Константин Великий. Первый христианский император - Джордж Бейкер

Тем более он не горел желанием как-то возмещать им их потери… Кроме того, как мы скоро увидим, у него имелись, возможно, и другие соображения, о которых не знали ни Констанций, ни Лициний. Так или иначе, он не приехал. Впрочем, у него было убедительное оправдание. Однако у Диоклетиана всегда находились убедительные оправдания для всех его поступков.

Документ, который одобрил Лициний, давал христианам полную свободу исповедовать веру, такую же свободу получали последователи любой другой религии. Он не просто распространял на христиан привилегию, которой пользовались адепты всех прочих культов, но декларировал особые права христианства и позволял остальным религиям пользоваться ими.

А поскольку предполагалось, что эта свобода признавалась уже раньше и только по несчастной случайности не распространялась на христианство, то церковь должна была получить возмещение за свою собственность, конфискованную по приказу государства в годы гонений. Оговаривался также порядок получения компенсации.

Миланский эдикт превратил христианскую церковь из более или менее бунтарской тайной организации, едва терпимой государством – а в последние годы и вовсе запрещенной им, – во влиятельный легальный институт, обладающий корпоративной собственностью.[33]

Хвалебные песнопения и панегирики в адрес Константина, дошедшие до нас, без сомнения, дают лишь слабое представление о чувствах епископов. Нет ничего удивительного в том, что люди, которые впервые за много лет могли смело смотреть в лицо стражам порядка, восхваляли личность и характер Константина и выражали веру в то, что его душа будет спасена Всевышним.

Лициний тем более охотно поставил свою подпись под Миланским эдиктом, что ему самому в любом случае не пришлось бы платить по счетам. Иллирийская церковь изначально была бедной и малочисленной, и соответственно размер компенсаций, который ему предстояло выплатить, был невелик. Константину предстояло нести на своих плечах куда более тяжелое бремя… Свадебные празднества еще продолжались, когда случилось непредвиденное. Максимин Даза неожиданно пересек пролив и вторгся во владения Лициния… Это был ответ язычников на Миланский эдикт: если предстояло выплачивать возмещение христианской церкви, Максимину пришлось бы продать с себя последнее.

Максимин Даза был столь типичной для своего времени личностью и совершил пару столь примечательных поступков, что имеет смысл подробнее остановиться на обстоятельствах его внезапного нападения на Лициния. Константин не без причины всегда ставил имена Максимина и Максенция в один ряд… Между этими двумя людьми имелось определенное сходство, а созвучие их имен несло в себе намек или предупреждение умеренному Диоклетиану. Это был некий знак того, к чему привела его политика.

Мы уже отметили, что первый эдикт о веротерпимости подписали Галерий, Лициний и Константин, но не Максимин Даза. Префект претории Сабиний, служивший под его началом, довел до сведения местных властей провинции, чтобы они не предпринимали новых преследований христианской церкви. Это было все, на что был готов пойти Максимин.

Из дальнейших действий Максимина мы можем составить преставление о некоторых проблемах, решавшихся подспудно в противостоянии религий. Борьба религий в Азии носила гораздо более острый характер и принимала с обеих сторон более крайние формы, чем борьба в Европе. В богатой и промышленно развитой Азии старые языческие культы уже давно превратились в доходное предприятие. Они эксплуатировали веру людей в духов, божества и колдовство и одновременно богатели, эксплуатируя низшие человеческие инстинкты, что выглядело еще более гнусно, поскольку происходило под прикрытием религии. Реформаторы нового времени не сталкивались с подобной ситуацией, и им не было необходимости нападать на религию с точки зрения морали. Ранние христиане, когда перед ними встала эта проблема, решили ее радикально. Они предали проклятию любую религию, за исключением своей собственной; и с тех пор за ними закрепилась репутация фанатиков.

Столь могущественная сила, какую являли собой служители языческих культов, не хотела сдаваться без боя. В конце 311-го – начале 312 года они стали оказывать давление на Максимина. Лидером движения стал Феотекн из Антиохии. От Максимина потребовали, чтобы он изгнал всех христиан из своих владений.

Христиане полагали, что это требование было инспирировано самим Максимином. Хотя мы не обязаны верить в справедливость обвинений, вероятно, они основаны на неких сведениях и ощущениях, что это обращение не являлось отражением общественного мнения. Максимин любил, когда к нему обращались с петициями и просьбами. Христианский историк оставил нам живописный и очень любопытный портрет человека, полностью находившегося во власти своей собственной веры в знамения и предзнаменования – не способного даже есть или дышать, пока он не получит ответ высших сил, следует ему это делать или нет. Однако его религия не налагала на него никаких ограничений в смысле увлечения вином и женщинами. Он мог в пьяном виде подписывать указы и отменять их, протрезвев. Его пиры славились по всей провинции: гостями его обычно были продажные, купавшиеся в роскоши чиновники, которых он использовал и защищал. Что касается женщин, то здесь он вел себя как ему заблагорассудится. И никто, кроме христиан, не осмеливался критиковать его… Фактически, двигаясь разными путями, Максимин и Максенций пришли к одному и тому же итогу.

Сохранился ответ Максимина на петицию из Тира. В нем он специально отмечает, сколь важное место занимает город в качестве религиозного центра, дает положительный ответ на петицию и указывает, что страна переживает период процветания и благоденствия.

Этим благополучием (по словам Максимина) жители провинции обязаны тому, что тщательно соблюдают все старые обряды и поклоняются старым божествам… Таким образом, прошение было, и для христиан настали трудные времена. В подобной ситуации вполне простительно, что они не преминули указать (с оттенком торжества) на засуху, голод и чуму, поразившие Азию тем летом. Максимину нанесли удар его же оружием.

Падение Максенция, последовавшее через несколько месяцев, привело к тому, что Максимин оказался в одиночестве перед лицом грозной коалиции Константина и Лициния. Он был буквально ошеломлен, когда они предложили присоединиться. Он снова повелел Сабинию приостановить все действия, направленные против христиан. Христиане, однако, не доверяли ему. В опубликованном эдикте конкретно ничего не говорилось о разрешении проводить собрания либо какие-то публичные мероприятия, и они считали неразумным выходить за рамки закона. Гонения были всего лишь приостановлены. Максимин вовсе не стремился присоединяться к Миланскому эдикту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});