По воле судьбы - Колин Маккалоу

— Все нормально, — сказал он, бодрясь. — Я выживу, Скола. Но шансов у меня будет больше, если вы поспешите в Бовиллы за помощью. Здесь со мной все будет в порядке.

— Клодий, нет! — прошептал Скола. — Поезд Милона остановился. Они найдут тебя и убьют!

— Они не посмеют! — воскликнул Клодий. — Ступайте, ступайте!

— Двое справятся. Я останусь с тобой.

— Уходите все трое! — приказал Клодий сквозь зубы. — Я настаиваю, Скола! Вперед!

— Хозяин, — обратился Скола к трактирщику, — смени меня. Прижми тампон к ране и держи так. Мы скоро вернемся.

Через минуту за стенами хижины послышался стук копыт. Голова кружилась. Клодий закрыл глаза, стараясь не думать о том, что с ним будет.

— Как зовут тебя, человек? — спросил он, не открывая глаз.

— Азиций.

— Что ж, Азиций, благодарю. Я — Публий Клодий.

— Публий Клодий? — с дрожью в голосе переспросил Азиций.

— Именно так. — Клодий поднял веки и усмехнулся. — У меня неприятности! Представляешь, я встретил Милона!

В дверях показались тени.

— Да, представляешь, он встретил Милона, — подтвердил с порога Милон.

Клодий с презрением посмотрел на него.

— Если ты убьешь меня, Милон, тебя осудят. Ты станешь изгнанником до конца своих дней.

— Я так не думаю, Клодий. Меня оправдает Помпей. — Милон пинком опрокинул Азиция на пол и наклонился к ране. — Ну, от этого ты не умрешь, — сказал он и кивнул Фустену: — Тащите его на улицу.

— А с этим что? — спросил Фустен, косясь на Азиция.

— Убей его.

Один стремительный взмах — и голова трактирщика развалилась надвое. Биррия и Эвдам сдернули Клодия с ложа, повлекли к выходу и бросили на Аппиеву дорогу.

— Разденьте его, — усмехнулся Милон. — Я хочу проверить, верны ли слухи.

Острым, как бритва, мечом Фустен распорол одеяние Клодия от паха до подбородка, потом рассек и набедренную повязку.

— Взгляните-ка! — расхохотался Мил он. — Он и вправду обрезан!

Концом меча он подбросил вверх пенис Клодия, блеснули капельки крови.

— Поднимите его!

Биррия и Эвдам послушно поставили Клодия на ноги, голова того вскинулась и упала на грудь. Он не видел ни Милона, ни его прихвостней. Он видел только груду камней на обочине. В венчающем ее красном камне было вырезано отверстие в форме женских половых органов. Bona Dea… Простой придорожный алтарь в тринадцати милях от Рима. У его основания лежали цветы. Рядом стояли блюдце с молоком и небольшая корзиночка с яйцами.

— Bona Dea! — прохрипел Клодий. — О Bona Dea!

Из широкой щели показалась головка змеи. Холодные черные немигающие глаза священного существа уставились на сквернавца, дерзнувшего своим присутствием нарушить ход тайного ритуала в день чествования Благой богини. Змея не двигалась, мерно поблескивал лишь ее черный раздвоенный язычок, то появляясь, то исчезая. Меч Фустена глубоко погрузился в живот раненого и, задев позвоночник, вышел наружу, но тот этого словно бы не ощутил. Ничего не почувствовал он и тогда, когда Биррия вновь пронзил копьем его грудь, а Эвдам вывалил его внутренности на пропитанную кровью дорогу. И до тех пор, пока жизнь еще теплилась в истерзанном теле Публия Клодия, он и змея неотрывно смотрели друг на друга.

— Дай мне твою лошадь, Биррия, — сказал Милон, вскакивая в седло.

Его поезд уже удалялся к Бовиллам. Фустен причмокнул, Биррия вскочил на широкую спину кобылы Эвдама, и все четверо устремились за кавалькадой.

Священная змея убрала голову и удовлетворенно свернулась в клубок в вульве Bona Dea.

Семья Азиция и рабы возвратились с полей. Обнаружив Азиция мертвым, они выглянули за дверь, увидели тело Публия Клодия и опять убежали.

В светлое время суток Аппиева дорога всегда полнилась путниками. Не был исключением и восемнадцатый день января. Одиннадцать рабов Клодия были мертвы, еще одиннадцать медленно умирали. Но никто не остановился, чтобы помочь им. Когда Скола, Помпоний и вольноотпущенник Гай Клодий вернулись к таверне в сопровождении наемной повозки и группы селян, они сгрудились вокруг тела товарища и зарыдали.

— Нас тоже убьют, — сказал Скола. — Как убили трактирщика. Милон не успокоится, пока не перебьет всех свидетелей.

— Тогда мне тут делать нечего! — сказал владелец телеги, развернулся и укатил.

