Компасу надо верить - Владимир Степаненко

На коньках промчался Баскет. На шее развевался красный шерстяной шарф.

«Для фасона шарф надел. Еще не холодно!»

Баскет лихо развернулся и помчался на девчонок. Не доезжая до них, резко затормозил. Веером разнеслись снежные брызги.

Девчонки взвизгнули и бросились врассыпную.

Баскет помчался за Настей. Он быстро догнал ее и толкнул в спину. Вяткина упала, а Баскет уже гнался за другой жертвой.

Я быстро подбежал к Насте. Она лежала на льду, смахивая рукой слезы.

— За что?.. Второй раз сбивает!

— Эй, Баскет, лучше не попадайся! — я погрозил крепко сжатым кулаком.

Морозный воздух скоро разрумянил Настины щеки. Снежинки на ресницах быстро таяли, и дрожащие капельки придавали большим серым глазам удивительный блеск.

— Почему без коньков пришла?

— Мама не купила.

— Садись!

Настя устроилась впереди меня на санках. Я встал за ее спиной на колени.

— Держись! — крикнул я и ударил острыми штрыкалками по льду.

Санки чуть дрогнули. Полозья коньков оставили на льду ржавые следы. Я ударил сильнее, и санки ускорили бег.

Скоро мы поравнялись с Баскетом. А потом и обогнали его. Джек не отставал от меня и бежал сбоку.

— Хорошо как! — Настя повернула ко мне лицо. — В Туркмении так не катаются.

Река сделала поворот, и сразу открылся широкий плес. Правый берег с рыжей стеной камыша терялся в морозной дымке.

— Юра, устал?

— Нет! — я старался, разгоняя по льду легкие санки.

— Дай попробовать!

Я остановился. Джек лег. Стал лизать лед большим красным языком.

— Устал, бедненький! — Настя погладила собаку.

Пес недовольно прижал уши к спине. На загривке вздыбилась шерсть.

— Не злись! Лежать!

По берегу стояли старые дуплистые вербы. Летом около них хорошо клевали крупные окуни.

— Посмотрим, где рыба стоит. — Я передал Насте палку. — Увидишь — бей! Мы с мальчишками глушим!

Красться по льду надо было осторожно, чтобы не распугать рыбу. Не успели мы сделать первый шаг, как из-под берега в глубину бросилась щука.

— Видела?

— Нет!

— Ложись!

Мы растянулись на льду. Ладонями, как козырьками, загородили глаза. Сквозь тонкий лед было видно неглубокое дно. Перед нами оказался большой белый камень. На течении покачивались тонкие стебли водяной сосенки. Проплыл маленький окунек и ткнулся в лохматые веточки. Прошла минута, и на белый камень накатилась черная палочка.

— Настя, ручейник!

— Какой ручейник?

— Видишь на камне палочка? В палочке личинка. Ползет!

— Правда, ползет!

Скоро Настя присмотрелась. Сама отыскала маленького окунька в веточках водяной сосенки, заметила черного жука-плавунца.

— Юра, рыба!

Большой налим показался из-за черной коряги. Он медленно плыл, поводя длинными тесемками усов.

Налим оказался перед белым камнем. Можно было хорошо рассмотреть его плоскую голову, широкую спину, перехваченную светло-желтыми полосками. Словно невзначай, налим хлопнул ртом, и палочка взлетела вверх. Он хлопнул еще раз, и ручейник скрылся в огромной беззубой пасти.

Я размахнулся и ударил палкой. Прежде чем Настя успела понять, что произошло, я вместе с осколками битого льда выбросил из воды налима. Скользкая рыба вырвалась из рук. Я упал на нее грудью.

— Юра, дай подержу! Килограмма два есть! — Настя высоко подняла налима. Вдруг он, извиваясь, шлепнул ее плоским хвостом по руке. Девочка испуганно вскрикнула и бросила рыбу. Налим подпрыгнул и заскользил к битому льду.

Джек успел подскочить раньше меня. Ударил рыбу по голове сильной лапой.

Я срезал ивовый прут. Налим надежно повис на крепком кукане. Удачная охота радовала. Мы двинулись вверх по реке. Пройдя несколько шагов, Настя ударила палкой, упала на лед и выкинула из лунки черную корягу в ракушках.

Настя растерянно смотрела на меня.

Джек удивленно повернул голову и потянул влажным носом воздух.

— Что, Джек, морозит? Скоро поедем резать камыш!

О морозе можно было у Джека не спрашивать: мокрые полы пальто замерзли и гремели, как железные.

— Юра, зачем вы режете камыш?

— Печи топить!

— Интересно ездить?

— Спрашиваешь! Соберемся ватагой, мчимся по реке наперегонки! Ух и здорово! Ветер свистит в ушах!

Стало смеркаться. Мы с Настей повернули домой. Дул попутный ветер. Мне легко удалось разогнать санки. Коньки звенели, потрескивал тонкий лед.

