отца под руку, воскликнула:

— Боже, ты весь промок до нитки! Нужно немедленно принять горячую ванну и переодеться.

Повернувшись к нам, она сказала:

— Ну а вам я могу только предложить теплое местечко возле горящего камина и стакан черри, если вы не хотите примерить что-нибудь из отцовского гардероба.

— Мы не настолько промокли, — ответил Уиллинг. — К тому же существуют абсурдные, на мой взгляд, правила ношения военной формы в военное время.

— Если только вы посмеете их нарушить, я немедленно сообщу об этом адмиралу в Далриаду!

Она провела нас по длинной галерее, где я уже был сегодня днем. Огонь в камине нагрел угрюмые стены замка, а отбрасываемые им тени скрывали высоту сводчатого потолка. Ангус принес нам стаканы с черри. Почувствовав приятное жжение в горле и теплоту, накатывающуюся волнами из камина, мы сразу почувствовали себя отдохнувшими и посвежевшими.

Вскоре к нам присоединился Несс. На нем была шотландская юбка и обеденный пиджак. В таком костюме коротышка превращается в высокого человека, а высокий — в настоящего гиганта. Несс был высоким человеком; его разукрашенная в варварские цвета юбка, элегантно развевающаяся в такт шагу, скрадывала его худобу, делала менее щуплым, добавляла воинственности и отваги. Все это произвело на нас сильное впечатление. Однако вовсе не цвет юбки подчеркивал его воинственный вид, — скорее витавшая над ним аура неудачных дел старины глубокой, давнишних битв, образ которых неразрывно связан с этой юбкой, как будто шотландская кровь, пролитая при Флоддене, Куллодене и Гленсо, пропитала узкие темно-красные полосы, перечерченные полосками других цветов. Обед был накрыт в другой комнате с каменными стенами, окна которой выходили на реку. Никто не произносил за столом ни слова ни об убийстве Шарпантье, ни о побеге Джонни. Несс предусмотрительно уводил беседу от этой темы, разглагольствуя о пустяках. Знали ли мы, что первые юбки были одноцветного шафранно-желтого цвета, без поперечных полосок? Известно ли нам, что женщины клана приспосабливали свои старые накидки для шалей, что в тартанах всегда преобладал белый цвет? Что единственная женская накидка — тартан, дошедшая до наших дней, появилась в королевском доме Стюартов, — это был наряд какой-то забытой принцессы, который принц Карл принял по незнанию обычаев собственного клана?

На лице Маргарет Торкхилл появились первые признаки отчаянной скуки, которые всегда давали о себе знать, как только отец оседлывал конька шотландской истории или преданий. Но мне казалось, что я понимаю, почему сегодня веером ее отец разглагольствует об истории. Одно дело — говорить с ней об исчезновении мальчика, а другое — обсуждать убийство. Он был решительно настроен не втягивать ее в эти события, и это меня забавляло, так как она была куда более толстокожей и менее чувствительной, чем сам Несс. Я был уверен, что она без особых эмоций пройдет мимо покинутой деревни, в которой девятнадцать труб прекратили однажды «пить». В равной степени я был уверен, что он не смог бы удержать ее в стороне от расследования этого убийства, если бы она захотела принять в нем участие.

Уиллинг шел следом за Нессом, рассматривая на стене напротив портрет.

— Кто этот удивительный юноша? Я повернулся к висевшему на стене портрету. У юноши было запоминающееся лицо, обрамленное длинными темными волосами.

— Это знаменитый или печально знаменитый Кловер-хауз, или Блуди Клойверс, — все зависит от вашего произношения. Может, вы помните описание его привидения в «В странствиях Уильяма Тейля»? «Если рядам Кловерхауз, то прекрасно даже в аду».