Непридуманная история Второй мировой - Александр Никонов

И еще цитата того же автора: «Все познается в сравнении. То, что произошло летом и осенью с Красной армией, выходит за все рамки обычных представлений. История войн такого еще не знала».

А я добавлю. Паника — тротил, который разметает армии. Но тротил нужно взорвать. И детонатором для паники служит гремучая смесь неожиданности и опасности.

Если бы армия была готова к обороне, ничего подобного описанному выше не случилось бы. Мы готовились к обороне от напавшего немца? Мы спокойно делаем то, к чему готовились. Невозможно напугать тем, к чему ты готов. Мы пришли копать? Мы копаем… Мы отрабатываем учебную пожарную тревогу? Организованно встали и покинули здание. Не забыли журнал и газету про футбол.

А если люди пришли в театр повеселиться, получить удовольствие, нарядились в кофточки, запаслись конфетками, сели и расслабились. а тут вдруг раздается истошный вопль «Пожар!» Удивительно ли, что в панике двух детей насмерть задавили?

…Собака решила поиграть — шугануть очередную кошку. И, громко гавкая, мчится на нее, раскидывая ноги и весело размахивая ушами. То-то будет потеха! Щас загоним кошару на дерево! Смотрите все! И ты смотри, Хозяин!.. А кошка, вместо того, чтобы привычно улепетывать, вдруг выгибается и с ревом и шипением делает яростный бросок вперед. И когтями по носу.

Ух, как неожиданно! Больно как!

И оторопевшая собака, поджав хвост, в ужасе несется обратно. Какая-то неправильная кошка попалась!

Гитлер был неправильной кошкой.

А Сталин был правильным уркаганом и знал, что такое «взять на гоп-стоп».

Глава 5

Мировая революция: кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево

«Так как научный социализм есть сама истина, то меньшинство, обладающее этой истиной, обязано навязать ее большинству хотя бы при помощи грубой силы».

Шарль Нын, швейцарский социалист

«Нет, не мир, а меч несет в мир диктатура пролетариата».

Г. Борисов. «Диктатура пролетариата»

Прошлую главку я начал с того, что у царя Иосифа было две особенности. Первая — по своим повадкам он был сущий уголовник. А до второй мы вот только добрались. Вторая особенность Иосифа Грозного заключалась в том, что он был царь с вынужденно революционной фразеологией.

Частично товарищ Сталин фразеологию эту свернул. Но полностью сворачивать ее он не спешил. Он и с личной местью никогда не спешил, выжидал. Терпеливый был. И кто знает, быть может, сложись все удачнее, дошло бы дело и до отмены слова «товарищ». Сейчас это кажется диким, невозможным. Но, думаю, не менее диким в 1925 или 1930 годах показались бы советским людям предположения о том, что в их стране скоро снова будут править «министры» и «офицеры» с погонами, появятся фильмы, прославляющие царей да князей…

А для отмены слова «товарищ», кстати говоря, не так уж много и нужно! Всего-то объяснить людям, что теперь они хозяевами этого мира стали. Теперь господа — мы, а не какие-то прежние эксплуататоры! Вот и все. «Министров» и «офицеров» проглотили, с удовольствием съели бы и «господ».

И дело совсем не в том, верил Сталин в социализм или не верил, любил он революционный новояз или нет. Он им пользовался ровно в той мере, в какой этот инструмент помогал ему в деле. В деле расширения империи. А для экспансии ничего лучше и придумать было нельзя, чем теория мировой революции!

Во-первых, это современно и научно (вроде как). Во-вторых, это все помнят и все знают еще со времен революции. То есть люди ментально готовы к захватам чужих территорий под флагом красного имперства. Зерно экспансии уже в головах. Бери да пользуйся. Тебе нужен мир, а у сограждан в голове есть точка, на которую можно опереться? Ну, так обопрись и действуй!.. Именно поэтому Сталин назвал то, что всеми раньше считалось октябрьским переворотом, Великой октябрьской социалистической революцией. Это был с его стороны шаг навстречу фразеологии. И шаг правильный. Вот смотрите, товарищи, в одной стране революция уже произошла — в нашей. А там, глядишь, и в других странах будет, как у нас. Мы — самые передовые. Мы несем свет отсталым народам, хотят они того или нет. Бремя белого. простите, красного человека.

Очень многие историки говорят, что товарищ Сталин, как мудрый практик, в конце концов отказался от идеи мировой революции и сосредоточился целиком и полностью на строительстве социализма в одной, отдельно взятой стране. (При этом почему-то превратив всю страну в сплошной военный завод, о чем мы еще погутарим.)

