Первый шаг - Янина Сабина

– Да немая она. Уж какой год, как молчит. Как родители по пьяни сгорели, а её еле живую из огня вытащили, так с тех пор и молчит. Испугалась, говорят сильно. Шок.

– Так, это же просто лечится, – удивился Робин, – хотите я её к врачу отведу?

– Хм, шустрый какой. А то без тебя не знают, – хмыкнул старик, – у тебя много денег-то, чтобы девчонку вылечить?

Робин набрал код, на браслете высветилась надпись «На вашем счёте средств 00. 00».

«Да, я ж все просадил в «Черепахе»! Как же я теперь»?

Старик насмешливо смотрел на него.

– У тебя, наверное, родители богатые, тебе и деньги не нужны.

– Причём тут родители! – Робин запустил пятерню в густую чёрную шевелюру, потёр затылок. – И вообще! Она же ребёнок. Детей бесплатно должны лечить.

– И кто ж тебе такое сказал? Учитесь вы да, бесплатно, и пособие вам на время учёбы дают. Ну, и если помирать будешь, то не дадут, конечно, спасут. А немота что? Угроза жизни что ли? Вон она егоза, жива – здорова. Пособие она получает, а медицина у нас платная. Деньги есть – иди хоть золотые зубы себе вставляй, хоть бриллиантовые глаза. Учиться не сможет, ну так это не большая беда. Вырастет, работу себе всегда найдёт, не везде требуется разговаривать, кое-где немые работники на вес золота. Не пропадёт.

– Но как же без учёбы. Может у неё талант какой.

– Талант. Ещё скажи, что Творец в ней пропадает, – засмеялся старик, – по любому, нету у нас средств, лечить её. Жива и хорошо.

Дверь распахнулась и вошла девочка. Она осторожно несла небольшой деревянный поднос. Поставила его на стол, старательно переставила чайник, три белые в мелкий красный цветочек блюдца с такими же чашками на них, и маленькие ложечки, сахарницу и вазочку, доверху наполненную крошечными сухариками.

– Молодец, Люська. Давайте чай пить.

Он, кряхтя, устроился за столом, кивком пригласил Робина сесть рядом на свободный стул. Робин хотел уж было сесть, но взглянул на Люсю.

– А как же Люся? Стул то один.

Люся звонко засмеялась и, схватив его за руку, потянула к столу. Робин сел, а она протянула к нему руки. Робин улыбнулся и, взяв её на руки, посадил на колени. Люся ладошкой погладила его по щеке. Ему стало тепло на сердце. А девочка уже хлопотала: подвинула поближе их чашки, потянулась за заварным чайником и, чуть высунув от старания язык, налила в чашки чай, насыпала по ложечке сахара и вопросительно глянула на старика. Тот махнул рукой, и девочка, радостно улыбаясь, досыпала в чашки ещё по ложечке. Подвинула чашку Робину, посмотрела на него своими зеленющими глазами и закивала головой: пей мол, вкусно. Робин взял чашку.

Долго пили чай. Люся оказалась болтушкой. Пока Робин рассказывал о себе, она часто перебивала его, дёргала за рукав, когда ей что-то было непонятно, качала головой осуждающе или гладила руку, когда ей становилось жаль его.

Старик молча слушал.

– Ну, и куда ты теперь?

Робин молчал. Куда он теперь? Он не знал.

Старик поднялся.

– Ладно, если хочешь, можешь пожить у нас.

– Но у меня нечем заплатить.

– С Люськой вон посидишь. Мне некогда. Конец мая, трава цветёт. Собирать надо.

– Так вы травник? Знахарь?

– Помогаю потихоньку, сколько могу. За девкой приглядишь, по хозяйству что поможешь. Домой, я понимаю, не пойдёшь?

– Не пойду. Им и так тяжело, куда я ещё нахлебником.

– Дурка ты малый, дети для родителей не могут быть нахлебниками. Звони хоть, не теряйся, не рви им сердце ещё и ты.

Робин кивнул.

– Ладно, мне в лес надо, засиделся тут с вами, – он надел плащ с большими карманами, взял корзину, погрозил Люське пальцем и вышел.

Они остались одни.

– Ну, Люся, что делать будем?

Девочка быстро слезла с его колен и подбежала к комоду. Открыла самую нижнюю полку и достала оттуда толстую старую растрёпанную книгу, и, прижимая её к себе, побежала к дивану. Быстро вскарабкалась на него и ладошкой похлопала рядом с собой, зовя Робина.

Он подошёл и сел рядом. Она сунула ему книгу.

