Призрачный мир - Евгений Семенов

сказал, что так оно и есть?

Я рассматривал убранство церкви под звуки отпевания и, в моей голове возникла тогда еще одна мысль. А насколько вообще представляют ценность эти самые иконы? Я говорю не о цене, за которую их можно продать, а именно ценность для прихожан, для церкви. Понятно, что финансовую стоимость определить невозможно. Она зависит, если вообще можно в этом случае разговаривать о цене, от сохранности, от ее истории, если она имеется, и, наверное, от ее возраста. Да и все равно это будет субъективная оценка стоимости. Икона, как историческая ценность, определенно тоже складывается из возраста и той же истории самой иконы. Но вопрос состоял в том, какую ценность имеет икона с точки зрения самой веры. Нарисуй икону современный иконописец по всем канонам и, соблюдая все правила и особенности ее рисунка, станет ли она настоящей? Не думаю. Хотя прихожанин, не поймет. Красиво и красиво. Нарисован святой. И спасибо на этом. То есть получается, что и не так она важна, а важнее внутренняя вера молящегося. Но повиси эта икона много лет в церкви, выслушай сотни молитв, прими от каждого прихожанина крупицу его сомнений и уверенности в своей молитве, и тогда, только тогда она сможет называться именно иконной, и сможет, если такое вообще возможно, помогать людям. Об этом я размышлял неоднократно и позднее и мое мнение только утвердилось.

То, первое свое посещение процедуры отпевания, я запомнил в подробностях. И, несмотря на то, что я сказал чуть ранее, якобы ощутил сильнейшее чувство веры, это так, но я всегда его ставил под сомнение. Чудесное пение священника? Это реальность и оно не обязательно имеет божественное значение. Просто сильный голос и тренировки. Чудес я не видел, и вера обязана была подвергаться сомнениям.

И все же описать свое первое присутствие на том отпевании абсолютно неизвестного мне человека я бы описал только самыми красивыми эпитетами.

Божественная атмосфера.

Чарующее слух звучание.

Эмоциональный подъем.

В тот вечер, уже после работы я расположился на лежаке в своей келье и проигрывал события того дня, а именно все что происходило в церкви, и принял для себя понимание того, что есть границы веры, которые для меня не открыты и я желаю заглянуть за них.

В дальнейшем я начал при любой возможности присутствовать на служениях, но дальнейшее посещение, к моему удивлению, стало опровергать первые эмоции. Я не видел божественного вмешательства в весь этот процесс. Скажу больше, я стал отдаляться даже от той границы моего познания веры. Я поясню. Мне хотелось поговорить с кем-то на эту тему и желательно, чтобы это был человек разбирающийся в ней. Своими вопросами я не боялся показаться глупым и несведущим, каким я конечно и был, а скорее боялся обидеть собеседника, поэтому, если доводилось с кем-либо вести диалог на эту тему, то заходил издалека. И тут меня снова посетила неудача в выбранном направлении. Складывалось впечатление, что большая часть монахов не интересуется этим вопросом, и даже не потому, что уже все познали и теперь чувствуют себя счастливыми в своем превосходстве. Совсем нет. Я стал утверждаться в мысли, что их присутствие тут, за стенами монастыря обусловлено в большей степени жизненной ситуацией, а не желанием познать бога.

Мой наставник на поприще работ вообще был наемным рабочим. А мои вопросы чаще всего приводили к одному ответу.

— С батюшкой поговори. Он в этом должен разбираться.

Должен разбираться!!!???

Он людей отпевает! К нему за советом ходят! В конце концов, а как же его посредничество между венчающимися и богом? Пойдете ли вы к врачу, который вроде знает, как лечить? Не думаю! И более того, если священник не имеет «прямого выхода» на создателя, то как поверить в отпущение грехов? Если рассчитывать, что бог сам все видит, то тогда зачем для этого процесса священник? Я могу исповедаться кому угодно, и создатель узрит это! Эти вопросы меня тогда порядком расстроили, если не разозлили, и захотелось пообщаться непосредственно с нашим священником отцом Михаилом. Просто завалиться к нему в дом и попросить аудиенции, я не мог, поэтому стал искать удобного момента. К слову на тот момент меня уже не удерживала в монастыре работа. Я получил достаточный опыт, который меня вполне устраивал и понимание того, что большего в развитии своих возможностей тут я не получу, позволяло в любой момент покинуть стены монастыря. Но желание укрепить или распрощаться с верой на тот момент заставило меня остаться. Хотя, я тогда понимал, что распрощаться с верой у меня, как и у любого другого человека уже имеющего какие-то понятия о ней, невозможно. Что может привести к этому? Я не знал. И сейчас не представляю. Можно подтвердить наличие чего угодно, увидев это, но если вы это не видите, то не значит, что его нет. Просто не видите.

Случай свел меня на беседу с отцом Михаилом. В его доме при церкви сломалась розетка и в отсутствие штатного электрика попросили меня посмотреть и по возможности починить. Отец Михаил был дома и после работы предложил мне чай. Я, посчитав это удобным случаем и всенепременнейше согласился. Понимая, что долго это не продлится, я набрался смелости и, с разрешения, начал задавать свои вопросы. Я не готовился к такому варианту и не формулировал вопросы заранее, поэтому они были такими, какими были. Я сразу предупредил, что имею сомнения в своей вере и обращаюсь к нему как к опытному наставнику. Отец Михаил, как мне показалось, с живостью и искренностью отвечал. Изначально я боялся обидеть его своей невежественностью в данном вопросе, но это было лишним, как оказалось после первого его ответа. Он выслушал мой первый вопрос вместе с предысторией, отчего я вообще это спрашиваю. Если кратко, то он формулировался так:

— Что может помочь человеку, в данном случае мне, утвердиться в наличие господа и искренне уверовать, если не личная встреча.

Конечно, вопрос был длиннее и включал пояснения, почему я вообще об этом спрашиваю, но сама суть заключалась в этом. Его не поставил в тупик ни сам вопрос, ни форма его изложения, чего я и не ожидал. Кратко его ответ содержал следующее.

Сама встреча с богом так же не могла быть доказательством его существования, так как мы не знаем по большому счету как тот выглядит. Иконы и описания не являются подлинными документами. Если его кто-то и видел, то поверим ли мы ему, если при встрече с создателем этот человек скажет: «Это бог,