Кто же сказал историкам, что Сталин отказался от идеи мировой экспансии? Откуда они это взяли?

Да сам Сталин и сказал. А они поверили.

Даже странно, ей-богу… Разве можно верить урке? Любой конвойный это знает — верить урке нельзя! Помню, разговорился я за жизнь с режиссером Хотиненко… А режиссер этот тем славен, что в армии служил в конвойных войсках. Так вот он рассказывал:

— Вагон… Коридорчик отделен от «купе» решетчатой стенкой. За решеткой зэки. С ними можно поговорить. Это такие беседы! Это такие Сократы! Но порой эти истории с беседами заканчиваются трагически. Они ведь все невероятные психологи!.. Вы только представьте себе: ночь, поезд, лампочка под потолком. И вот целую ночь едешь и беседуешь про Солженицына — запрещенного автора. Слушаешь собеседника — ну приличный же человек, добрый, душевный, понимающий! Улыбается тебе. Но если ты дашь слабину, если ты сделаешь шаг навстречу ему, если поверишь на секунду в его человечность. Он спокойно перережет тебе глотку и перешагнет. И как бы тебе ни казалось, что он тебе почти брат — не верь: убьет. Верить зэку нельзя. Я читал дневник одного парня, которого так убили. Ему было тяжело в армии, армия — суровая штука. И он сошелся с зэками, которых конвоировал. Писал письма домой: «Мама, они единственные люди, которые меня понимают, меня больше никто не понимает, мне так одиноко…» Конец известный: он им доверился, они его убили, забрали оружие и бежали.

Товарищ Сталин, царь-зэк, Иосиф Грозный однажды пообещал прилюдно: «Мы Бухарчика в обиду не дадим!» А потом казнил Бухарина.

Товарищ Сталин очень любил товарища Паукера, которого все считали сталинским другом. И неспроста. Не было у Сталина человека ближе, чем Карл Викторович. Он обеспечивал личную безопасность Сталина, он изучил сталинские вкусы и предугадывал желания вождя. Однажды Паукер подметил, что Сталин, будучи невысокого роста, старается подбирать себе сапоги на высоком каблуке. Паукер изобрел для Сталина особые сапоги, в которых высокий каблук был частично спрятан в задник. Это добавило товарищу Сталину несколько сантиметров росту.

Паукер часто рассказывал анекдоты и пародировал членов Политбюро, чем всегда страшно веселил Вождя. Однажды Паукер показал, как тащили на расстрел не то Зиновьева, не то Каменева, не то Бухарина, а тот все время кричал: «Позовите товарища Сталина! Позовите товарища Сталина!» Паукер козлиным голоском мастерски передразнивал крики расстреливаемого, и Сталин благодушно смеялся.

Вся сталинская еда проходила через Паукера. Без одобрения Паукера никто не мог быть допущен на дачу Сталина. Когда товарищ Сталин ехал на машине, рядом сидел Паукер, чтобы поймать первую пулю, летящую в вождя. За верную службу Сталин подарил своему любимцу две машины («Кадиллак», «Линкольн-кабриолет») и наградил его шестью орденами, в том числе орденом Ленина.

А потом Сталин убил Паукера.

Товарищ Сталин имел мирный договор с Польшей. Товарищ Сталин обещал полякам, что он на них не нападет. И без объявления войны ударил воюющей Польше в спину.

Товарищ Сталин имел договор с Финляндией. Он обещал финнам не нападать на их мирную страну. А потом нарушил свое слово и напал. Причем с Финляндией он провернул этот трюк дважды — дважды заключал мирный договор и дважды нападал в течение двух лет.

Товарищ Сталин заключил договор с Японией — о дружбе. Этот договор был очень важен для Сталина. Настолько важен, что Сталин даже, против протокола, лично приехал на Ярославский вокзал, чтобы проводить японского министра иностранных дел Мацуоки. Вот как рассказывает об этом Молотов: «Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы да и немцы были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать».

Сталину так нужно было удержать Японию от войны, что он наступил на горло собственной царской гордости — приехал провожать не равного ему чиновника, стоял на перроне, смеялся, шутил, хлопал чиновника по плечу.

Но как только договор, в котором Сталин обещал жить с Японией в добрососедстве, стал ему не нужен, Сталин вероломно, без объявления войны напал на японцев. Войну Японии — чисто для проформы — объявили, когда Красная армия уже несколько часов вела против японцев боевые действия.