День Шакала - Фредерик Форсайт

— На одних надеждах далеко не уедешь, — резко бросил Сен-Клер.

— Может быть, полковник имеет предложить что-нибудь другое? — вежливо спросил Лебель.

— Лично я полагаю, что убийцу, несомненно, отозвали, — ледяным тоном сказал Сен-Клер. — Теперь, когда его план раскрыт, ему никак не подобраться к президенту. И сколько бы там Роден и его присные ни обещали заплатить этому Шакалу, они теперь потребуют деньги назад и отменят операцию.

— Вы полагаете, что убийцу отозвали, — мягко заметил Лебель, — но полагать и надеяться — это примерно одно и то же. Я предпочел бы пока что продолжать расследование.

— В какой стадии находится расследование в данный момент, комиссар? — спросил министр.

— В настоящий момент, господин министр, полицейские управления тех стран, из которых поступили данные, высылают по телексу полные досье. По моим расчетам, завтра к середине дня все они будут здесь. Фотоснимки также вышлют по телеграфу. В нескольких странах полиция продолжает розыски с целью установить местонахождение подозреваемых лиц.

— Не желает ли еще кто-нибудь высказаться? — спросил Фрей. Роллан поднял и опустил руку.

— В Мадриде мы имеем своего резидента, — сказал он. — В Испании осело немало оасовцев, приходится за ними следить. Мы можем все разузнать об этом нацисте Касселе, не прибегая к услугам западных немцев. Как я понимаю, наши отношения с боннским министерством иностранных дел все еще не блестящие.

— Спасибо, — сказал полицейский комиссар, — было бы очень кстати, если б вы смогли выследить этого Касселя. Прибавить ничего не имею: хотелось бы только, чтобы все ведомства и в дальнейшем содействовали мне так же, как в прошлые сутки.

— Что ж, до завтра, господа, — отрывисто сказал министр и поднялся, собирая свои бумаги. Совещание закрылось.

Снаружи, на лестнице, Лебель с облегчением вдохнул полной грудью теплый ночной воздух Парижа. Часы пробили двенадцать, и наступил вторник, 13 августа.

В самом начале первого Барри Ллойд позвонил главному инспектору Томасу домой в Чизуик. Томас как раз собрался погасить ночник, решив, что звонок из Интеллидженс сервис будет утром.

— Я разыскал копию того донесения, — сказал Ллойд. — В общем-то, я был прав. В ней упоминается о слухе, который тогда разнесся по острову. Подшито к делу и тут же помечено: «Не придавать значения». Я же говорил, мы тогда были по уши в других делах.

— Имя упоминается? — спросил Томас вполголоса, чтобы не потревожить спящую жену.

— Да, с острова примерно в то же время исчез английский бизнесмен. Может, он был и ни при чем, но вокруг его имени ходили пересуды. Некий Чарлз Калтроп.

— Спасибо, Барри. Утром пойду по следу. — Он положил трубку.

Для порядка Ллойд составил краткую докладную о запросе и предоставленной информации и положил ее в «исходящее». Рано поутру дежурный чиновнк с минуту недоуменно разглядывал ее, и так как дело касалось Парижа, то докладная была подложена к пачке бумаг для французского отдела Форин офис, а всю пачку надлежало по обыкновению представить утром на личный просмотр начальнику Франции.

14

Шакал встал, как обычно, в половине восьмого, выпил поданный в постель чай, умылся, принял душ и побрился. Одевшись, он извлек из-за подкладки чемодана пачку с тысячу фунтов, переложил ее в нагрудный карман и спустился позавтракать. В девять он вышел из отеля на виа Мандзони. Два часа он ходил по банкам, частями обменивая английскую валюту. Двести фунтов он обменял на итальянские лиры, а остальные восемьсот — на французские франки.

Покончив с этим делом, Шакал устроил перерыв и выпил чашку «эспрессо» на веранде кафе. Затем продолжил поиски. После долгих расспросов он оказался на захолустной улочке Порта Гарибальди, рабочего района вокруг вокзала Гарибальди. Здесь он нашел то, что искал: блок закрытых гаражей. Один из них он снял у владельца, который держал бензоколонку на углу улицы. За два дня пришлось заплатить десять тысяч лир — вовсе не дешево, но за короткий срок дерут вдвое.

В ближайшей скобяной лавчонке он купил спецовку, ножницы для резки металла, несколько ярдов тонкой стальной проволоки, паяльник и с фут припоя. Все это он уложил в брезентовый саквояж, купленный там же, и оставил саквояж в гараже. Ключ от гаража он положил в карман и пошел обедать в тратторию ближе к центру города, в более фешенебельном районе.