– Ну, давай почитаю. Зелёные глаза её радостно вспыхнули.

Глава «Испытание»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Утром пошёл сильный дождь. Бюро погоды за три дня предупредило, что по графику наступает срок полива растений и очистки мегаполиса, когда в дождь добавляли нейтрализатор и смывали все загрязнения, превращая их в удобрения, что особенно актуально сейчас, после праздничного фейерверка.

Ночь была тёплой. Ан не закрыл окно, и теперь шум ливня разбудил его. Ещё не совсем проснувшись, в полудрёме, он слушал, как потоки воды обрушиваются на элизий.

«Сегодня испытание», – мелькнуло в голове, и Ан быстро сел.

В дверь постучали.

– Ан, пора вставать, у тебя сегодня экзамен! Иди завтракать! – донёсся тётин голос.

– Иду, тётя.

Через десять минут он вошёл на кухню, где уже собралось всё семейство.

– Доброе утро!

– Доброе! – тётя оторвалась от шкворчащих на плите сырников и улыбнулась ему.

– Здоров, – дядя свернул газету.

Сандра, раскладывая тарелки на столе, кивнула.

– Ну, что, выпускник, к испытанию-то готов? – дядя бросил газету на подоконник.

– Готов.

– Это хорошо. Смотри, покажи там, на что ты способен. Директор ваш, Григорий Тихонович говорил, что у тебя есть шанс выдержать на отлично, и перейти к Творцам. Не будь дураком, не упусти его, ты же мечтаешь учиться в Наукограде?

– Ну, да, хотел бы.

– Ну, да, хотел бы, – передразнил его дядя. – Что ты мямлишь? На экзамене так будешь, не видать тебе Творца, как своих ушей.

– Отец, что пристал к парню? Дай ему поесть спокойно! Не дёргай, он и так волнуется, – вступилась тётя, ставя на середину стола белую глубокую тарелку с горкой румяных сырников.

– Волнуется, – проворчал дядя, перекладывая себе на тарелку порумянее, – а не должен волноваться или должен так спрятать все свои волнения, чтоб никто не увидел. Надо быть уверенным в себе, а не нюней. Только так можно добиться в жизни всего, чего хочешь, а не: «Ну, да, хотел бы…», тьфу, – захватив целую ложку густой сметаны, он опрокинул её белой шапкой на горячие сырники.

– Да что ты развоевался-то с утра? – тётя обернулась к мужу.

Дядя глянул на Ана.

– Да ничего, так я. Не сердись, – он потянулся и потрепал его по шее, – это я любя, ты же мне как сын, переживаю за тебя.

Помолчал и добавил:

– А ты там все-таки, понастойчивее!

– Хорошо, дядя, – улыбнулся Ан.

Легко стукнувшись лбами в знак примирения они, засмеялись.

– Ну, вот и хорошо! Ай! Горю! Воды!!

Ан взглянул на тётю и обмер: полотенце, лежащее на её плече, одним концом упало в огонь конфорки и загорелось. Огонь быстро побежал по нему и добрался уже до фартука. Ан хотел броситься к тёте, помочь, но не смог даже пошевелиться. Его словно парализовало, мир исчез, остался только огонь. Пламя, пожирая пространство, тянулось к нему:

– Ты мой. Растворю. Сожгу. Уничтожу. Ты – ничто, – блики огня говорили на понятном только им языке. В ярком пламени стали проступать какие-то тени.

Ан очнулся, когда кто-то облил его холодной водой. Вздрогнув, он осмотрелся. Тётя стояла вся мокрая в луже воды недалеко от выключенной плиты. С её волос капала вода. Дядя с пустым ведром рядом с ней. А Сандра с большой банкой возле Ана. Все трое почему-то с жалостью смотрели не на тётю, а на него.

– Простите, – прошептал Ан.

– Ничего, ничего, – засуетилась тётя, – Ничего страшного. Сама виновата, неаккуратно около плиты. Ты как? Как себя чувствуешь?

– Ты так побелел, что мы все перепугались, – сказала Сандра.

– Я нормально. Испугался огня. Никогда не думал, что могу так испугаться огня.

Дядя с тётей переглянулись.

– Не думай об этом. У каждого свои закидоны. Ладно. Быстро! Все приводим себя в порядок. Мы уже опаздываем, – покрикивая, дядя вышел из кухни, унося ведро.

***

Школьный двор бурлил. Родители, школьники, выпускники, учителя – все смешались в одну радостно-напряжённую гомонящую толпу, ожидающую традиционную речь Куратора-Хранителя, который ежегодно допускал выпускников к испытанию, а затем объявлял его результаты.