Против течения - Нина Морозова

Весна и лето 1979 г. были прекрасными, если не считать того, что у Юры продолжались временами расстройства пищеварения. Весна прошла в Вырице на Оредеже, где я вела полевую практику у студентов биофака. Мы жили на самом берегу реки в преподавательском доме. Окна выходили на широкий за ГЭС Оредеж. Однажды вечером, особенно тёплым и тихим, розовато-жёлтым на закате, мы катались на лодке. Плыли долго, пока река не стала сужаться, и огромные тёмно-зелёные ели обступили нас с двух сторон. Мы доехали до моста и повернули обратно. Потом фотографировались в парке биостанции на берегу. Вот Юра на коленях среди сосен в чётких наклонённых под закатным углом широких лучах солнца, проходящих между ветвей. Среди берёз на обрывистом берегу — Юра с кудрями до плеч. Поэт. Я — в узкой аллее, плотно посыпанной оранжевым песком. То ли сон, то ли явь.

И ещё из жизни на биостанции. Лабораторная веранда. Тишина. Воскресенье. Все студенты в городе. Биостанция пуста. Мы на электроплитке в колбе кипятим чай. Пьём его с гречишным мёдом, едим свежий творог. Мёд и творог купили в маленьком сельском магазинчике у ГЭС.

Юра в тот период был, наверное, самым худым за всю свою жизнь, похудел на 20 килограммов. И такой он стоит на мостике водной станции у подножья нашего преподавательского дома с верандой. Летом мы отправились на Днепр в Прохоровку. И это тоже были золотые и красивые дни.

В 1984 году я нарушила правило нашей совместной семейной жизни, забеременев от своего собственного мужа Ю. Морозова, что вызвало его молчаливую ярость. По-моему, месяц он вообще не разговаривал со мной. Почти сразу вновь внедрилась в судьбу «женщина 22», улучив удобный момент для состязания. Я и мой ожидаемый малыш не выдержали такого напора событий. Через восемь месяцев ребёнок погиб.

Наверное, мне нужно было быть хладнокровной и все силы бросить на борьбу за него, а не переживать из-за обычной людской подлости. Мир был таким и не изменится. Стоит только вспомнить режиссёра Мейерхольда, прожившего с женой О.М. четверть века, имевшего от неё троих детей и вдруг приславшего ей письмо(!), чтобы она с детьми съёхала с квартиры, так как он въедет туда со своей любовницей 3. Райх. Таких примеров из жизни «великих» творческих людей бесчисленное множество. Я, слава Богу, жила в своей квартире. Но и «женщина 22» в середине 90-х утратила своё былое значение для Юрия. С одной стороны, из-за своего пристрастия к «зелёному змию», но и из-за появления более молодой конкурентки. Появилась некая Ю.Р. из числа «батальонных, пригрупповых» девушек. Если «женщина 22» была младше нас на восемь лет, то новая персона эдак лет на 20–25, а то и 30! Внешне она явилась ухудшенным вариантом «женщины 22». Блондиночка небольшого роста с кошачьим личиком, скошенным назад подбородком и огромными грудями. Возможно, очаровательная и непосредственная в общении? Но главное, новенькая, молодая. Я ничего не знала и не знаю о ней толком. О внешности сужу, так как Юра попросил меня взять девушку поработать натурщицей на моих занятиях в училище. Так что на «обнажёнке» я и узрела все её прелести. Да, нежна, привлекательна для пожившего, скажем откровенно, пожилого мужчины. А мы как раз подошли бы ей в качестве дедушки и бабушки. Надо сказать, что «женщина 22», несмотря на такие недостатки как природная лень, невероятная гордость своей внешностью (рослая, пышная блондинка в молодости), имела много симпатичных человеческих черт — мягкость и доброта характера, искренность, незлопамятность, даже совестливость в каких-то ситуациях… О Ю.Р. я не думала, как о Юриной пассии, слишком мелкий объект в фокусе. Подробностей их отношений я не знаю. То, что я наблюдала, — это пухлые письма, шедшие чередой из города В. Оттуда приходили и посылки с нашими книгами, видимо, данные для прочтения. За бандеролями ходила я, письма отсылала я, поначалу вовсе не глядя в адрес. Ю.Р. какое-то время пробавлялась в Питере, работая натурщицей у нас в училище, а потом в Академии художеств.

Вскоре мне стало не до размышлений об этой девушке. С конца 1998 года Юру плотно настигла болезнь. Пошло лечение, лёжки в больнице, огромное количество домашних дел. Я приносила ему письма от Ю.Р. в больницу, а его письма опускала в почтовые ящики, естественно, никогда не заглядывая даже в распечатанные, открыто лежащие на столе листки. Юру я никогда не спрашивала о ней, а он тоже ничего мне не говорил. И мы жили, как всегда. Более того, когда мне в голову приходила мысль о её роли в жизни Юры, я полагала, что он сам, если надо, примет решение и скажет мне, а пока, раз это доставляет ему радость, новизну, может, обновление жизни и настроя, то вдруг, положительно повлияет и на здоровье! Чего не бывает! Увы, не помогло.