Вдруг Джек остановился и отрывисто залаял. Я не обратил на него внимания, и он дернул меня за полу пальто.

— Отстань, Джек!

— Юра, кто-то кричит!

На полной скорости я остановил сани.

— У-у-у-у-у! — испуганный крик несся по реке.

Мы быстро домчались до поворота реки. Впереди знакомый берег, рыжая стена камыша.

— То-ну-у-у!

На середине реки чернела полынья. Доносились всплески воды. В воздухе мелькал красный шарф.

— Баскет тонет!

Ребята со льда убежали. Они столпились на берегу и бестолково кричали на разные голоса.

Я спрыгнул с саней и побежал к полынье. На середине реки лед был тонкий, прогибался.

— Держись, Баскет! — я упал и пополз вперед. — Держись!

Баскет тяжело дышал, стараясь выбраться на лед. Там, где он хватался руками, лед темнел от крови.

Неожиданно Баскет сорвался и скрылся под водой.

— Баскет, держись! — заорал я со страха.

Баскет выскочил, глотнул воздух и отчаянно заколотил руками.

— Юра, держи слегу! — крикнула Настя. — Федя, давай!

Перехватывая шершавую кору, я протолкнул тяжелую слегу вперед. Она скользнула по льду и ткнулась толстым комлем в черную воду.

Баскет повис на слеге и попробовал выползти. Но лед обломился, и он сорвался в воду. Прошло еще несколько минут, прежде чем Баскету удалось выкинуть длинное тело на лед.

— Откатывайся!

Баскет дрожал и боялся тронуться с места. С мокрой одежды бежала вода.

Я стал перекатываться по льду к берегу. Наконец Баскет понял, что от него требуется. Страшная полынья осталась позади.

На берегу Баскет поднялся, но тут же упал. Мы с ребятами принялись его тормошить, но он не подавал признаков жизни.

— Сознание потерял! — испуганно сказала Настя.

Мы взвалили Баскета на мои санки. Длинные ноги заскребли по льду. Стоило нам съехать со льда, как острые полозья коньков врезались в землю. Каждый метр давался с трудом.

— Джек, ко мне!

Овчарка подбежала. Я быстро захлестнул брючный ремень за ошейник.

— Вперед!

Джек здорово помог. Мы уже почти взобрались на гору, когда прибежали взрослые. Мужчины схватили сани и быстро домчали до амбулатории.

Медицинская сестра дала Баскету понюхать нашатырный спирт. Он дернул головой, чихнул и открыл глаза. Удивленно оглядел белые стены незнакомой комнаты, пузырьки с лекарствами.

— Звоните в больницу! — приказала сестра и быстро раздела Баскета, — Принесу спирт. Надо хорошо растереть!

Я старательно тер спиртом холодные руки Баскета, пока они не потеплели. Он слабо пожал мои пальцы.

Машина скорой помощи с большими красными крестами увезла Баскета в больницу.

Домой мы возвращались вчетвером: я, Настя, Федя Зайцев и Джек.

Наконец мы подошли к нашему дому. За облетевшими деревьями были видны красные ставни. Мороз разрисовал стекла.

Настя собралась прощаться, когда распахнулась дверь и выглянула мама. Она без косынки. Среди черных волос много седых прядей.

— Юра, где ты пропадал? Настя, Федя, заходите! Я вас пирогами с капустой угощу.

Ребята стали отказываться, но я втащил их в дом.

Мама принесла с кухни тарелку с горячими пирогами.

— Не стесняйтесь! — улыбнулся дядя Макарий. Он закрыл немецкий словарь и незаметно кивнул мне головой.

Я вышел за дядей на кухню.

— Юра, Настя обязательно должна остаться у нас ночевать.

— Опять отец напился?

— Да. Драку затеял. Стекла дома побил. В милицию его забрали!

…Уже в постели я вспомнил, что мы с Настей забыли на льду налима.

26 декабря

Дядя Макарий ушел в райком. Стал работать внештатным лектором. Придет поздно. 10 часов вечера. Я скоро лягу спать. А мама будет еще заниматься своими делами. Милая мама! Когда она у нас отдыхает? Ложится поздно, встает раньше всех. Никогда не устает. Всегда ей хочется нас побаловать чем-нибудь вкусным. Загремела на кухне кастрюлями. Завтра воскресенье. Ставит пироги? Или решила испечь маковые рулеты?

Папа говорил: «Мама — мой лучший друг. Ты советуйся с ней, ничего от нее не скрывай». Раньше я так и делал. Советовался. А сейчас не решаюсь. Говорю совсем не то, что надо сказать. Мама должна меня понимать. Она все, все понимает. Она знает: у Насти несчастье! И все из-за отца.

Папа был хороший-хороший. Я любил его. По-моему, нельзя любить плохого человека, пьяницу! Такого человека нельзя называть отцом!