Девять ворот - Филлип Бругелитт

Их повозка продолжала двигаться позади вереницы гостей, которым также было приказано быть свидетелями выставок Бхутанаты. Фургон приблизился к первым воротам, над которыми было написано: «Тамисра». Преисподняя была так темна, что Гопал не различал своих рук.

В темноте раздавались крики, похожие на рыдание детей. Чувствовалось, что силы оставляли их, но они продолжали плакать. Они вынуждены были это делать. Темнота скрывала все вокруг. Работал только слух Гопала. Плач нарастал с каждым вздохом мучеников, как будто каждый выдох мог быть последним. Но этого не случилось еще ни разу. Их плач сводил с ума.

Гопал уже готов был прошептать что-то Вьясе, но какая-то рука быстро закрыла ему рот, заставив замолчать. Он надеялся, что это была рука мистика. Гопал беззвучно читал мантры и сжимал в руке коготь наги. Это успокаивало его.

— Будь сильным, — послышался голос позади него. — Подумай о сестре.

Над следующими воротами была надпись «Каласутра».

Здесь страдали души пленников, заключенные в раскаленные медные стены. Какая-то невидимая рука молотила их, как зерно на току, чтобы потом опять превратить их в одно целое. И так будет повторяться вновь и вновь до скончания веков — или до конца Била-свагры, что наступит первым.

Далее следовала преисподняя Семгхатапи — подавление. В границах этого существа Гопал различал неисчислимое количество тел — больше, чем мог сосчитать ману. Здесь существа со всех Трех Кругов, существа, противостоящие власти Бхутанаты, сливались в один невообразимый объем плоти. Невозможно было следить, где начинается одно и где кончается другое тело. Месиво из лиц и конечностей заставило Гопала побледнеть. Он был вынужден отвернуться от множества кричащих глаз.

Далее (казалось, они никогда не кончатся), последовала преисподняя Асипат-равапы, лес с мечами вместо листьев; преисподняя Тапаны — сжигание; хриплые крики Капалы — воронов; завывание Путми — риттики, смердящего праха; Лохасанну, железные шипы, и Рикиша, жаровня.

Каждый вопль становился криком Китти. Каждый глаз, каждое лицо, казалось, принадлежали его сестре. Гопал нашел свою преисподнюю… Теперь он должен был найти выход. Отвернувшись от мучеников, он молча плакал, стараясь не показывать Вьясе своего страха.

Мистик направлял быков под вывеску «Дипианади».

Гопал взмолился к богам, чтобы это были последние ворота, надеясь, что на его просьбу обратят внимание. Через реку с водой цвета крови был переброшен узкий мост. Стремительные потоки кипящей жидкости несли кости, куски плоти и пряди волос. Множество заключенных душ из пещер ввергались в этот бушующий ад. Для Гопала каждая душа была душой Китти.

Наконец они въехали в Алакапури. Было слишком темно, чтобы увидеть небо, такова была природа Била-свагры. Гопал облегченно вздохнул спертый воздух Наракаталы. На мгновение он почувствовал облегчение.

Вдоль улиц Алакапури стояли шесты, футов в десять высотой. На вершине каждого шеста, как по дороге на праздник, висели головы с выпученными глазами. На других шестах пониже висели фонари. Перевернутые черепа, наполненные самоцветами со змеиных капюшонов, висели на цепях, как корзины. Каждый горел, как раскаленный уголь, испуская тусклый, сверхъестественный свет. Шесты выстроились по обеим сторонам дороги, уходя в лабиринт стен и странных черных зданий.

Воздух был наполнен запахами свежих трупов, а улицы кишели жизнью — по крайней мере, той жизнью, которую знали на Наракатале. Это было похоже на сошедший с ума голоканский рынок, на кошмар наяву. В палатках купцы торговали амулетами и снадобьями писаки, но самая бойкая торговля шла в тех местах, где торговали сомой. Группки фигур в капюшонах стояли на улицах. Некоторые сидели на тротуарах, играя в азартные игры. Один из них тряс в руках череп, гремя его содержимым, а затем высыпал его на землю, вызывая крики восторга у одних и разочарования — у других.

Улицы располагались совершенно беспорядочно. Как и на голокском рынке, они были переполнены. Гопал вспомнил тот день на крыше, когда его сестра пришла их разыскивать, чтобы отвести в поле на обряд жертвоприношения. Теперь он здесь, чтобы найти свою сестру, которая сама должна была стать жертвоприношением.

В темноте и тумане было видно очень недалеко. Тусклые фонари почти не помогали.

Стук колес фургона по мощеной дороге эхом отдавался на переполненных улицах. Еще какие-то ракшасы смеялись над шипением погасшего костра. Тришны с самыми разными лицами стояли привязанные к столбам, а другие животные несли на себе узлы, тащили повозки и молчаливо принимали оскорбления и понукания своих возниц.

Запах, исходящий от печей, заставил Гопала вспомнить о еде.

Фигура в капюшоне держала в руке небольшую клетку, в которой сидели человеческие существа размером не больше пальца. Они пели сладкими голосами, а их продавец постукивал по прутьям клетки когтистыми пальцами.

— Не сегодня, — ответил Вьяса на молчаливое приглашение. Мистик остановил повозку. — Слушай, — прошептал он.

Скрип колес затих. Они услышали приглушенный ропот толпы где-то вдалеке… и музыку. Вьяса направил быков к этому месту. Фургон продолжил свой путь под призрачным светом фонарей и вызывающих суеверный ужас декораций, среди толпы и запаха жизни и смерти, пока не достиг улицы, окруженной с обеих сторон забором.

Фургон добрался до места, откуда они могли видеть площадь, заполненную представителями племен ашура. Здесь были ракшасы, яксы, сарабхи, бхурунды, животные расы каталы и суталы, капота — птичья раса с планеты Атала и змеиные расы, не имеющие названий, с планеты Рассптала. Здесь были также наводящие ужас писаки, раса священников и мистиков Наракаталы. Все, поклоняющиеся черному существу, были обращены в огромную массу, постоянно изменяющейся формы, цвета и размеров, размахивающую оружием, бьющую в барабаны и трубящую в горны.

— Какое-то празднество, — сказал Вьяса.

— Не для нас, — ответил Гопал.

— То, что ты видишь перед собой, — предупредил мистик, — может означать конец нашего Круга.

Перед величественным золотым храмом огромная толпа повторяла имя Бхутанаты. Шпили, окружающие основание храма, вторили им странной мелодией. Эта вибрация оказывала наркотическое действие на толпу. Священники писаки с посохами, украшенными самоцветами и использующими голубые лучи, прохаживались между своими преданными. Головы священников были закрыты капюшонами, скрывая их лица, но они безошибочно находили путь в толпе. Туман не расступался перед ними, а обтекал их ризы и, поднимаясь к рукавам, обнимал священников, как дети хватают любимых родителей за ноги. Проплывая среди собравшихся, как будто их нес туман, священники предлагали лепестки лотоса — могущественное здесь зелье писаки — для своих преданных.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});