Пленница в раю - Марианна Лесли

Они предавались любви медленно и самозабвенно. Они с наслаждением и страстью ласкали друг друга, чувствуя, как какая-то сила отрывает их от грешной земли и стремительно поднимает ввысь. Эта спальня стала сейчас центром и сущностью вселенной, заключив в свои стены пространство и время. Казалось, не существует больше ничего. И единственное, что ощущала Эвелин в этот миг, было переполнявшее ее радостное желание близости, сладкой болью пронзившее все ее тело, и его отклик – медленный, сдержанный, терпеливый, дико возбуждающий и полностью подвластный ему.

Наконец, когда она забилась в его руках от страсти и восторга, он тоже отдался своей чувственности, шепча в безумном восторге ее имя и извергая в нее свой экстаз, утоляя ее голод и заставляя парить в каком-то другом измерении, где наслаждение уносило ее на своих крыльях, где все ее тело было расплавленный огонь и мед, где ее губы чувствовали только вкус его губ, ноздри – только его запах, а сердце – его любовь.

Много позже, когда они лежали в объятиях друг друга, насытившиеся и умиротворенные, а их сердца возвращались к нормальному ритму, она вдруг проговорила:

– Я так счастлива, что мне страшно, Луис.

Он приподнялся на локте и с удивлением заглянул в ее лицо.

– Страшно? Почему?

Она никогда не думала, что кому-то расскажет об этом, даже ему, которого полюбила всем своим существом, всем сердцем, но слова рвались из нее, словно послушные чьей-то чужой воле.

– Мысль о том, что я могу любить, хотеть кого-то, приводила меня в ужас. Я выросла, уверенная в том, что любовь – это кратчайший путь к тому, чтобы полностью утратить контроль над собой. – Она повернулась к нему и взглянула в его лицо. – Я боюсь, Луис.

– Что, позволив себе полюбить, ты обрекаешь себя на новую боль?

Она кивнула.

– Я боюсь быть счастливой. Боюсь, что это прекрасный сон, который когда-нибудь закончится, и я снова проснусь одинокая, с болью в сердце от очередного предательства.

Он прижал ее к себе.

– Я никогда не оставлю и не предам тебя, любимая, – горячо проговорил он. – Но, если хочешь знать, я тоже боюсь.

– Ты? – Эвелин немного отстранилась и недоверчиво уставилась на него. – Боишься? Ты самый бесстрашный мужчина на свете. Ты ничего не боишься.

Он улыбнулся горькой улыбкой и крепче сжал руки, обнимающие ее.

– А вот и ошибаешься. Я такой же человек, как и все, и ничто человеческое мне не чуждо, в том числе и страхи. Неужели ты думаешь, что я хотел полюбить тебя? Ты могла оказаться террористкой или просто дешевой авантюристкой, но еще до того, как я узнал о том, что это не так, страсть к тебе уже захватила меня. Я думал: боже, ты же влюбился в нее, дурак! И я ненавидел себя за это. Но я уже ничего не мог поделать. Как я мог не влюбиться в мерцающие тайной, изумрудные кошачьи глаза?

Эвелин обвила его руками, сильно сжала и подняла к нему лицо. Во взгляде, которым он смотрел на нее, светились любовь и нежность.

– Ты была такой сладкой и спелой, как прекрасный экзотический плод, твои глаза завораживали меня, а твои каштановые с рыжим отливом волосы были похожи на шелк. Ты смотрела на меня в каком-то испуге, и все мое тело изнывало от желания овладеть тобой. Я был в ужасе и намеренно заставлял себя думать о тебе самое плохое. Я хотел, чтобы ты оказалась злонамеренной и порочной, чтобы я мог заставить тебя страдать, потому что я все больше влюблялся в тебя.

Ее руки сильнее обняли его.

– Я так и сяк прокручивал в голове план, как заточу тебя там, в горах и, воспользовавшись простым законом притяжения полов, заманю в постель и утолю свой голод настолько, что ты станешь мне противна. Но ты оказалась совсем неопытной и никакой не притворщицей и не обманщицей, ведь даже непревзойденные актрисы не могут краснеть по заказу. – Он прижался щекой к ее волосам, и глаза его потемнели. – И я понял, что не смогу просто так взять тебя, не проявляя к тебе уважения и заботы.

– Именно поэтому ты и выбросил меня как ненужную, использованную вещь после самого прекрасного, что было в моей жизни, – ночи нашей любви? – Она не сумела скрыть горечи в своем голосе.

Гримаса презрения к себе исказила его лицо.

– Я не мог поверить, что все это происходит со мной. У меня были и другие женщины, правда не так много, как пишут газетчики, и, хотя мне было хорошо с ними в постели, это не могло сравниться с тем взрывом чувств, который пережили мы. Твое шелковистое тело горело как в огне, откликалось на каждое мое прикосновение; оно было податливым, страстным и щедрым, и я понял, что пропал. Но ты вдобавок оказалась еще и сестрой Сандры, вот почему ты согласилась поехать со мной, прийти ко мне в дом, вот почему ты улыбалась мне и заставляла смеяться меня – все только потому, что ты хотела увидеть Сандру. Мои мысли были в полном смятении.

Он замолчал и поцеловал ее так властно и с такой страстью, что она радостно уступила его ненасытному, жадному рту.

– Я уже тогда знала, что люблю тебя, – прошептала она, оторвавшись от его губ. – Я тоже была в полном смятении – ты держался так холодно, так сдержанно, а потом мы любили друг друга… Это было так, словно мы сгорали на костре нашей страсти. Мы уже не владели собой. И тогда всплыли все мои дурацкие комплексы. Но как ты мог предложить мне деньги?

Губы его скривились в презрительной усмешке.

– Мне удалось убедить себя, что ты спала со мной только для того, чтобы снова увидеть Сандру.

– Несколько странный способ для того, чтобы продолжить знакомство, ты не находишь?

Голос ее прозвучал сухо, и он невольно засмеялся.

– Любовь моя, но к тому времени я уже знал, что значит держать тебя в своих объятиях, владеть твоим ласковым, манящим к себе телом и сгорать в нем от дикой, ненасытной страсти. Да, то, как я повел себя потом, было настоящей подлостью. Я предложил тебе деньги, и ты в буквальном смысле швырнула мне их в лицо. Признаться, это был тот ответ, на который я в глубине души надеялся.

– Тогда почему?..

Он снова криво ухмыльнулся.

– Я же говорю, что ничего не соображал. Обладать тобой было для меня все равно, что найти чашу Грааля, прикоснуться к радуге, оказаться в раю; это было то, о чем я мечтал и что надеялся найти, но меня мучили угрызения совести. Ты оказалась девственницей, и, хотя мысль, что брак – это единственное возможное для нас решение, еще не посетила меня тогда, я стал придумывать разные способы, которыми смог бы навечно приковать тебя к себе. Но мне было нужно время подумать, время, чтобы побыть одному, разобраться в себе, не ощущая в крови этого бушующего пожара, который вспыхивал всякий раз, как только я смотрел на тебя. И, мне кажется, тебе это тоже было необходимо. Я прав?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});