Заклятые супруги. Золотая мгла - Марина Эльденберт

– Тереза?

Я опустила глаза: оказывается, руки сами собой сжались в кулаки.

– Этот мерзавец использовал Лави. Заставил ее вынести кровь Винсента из хранилища, а потом создал заклятие, которое чуть не убило Луизу.

Семейные хранилища создавались для того, чтобы в случае внезапной и подозрительной смерти кого-то из членов семьи некроманту было проще расспросить умершего. Запирались они фамильной магией, поэтому добраться до крови Винсента Аддингтон мог только с помощью одного из нас. Думаю, он пытался обработать и матушку, но в конце концов остановился на Лави – потому что во время прошлого сезона она была еще слишком молода, чтобы танцевать, а в суете до нее никому не было дела.

– Ментальное воздействие?

Я кивнула.

Мы вошли в самое сердце оранжереи, высоченную и просторную круглую залу, где были собраны цветы, растения и деревья со всего мира. Под самым потолком стеклянного купола раньше располагалась смотровая площадка, где матушка любила коротать время с книгой, но после случившегося ее разобрали. Залитый лунным светом мраморный пол напоминал восковое лицо мертвеца. На грани метались два призрака – пульсирующий гневом и яростью слепок с прогнившей души лорда-канцлера и полупрозрачный сгусток страха – сводный брат Луизы тоже погиб здесь в ту ночь.

Как же разительно они отличались! Себастьян Чепмен, воспитанник отца Луизы, был самым обычным приграничным существом. Но от тени Аддингтона – зловещей, пронизанной серыми прожилками, даже сейчас брала оторопь. Исходящая от него тьма до сих пор просачивалась в наш мир. Такое ощущение, что даже после смерти он не утратил своей запредельной силы.

– С твоей сестрой все в порядке?

– Лави повезло, что Винсент владеет магией армалов. Он вытащил ее.

Хотя головные боли у сестренки продолжаются и по сей день, даже Винсент ничего не может с этим поделать. Я бросила быстрый взгляд на Анри, но он не смотрел на меня. Уголок губ искривился, взгляд стал жестким, холодным.

– Зачем мы здесь?

Я вздрогнула – слишком далеким он казался сейчас, потому вопрос прозвучал слишком неожиданно.

– Ты хотел посмотреть Мортенхэйм.

– Но я не просил приводить меня туда, где тебе больно находиться.

Я покачала головой:

– Мне не привыкать.

– К такому привыкать и не надо, Тереза.

– Я с детства вижу и чувствую смерть. Думаешь, меня это беспокоит?

– Это беспокоит меня. Твоя боль. Твой страх.

– Я не боюсь.

– Не сомневаюсь.

Он увлек меня назад так быстро, что я и слова не успела сказать. Опомнилась, только когда мы оказались в коридоре, возле большой обеденной залы. Сейчас она была закрыта, ее использовали только для грандиозных приемов на несколько сотен человек. Анри оперся руками о стену, по обе стороны от меня. Взгляд его смягчился, но я все еще не могла забыть тот – яростный, колючий, опасный.

– Почему ты это делаешь? – негромко спросил он.

– Что – это?

– Снова и снова окунаешься в смерть. Тянешься к ней.

– Потому что это моя суть.

Я и впрямь постоянно уходила на грань, но рядом с ним стала делать это непростительно редко.

– Это – суть твоей магии, Тереза. Но ты и твоя сила – не одно и то же. – Анри приблизился, почти касаясь губами моих губ. – В твоей груди бьется самое горячее сердце, которое мне когда-либо доводилось встречать. Ты отчаянно стремишься к жизни, так позволь себе жить. Вдохни полной грудью.

– Зачем ты это говоришь?

– Потому что это правда.

«Ты неотделима от своей силы, Тереза».

Так говорил отец, вот это и есть правда. Кто я, если отнять некромагию? Обычная женщина, моль, которую в лучшем случае брезгливо стряхивают с шали. А в худшем просто не замечают.

– Правда в том, что без магии я пустое место. – Оболочка, хлопающая глазами кукла. – Если у меня отнять силу, я умру.

Не дожидаясь ответа, я оттолкнула его руку, кивнула:

– Пойдем, я тебя кое с кем познакомлю.

Подземелье. Место, где проходили мои тренировки, где меня наказывал отец и где я зализывала раны. Кто-то наверняка подумал бы, что я должна обходить его десятой стороной, но именно здесь прошла большая часть моего детства и юности. Слуги тут появлялись только для того, чтобы убраться на лестнице и в подземной зале, матушка и Лави вообще не заглядывали, даже Винсент редко наведывался. Самой смелой оказалась Луиза, которая сунулась сюда по доброй воле. Дважды.