После Юриной кончины, чтобы не искушать себя, я выбросила все её письма, не заглядывая в них. Это было его дело, но не моё. Не будем судить.

17. Странные записи

Мне запомнились некоторые домашние записи Юры и моего брата Сергея, особенно альбома «Сон в Красном тереме». Странная, загадочная, протяжная, завораживающая музыка! Осуществляя многоканальную доморощенную запись, Юра прибегал ко всевозможным ухищрениям. Так, в один из моментов записи Сергей, лёжа на боку на диване с одним наушником (другое ухо было как бы закрыто диванным валиком), играл на дудочке. В наушник, видимо, шла партия Юриной гитары. Наблюдала я не раз, как Юра, играя на гитаре, то стучал ногой в бубен, то в определённый момент зубами дёргал тросик, тут же включавший запись и сразу же начинал петь.

Из самых бредовых явлений вспоминаются ночные записи в Суйде. Эти записи погибли там во время пожара в 1994 году. Наверное, туда им и дорога. Это были черноватые балдежи в духе Луки Мудищева и Хармса. Но на самом деле их вообще-то даже и сравнить не с чем. То были разные вымышленные истории про некую Ларису Евстафьевну, про путешествующего по миру китайского мальчика, про дядю Ваню, ковавшего семипудовый фаллос, про бульдозериста Гадова. Вообще там было много всего, связанного с детородными органами и т. п. В таких записях участвовала вся суйдинская компания, кто как мог: то ли вставлял по смыслу кусок текста, подвывал, умельцы играли на инструментах (гитара, ударные, скрипка Страдивари (по утверждению владельца), кто-то шлёпал кусочками сыра друг о друга перед микрофоном. На следующий день, выспавшись и позавтракав, вся компания прослушивала запись, то сожалея о чём-то недосказанном, то разражаясь оглушительным хохотом, в целом млея от удовольствия. Да, находки порой были не только оригинальные, а прямо фантастически неповторимые и уникальные.

Суйдинские слайды того же периода тоже большей частью погибли. Например, такие — перспектива сосны в высоту и на ней, также в перспективе ряд голых задниц, прикрывающих себя советскими паспортами. На одном слайде парни, объединившись по двое, умудрились сняться так, что голова человека как бы повёрнута вокруг своей оси и лицо получалось со стороны спины. Ребята-художники (С. Моисеенко и А. Кузнецов окончили училище Серова где-то в 1973 или 1974 гг.) были очень талантливыми, но подошло хипповое время, и они сбились с творческого пути, ушли от живописи как бы в йогу, потому что это вовсе не йога у них была, а Бог знает что, скорее в доморощенную магию. Потом они «заразились» музыкой, купили ударную установку, не имея никаких музыкальных данных. В них зародился и окреп со временем крайний индивидуализм, желание лидерства, стремление к «всемогуществу». Это звучит смешно и нелепо. Эгоизм, пренебрежение к людям, не таким, как они. Потом они решили заработать много денег, ездить по миру, пользоваться всеми благами и удовольствиями. А большие деньги, как известно, честным путём заработать сложно… Но всё это происходило уже после наших совместных музыкальных и художественных бдений. Мы расстались в 1978 году.

В 70-е мы с Юрой много занимались оформлением наших самодельных книжек — «Уллы», «Евангелия от одиночества» и т. д. Они содержали стихи, поэмы, рассказы, песни Юры. Ну, а в 80-е и 90-е начались уже реальные издания книг, требовавшие профессионального подхода и напряжённой работы.

18. Юра в общении

В общении с разными людьми Юра раскрывался мало. Только в первые годы нашей жизни мы были действительно открыты друг другу. Он много рассказывал о себе. Не всё, что я узнавала, мне нравилось. Я ревновала его к прошлому, а он меня тоже к моему прошлому, хорошо помнил всех моих поклонников. В тот ранний период Юра писал стихи и не всегда признавался, что они адресованы мне, про нас и нашу жизнь. Я всегда читала ему свои стихи. В них нет скрытого смысла.

Постепенно у Юры накопились тайны от меня, Открытым для всех и всегда было только творчество, дискография с рассказами о создании дисков и людях, с которыми он сотрудничал. Но если наступал трудный момент жизни, он вдруг раскрывался, рассказывал всё, как есть, искал понимания и сочувствия. И, конечно, получал их. Я не стану приводить примеры, чтобы случайно кого-нибудь не обидеть. Я понимала, как трудны и болезненны для него некоторые и личные, и, если можно так выразиться, общественные ситуации. Советы со стороны он принимал редко, старался постигать всё сам, на своём опыте. В чём-то мы с ним были очень разными. Я не меняла ни друзей, ни любимых. Я — не искатель новизны. Мне всегда хотелось постичь, данное мне. Да. Я хотела вернуть Юру насовсем, так, чтобы он понял нужность и важность наших отношений. На самом деле он и понимал, только не признавался.