Приключения без путешествий - Марк Зосимович Ланской

— Тут мы, ребята, хотим знать: можно, мы тоже станем бойцами МПВО? Мы всё живо сделаем.

Инструктор подтянул широкие голенища кирзовых сапог, болтавшиеся вокруг его тощих ног, и не сразу ответил:

— Вопрос, собственно, правильный. По закону я тебя зачислить не могу, поскольку тебе еще до восемнадцати лет прыгать и прыгать. Но помогать родителям это, собственно, ваше право и обязанность. Это я не возражаю. Поможете — спасибо скажем.

Организационное собрание устроили на заброшенной футбольной площадке. К мальчикам присоединились и обе сестренки — Тамарка и Нинка, которые из коротеньких толстушек превратились в длинноногих, костлявых девчонок. Отец их был майором, характером они по-прежнему отличались напористым, поэтому с их участием молчаливо согласились.

Шурик доложил, что получен приказ организовать молодежную команду противовоздушной обороны, рассказал, что нужно делать, и предложил выбрать штаб. По предложению Славика Шурик был единогласно избран начальником штаба, а по предложению Шурика Славик стал его заместителем.

Чтобы не было обидно всем остальным, каждый получил командную должность: кто «начальника первой лестницы», кто «командира второго чердака»… Тамарка вначале осталась без назначения и очень возмутилась. Пришлось придумать ей пост «коменданта крыши». Что это значит, никто не понял, но Тамарка успокоилась, и рядовых бойцов больше не осталось.

Работали все одинаково. Окна в квартирах заклеивали полосками бумаги. Убирали с лестниц и чердаков всякий огнеопасный мусор. Носили на чердаки воду и чистый, мелкий песок. Развешивали на видных местах лопаты и длиннорукие железные щипцы.

Шурик носился по всем лестницам, сам всё контролировал и исправлял.

Дворник дядя Леша, ставший после ухода управхоза в армию главным хозяином дома, не сразу избавился от недоверия, внушенного ему несколькими поколениями мальчишек. Вначале он слушал Шурика, угрюмо хмуря кудлатые брови и ворча нечто невразумительное. Но когда ребячий штаб развернул кипучую деятельность, он проникся к нему уважением и смотрел на Шурика, как на старшего дворника.

Через несколько дней пришел инструктор, молча обошел дом, выслушал доклад Шурика и сказал:

— Построй свой отряд!

Шурик дважды огласил двор пронзительным свистом, означавшим «сбор всех частей», и весь молодежный штаб мгновенно собрался.

— Становись в шеренгу! — скомандовал Шурик. — Не толкайтесь. Тамарка, не лезь вперед!

Инструктор расправил плечи, вскинул голову и громко, как на параде, проговорил:

— От имени МПВО района объявляю благодарность бойцам вашего отряда.

Ребята молчали. Только Тамарка пропищала:

— Спасибо.

Инструктор пожал Шурику руку, похлопал его по спине и добавил:

— Молодцы, ребята. Пойдемте, я поучу вас, как зажигалки гасить.

Переполненные чувством гордости, члены штаба направились в красный уголок.

4

Вечером Елена Николаевна сообщила Шурику, что завтра она вместе с другими женщинами завода поедет рыть окопы. Дома ее не будет несколько дней. С бабушкой Славика она договорилась, что Шурик будет питаться у них.

Шурик боялся, что мама добавит обычные скучные слова: «Веди себя хорошо. Слушайся бабушку». Но Елена Николаевна не сказала этого. Она только крепко обняла сына и долго не отпускала. Шурик помог ей уложить вещевой мешок и скоро заснул.

Чувство грусти, возникшее утром, когда он проснулся и увидел, что остался один, быстро рассеялось. Каждая вещь в комнате — ключи от квартиры на столе, деньги, оставленные мамой, фотография отца на стене, — напоминала: «Ты взрослый. Ты сам ответчик за свои поступки. Ты сам знаешь, что нужно делать».

С этого дня он стал еще требовательней к своей команде. Он устраивал учебные тревоги, сбрасывая с крыши условные зажигалки, гасил воображаемые пожары. Но членов отряда становилось всё меньше. Эвакуировались Юрка, Петька Пузырь, Нинка с Тамаркой.

Втайне Шурик опасался, что немцев разобьют раньше, чем будет хоть один настоящий налет, и вся эта беготня по чердакам окажется зряшной.

В городе появились первые беженцы. Один из них попал к Ромке. Это был первый очевидец войны, и многие приходили послушать его рассказ о пережитом. Звали его Тихон Фомич. Еще не старый, крепкий на вид человек с утомленным, давно не бритым лицом, бежал из Пскова. Сдерживая волнение, глухим, неподатливым голосом рассказывал он о тучах немецких самолетов, о танках, врывающихся в города, о паническом бегстве населения. Сам Тихон Фомич потерял на вокзале жену и дочку, долго их искал и едва вырвался из окружения.

— Эх, — горько жаловался он, — кабы не нога, ушел бы в лес, стал бы партизанить.

При этом он вздергивал штанину на правой ноге и показывал желтое дерево протеза.

— Еще на Карельском оторвало. Куда мне теперь?

Еще он рассказывал, как познакомился на какой-то станции с Ромкиным отцом и тот дал ему свой ленинградский адрес, чтобы было где остановиться на первое время.

Ромкина мама очень обрадовалась человеку, видевшему ее мужа живым и здоровым, и с готовностью предоставила ему отдельную комнату.

Псковский инвалид особенно пришелся по душе Шурику. Бывалый солдат, он всё умел делать и гораздо лучше инструктора рассказывал о войне, о разных видах оружия. Он активно включился в подготовку дома к воздушным налетам, сам обследовал все чердаки и подвалы. Передвигался он быстро, и если бы не поскрипыванье протеза, никто бы не догадался, что в одном из его черных ботинок вместо живых пальцев мертвая деревяшка.

Прошла уже неделя с тех пор, как Елена Николаевна уехала рыть окопы. По ночам, перед тем как заснуть, Шурик долго ворочался и думал о матери. Он соскучился по ней как маленький,