Около двух, договорившись по телефону из траттории, он подъехал на такси к маленькой и не слишком преуспевающей фирме проката автомобилей. Здесь он нанял подержанную «альфу-ромео», двухместную модель 1962 года. Шакал объяснил, что в ближайшие две недели хочет отдохнуть и проехаться по Италии и возвратит машину перед отъездом из страны.

Оттуда он приехал на «альфе» в «Континенталь», припарковался на гостиничной стоянке, поднялся в номер и забрал чемодан с разобранной снайперской винтовкой. Вскоре после чая он снова был на боковой улочке возле запертого гаража.

Он тщательно запер за собой дверь, подключил паяльник к патрону в потолке, пристроил на полу мощный фонарь так, чтобы машина освещалась снизу, и принялся за работу. Два часа он старательно припаивал тонкие стальные трубки с винтовочными частями к шасси «альфы». Шакал не зря выбрал «альфу»: порывшись в Лондоне в автомобильных журналах, он выяснил, что из всех итальянских машин у «альфы» особенно массивные стальные шасси с глубокими внутренними пазами.

Когда он кончил, спецовка была вся в масле, а руки ныли от напряжения: пришлось натуго обматывать шасси проволокой. Зато все в порядке. Трубки почти невозможно было обнаружить, разве что при внимательном осмотре машины снизу; к тому же их скоро запорошит пылью и облепит грязью.

Он уложил спецовку, паяльник и остатки проволоки в брезентовый саквояж и зарыл его в груду старого тряпья в дальнем углу гаража. Ножницы для резки металла он положил в перчаточное отделение.

Над городом снова сгущались сумерки, когда он наконец вырулил из гаража «альфу» с чемоданом в багажнике. Он закрыл и запер дверь гаража, положил ключ в карман и поехал обратно в отель.

Через двадцать четыре часа после прибытия в Милан Шакал снова был в своем номере и принимал душ, смывая дневную усталость: натруженные руки он отмочил в тазу с холодной водой, затем переоделся к обеду и отправился в коктейль-холл выпить свое излюбленное кампари с содовой.

По пути он остановился возле окошечка дежурного и попросил после обеда приготовить счет, а утром разбудить его в половине шестого и подать чаю.

Он снова роскошно пообедал, заплатил по счету оставшимися лирами и в двенадцатом часу уже спал.

Сэр Джаспер Квигли был начальником Франции — не в том буквальном смысле, что распоряжался страной за проливом, о дружбе с которой на его веку было немало говорено, хоть дружба и не клеилась, — нет, он возглавлял отдел Форин офис, занятый изучением происшествий, устремлений, деяний, а зачастую и умыслов, имеющих место в этой треклятой стране; и все это с тем, чтобы докладывать о них первому заместителю министра, а там и самому ее величества министру иностранных дел.

Он удовлетворял всем основным требованиям, иначе не получил бы этого назначения: долгая, отмеченная наградами дипломатическая карьера за пределами Англии, неизменное здравомыслие в политических суждениях, нередко ошибочных, но всегда увязанных с соображениями начальства: словом, беспорочная служба, вызывающая законную гордость. За ним не числилось ни нашумевших ошибок, ни неуместной правоты, он никогда не поддерживал опальных взглядов и не выдвигал никаких мнений, не справившись прежде, что думают наверху.

Женитьба на перезрелой дочери начальника канцелярии берлинского консульства (впоследствии помощника заместителя государственного секретаря) тоже отнюдь не повредила. Это помогло кое-кому закрыть глаза на неудачный меморандум из Берлина в 1937 году: в нем утверждалось, что перевооружение Германии не будет иметь никаких политических последствий для Западной Европы.

Вернувшись в Лондон во время войны, он некоторое время заведовал балканским отделом Форин офис, затем молодого Квигли перевели во французский отдел.

Здесь он отличился, громче всех требуя британской помощи генералу Жиро в Алжире. Из этого вышла бы отличная политика, если бы всех не обошел другой, скороспелый французский генеральчик, живший в Лондоне и все пытавшийся сколотить какие-то вооруженные силы под названием Свободная Франция. Зачем Уинстону понадобился этот тип, никто из профессиональных дипломатов так никогда и не понял.

Конечно, все французы — шваль на один покрой. Никто не смог бы сказать про сэра Джаспера, получившего в 61-м титул пэра за свои заслуги на дипломатическом поприще, что ему не хватает главнейшего качества, потребного для настоящего начальника Франции. У него была врожденная неприязнь к Франции и всему французскому. Однако это были еще цветочки по сравнению с теми чувствами, которые он испытывал к особе французского президента после пресс-конференции 14 января 1963 года, когда де Голль преградил Англии путь в Общий рынок и это стоило сэру Джасперу двадцати минут неприятной беседы с министром.