Дверь в подвал втиснулась в нишу, ближе к гостевому крылу. За ней располагалась небольшая подсобка, в которой тем не менее не было ничего лишнего. Несколько грубо сколоченных полок с тряпками, ведрами и щетками, наверху – масляная лампа. Я кивнула Анри:

– Зажги, будь так любезен.

Темный зев прохода вел в каменный коридор. Я украдкой взглянула на мужа, но он оставался невозмутим, точно ему каждый день устраивали такие прогулки. Мы прошли до винтовой лестницы, спустились вниз, и я разожгла факелы, только тогда Анри поставил лампу на пол. Я мысленно позвала Луни, сама же прислонилась к стене, вызывающе скрестив руки на груди. С мужа не сводила глаз: одно дело разговоры о магии, совсем другое – увидеть зомби своими глазами.

Надрывно заскрипела дверь, сквозь скрежет пробилось шарканье. Вообще-то бегает Луни быстро, может даже дать фору Демону, но в последнее время совсем разленился. Вот и сейчас неторопливо вышел из коридора, потянул носом и уставился на Анри немигающим взглядом. Муж только брови приподнял:

– Двадцать с лишним лет… Впечатляет.

Нет, я не ожидала, конечно, что он заорет во весь голос, как Луиза в первый раз, но все, к чему присоединяется приставка «некро», в мире воспринимается с некоторой… с осторожностью.

– Почему ты держишь его все эти годы?

Мог бы заикаться начать ради приличия. Непробиваемый.

– Он мой друг.

Я подошла и поправила Луни воротник: высокий, скрывающий плотный фиксатор для шеи, погладила по щеке. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но мне наплевать. В день пожара нас связало нечто большее, нежели просто магическая пуповина. Что бы кто ни говорил.

– Как тебе это удалось?

– Первое время я делала это неосознанно – вливала силы в человека, который спас мне жизнь. Упокоить его отец не мог, разве что сжечь или разрубить на куски. Но поскольку я умудрилась связать нас магией, неизвестно, как это могло отразиться на мне. Поэтому он учил поддерживать Луни, не причиняя вреда себе. Создавать пограничное поле, насыщенное тьмой, – как источник для его существования. И постоянно требовал перерезать ментальную пуповину, способную меня убить.

Кукле нужно откуда-то черпать силы, чтобы не превратиться в истлевший скелет. Поначалу он тянул магию через меня, позже я научилась направлять в него силу грани напрямую.

– Дай угадаю. Ты отказалась разорвать связь?

Я кивнула.

– Он бы избавился от него. В тот же день. Я была совсем маленькой, но это понимала. Или даже чувствовала. Не знаю.

С этого началось наше противостояние. Когда отец понял, что я не подчинюсь, он стал цепляться к малейшим ошибкам, чтобы сделать мне больно, заставить чувствовать себя никчемной бездарностью. И вместе с тем прививал мысль, что без силы я превращусь в жалкую пустышку. Дочь герцога должна быть лучшей во всем – так мне твердили, и вместе с тем когда матушка пыталась заикнуться о должном воспитании для девочки, слова падали в пустоту. Отец постоянно требовал от меня разорвать связь и усыпить «создание», как он его называл, но я не сдавалась. Единственный, кого я в своей жизни отстояла.

Анри приблизился, и Луни заворчал – глухо, утробно, предупреждающе.

– Я не собираюсь на нее нападать, дружище. Просто хотел сказать тебе спасибо.

Это выглядело не менее странно, чем моя проникновенная забота о зомби, но благодарность затопила сознание и сердце. Луни снова принюхался, всхлипнул – звук был такой, словно кто-то с размаху наступил на смятый бумажный пакет. В его случае это величайшее проявление чувств, я бы даже сказала нежности, если бы язык повернулся.

– Кажется, ты ему понравился.

– Я рад.

Ни тени насмешки.

Луни потянулся ко мне, и я его обняла.

– Прости, что так долго не приходила.

– Это из-за меня.

Анри прислонился к стене, пламя заплясало по его волосам медью. Он еще более сумасшедший, чем я думала. Хотя… кто бы говорил. С нас сейчас хоть картину рисуй, под названием «Молодожены и мертвец».

– Он всегда был со мной. С самого детства.

Однажды выломал дверь во время наказания и набросился на отца. Обычно я запирала Луни на время занятий, а после того случая стала усыплять его, если отец злился. В книгах говорится, что куклы не чувствуют боли ведущего, для них защита – это всего лишь инстинкт, но я сомневалась. Потому что хорошо помнила переполненные тоской глаза и потому что связь была обоюдной.

– Тереза, а ну вернись ко мне. Хватит шляться по прошлому, там все равно одни призраки.