После краткой неловкой заминки его примеру последовали и все остальные. Клодий продолжал лежать на дороге в луже крови, среди своих внутренностей. О Bona Dea! Его остекленевшие глаза были устремлены на алтарь.

К полудню движение по дороге усилилось. Путники с ужасом озирали последствия кровавой бойни и торопились уйти. Наконец к одинокой таверне медленно приблизился паланкин старого римского сенатора Секста Тидия. Недовольный тем, что носильщики остановились, он выглянул из-за занавесок и с трудом выбрался из паланкина, опираясь на прочный тяжелый костыль. У него не было одной ноги. Он потерял ее под началом Суллы в боях против царя Митридата.

— Положите беднягу в мой паланкин и отнесите в его римский дом, — распорядился Секст Тидий, потом поманил слугу. — Ксенофонт, помоги мне вернуться в Бовиллы. Там должны знать, что тут случилось! Теперь мне понятно, почему все эти идиоты так странно поглядывали на нас.

В результате примерно за час до заката запыхавшиеся рабы Секста Тидия пронесли тело Публия Клодия через Капенские ворота и потащили паланкин к его новому дому с видом на Марсово поле, Большой цирк, Тибр и Яникул.

Прибежала Фульвия с развевающимися волосами, настолько потрясенная, что не могла ни кричать, ни плакать. Она молча раздвинула занавески, оглядывая останки супруга: его внутренности, запихнутые обратно в живот, его кожу, белую, как парийский мрамор, его оголенный поцарапанный пенис.

— Клодий, Клодий! — раздался наконец пронзительный крик, безутешный, отчаянный, непрестанный.

Убитого положили на самодельные похоронные дроги, установленные в саду перистиля, но ничем не прикрыли, чтобы члены «Клуба Клодия» видели, что с ним случилось. Вскоре в саду собрались почти все: Курион, Антоний, Планк Бурса, Помпей Руф, Децим Брут, Попликола и Секст Клелий.

— Милон, — прорычал Марк Антоний.

— Мы этого точно не знаем, — возразил Курион.

Он стоял возле Фульвии, неотрывно смотревшей на мужа.

— Мы знаем! — послышался новый голос.

Тит Помпоний Аттик прошел прямо к Фульвии и опустился рядом с ней на кушетку.

— Бедная девочка, — с нежностью сказал он. — Я послал за твоей матерью. Скоро она будет здесь.

— Как ты узнал? — спросил с подозрением Планк Бурса.

— От моего кузена Помпония, который сопровождал его в этой поездке, — ответил Аттик. — Их четверых охраняли тридцать рабов, но у Милона людей было впятеро больше. — Он показал на тело товарища. — И вот результат, хотя мой кузен и не видел, как это было. Он только видел, как Биррия метнул копье. Оно вошло в плечо Клодию, но рана была не смертельной. И Клодий настоял, чтобы Помпоний, Скола и Гай Клодий поскакали в Бовиллы за помощью, а сам остался в придорожной таверне. А когда они вернулись, все было кончено. Клодий лежал на дороге голый, с распоротым животом, трактирщик тоже был мертв. Нанятые селяне в испуге сбежали. Товарищи Клодия ударились в панику. Недостойно, конечно, однако их можно понять. Они сочли, что Милон непременно убьет их. Я не знаю, где двое других, но мой кузен прибежал ко мне.

— Неужели никто ничего не видел? — воскликнул сквозь слезы Антоний. — Мне и самому иной раз хотелось стереть Клодия в порошок, но я любил его, несмотря на всю его грубость!

— Кажется, никто, — сказал Аттик. — Это случилось на пустынном отрезке дороги, во владениях Сертия Галла. — Он взял холодную руку Фульвии и принялся осторожно ее растирать. — Дорогая, здесь зябко. Ступай в дом.

— Я должна быть тут, — прошептала она, мерно раскачиваясь и не сводя глаз с мужа. — Он мертв, Аттик! Разве это возможно? Он мертв! Как мне смотреть в глаза детям? Что мне им сказать?

Аттик нашел взглядом Куриона и кивнул ему.

— Твоя мать все скажет им, Фульвия. Ступай, отдохни.

Курион поднял ее, повел, и она подчинилась. Прежде строптивая, упрямая, непокорная, она сделалась неожиданно кроткой. На пороге ноги ее подкосились. Аттик подскочил к Куриону, и они вдвоем внесли Фульвию в дом.

Секст Клелий, руководивший бандами Клодия в эти дни, пройдя учебу у Децима Брута, не мог похвастать древностью рода и не входил в состав «Клуба Клодия», однако все знали его. И, пребывая в состоянии ступора, охотно позволили ему взять роль распорядителя на себя.

— Я предлагаю отнести тело Клодия на Форум, — непререкаемым тоном произнес он. — Весь Рим должен видеть, что сделал Милон с человеком, затмевавшим его, словно солнце луну.

— Но сейчас темно! — возразил невпопад Попликола.