Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все озадачены, то есть пытаются решить эту задачу. Если в день в студии находится: 250 зрителей, 10 участников программы, итого 260 умножить на 20 передач в месяц. Это 5200 человек. Умножаем их на 11 месяцев (три недели отдыха плюс праздничные дни)…
Все путаются и уличают другдруга в незнании таблицы умножения. Потом Юля берет в руки калькулятор и выводит «Итого»: получается, все мы видели около 275 000 человек в год. А так как шоу в эфире уже три года, то практически в студии побывало население среднего города России.
После завершения сеанса высшей математики вдруг громко ойкает Бойко:
– Надо же Айзеншпису поднабрать, напомнить, что послезавтра эфир, – и выносится в коридор.
– Алло! – слышим мы ее удаляющийся голос. – Юрий Шмильевич? Это Наташа, Первый канал!
Честно говоря, мое плохое настроение связано не только с погодой, не только с авралом и, разумеется, не с депутатами. Со вчерашнего дня я не могу дозвониться до Марины. Прошел только один звонок – в день моего возвращения в Москву.
– Приве-ет, – лениво тянет она. – Не могу сейчас говорить, я во Франции на переговорах… Перезвоню.
Во Франции? А у меня определяется лондонский оператор…
И тогда я звоню лучшему другу. Кроме него, мне сейчас никто помочь не сможет…
Мой звонок застает Андрюху в процессе освещения очередного раунда германо-российских межправительственных консультаций, которые проходили где-то на севере Германии.
– Мне нужна твоя помощь, – начинаю я с места в карьер, безо всяких там прелюдий.
– Я сейчас не могу, – страшным шепотом шипит Андрюха, – я сейчас беру интервью у министра экономики.
Господи, и здесь эти… депутаты.
– Списание долгов России перед Парижским клубом кредиторов, – пытаюсь я вразумить Андрюху, – это ничто по сравнению с той травмой, которая намечается в моей личной жизни!
И Андрюха уже в который раз подтверждает свое звание надежного друга. Можете себе представить лицо министра экономики, когда у него перед носом исчезает микрофон немецкой волны?
– Ну давай, вываливай, что там у тебя за травма…
Спасай, – и я вываливаю Андрюхе все как на духу. – Не могу дозвониться до Марины. Английский оператор говорит, что она вне зоны доступа. При этом она должна сейчас быть во Франции! Андрей! У меня такое ощущение, что она из Лондона не уезжала!
– А я-то как могу помочь? – Андрюха явно обескуражен.
Как бы сказать ему поделикатнее? А-а-а, чего уж:
– Смотай в Лондон, а?
В трубке слышно, как лучший друг сопит, раздумывая над моим предложением.
– В отличие от меня, – беру я быка за рога, – профсоюз на твоей радиостанции обеспечивает тебе право в любую секунду взять заработанные в праздники отгулы. Или за свой счет взять и не быть уволенным.
– Ты хочешь сказать, что тебя могут уволить? – к Андрюхе вернулась способность соображать. – Ты что, не можешь поставить в эфир какую-нибудь записанную программу?
– В том-то и дело, что не могу!– кричу я, потому что это чистая правда. – Завтра у нас суперэксклюзив. Секретарша одного строительного магната в прямом эфире будет рассказывать, как ее начальник над ней издевался за то, что она купила ему билет на самолет, вылет которого задержали из-за нелетной погоды на 5 часов!
– А как, – в голосе друга слышен профессиональный интерес, – как он над ней издевался?
– Она должна была 17 тысяч раз написать: «Я, Иванова Александра Степановна, обещаю впредь никогда не покупать билеты на рейс такой-то и считаю себя не правой в том, что я так поступила».
– Обалдеть! – восхищен Андрюха. – Просто суперистория… Ну ладно. Хорошо. Тогда пусть доктор Ватсон остается в Москве, а Шерлок Холмс летит в Лондон.
– Юрий Шмильевич, – ворковала тем временем Бойко, идя в сторону туалета по коридору, похожему на оставшуюся без дотаций провинциальную больницу. – Как у нас дела? Звоню напомнить, что послезавтра у нас эфир «Загар – моя навязчивая идея». Сын Ирины Виннер вместе с девушками из модельного агентства уже собираются.
На другом конце радиоволны раздался очень тихий голос Айзеншписа:
– Наташа… по-моему, все! Я умираю…
– Ну, бросьте, что вы, все будет хорошо, давайте… – громко начала сочувствовать Наташа, но поскольку ей никто не отвечал, она на всякий случай сказала в тишину:
– Давайте я вам перезвоню…
И побежала в редакцию.
«Восемнадцать лет за решеткой, – думала она, – могут сломить кого угодно, но только не человека с фамилией Айзеншпис (она читала где-то, что его фамилия переводится как «железный стержень»).
– Представляете, звоню Айзеншпису, а он говорит, что умирает! Может, врача ему туда вызвать? Сейчас я его спрошу, – и тут же принялась звонить: – Алло! Алло! Юрий Шмильевич?
– Юрий Шмильевич только что умер, – ответил ей незнакомый голос, и телефон отключился.
– Как умер?
В редакции повисает тишина. Все смотрят на Наташу.
Наташа молча взяла сигарету, вышла из кабинета и снова пошла по длинному коридору в туалет. Прикурила и встала у окна. «Оказывается, даже у железных продюсеров есть сердце, – думала она, – и оно может остановиться в любую минуту…»
Хотела закурить еще одну сигарету, но пачка осталась в кабинете. «Ничего не меняется, – подумала Наташа, глядя на щербатый унитаз, деревянный стульчак и сливной бачок с ржавой цепочкой. – Особенно у нас, на восьмом».
Действительно, за последние десять лет на восьмом этаже Останкино ничего не менялось, особенно в туалетах. Журналист Гордон, помнится, даже собирал подписи у работников телецентра, чтобы наконец кто-то отремонтировал уборные. Но туалеты отремонтировали только на этажах, где расположены студии, да и то после того, как кто-то из правительства чуть не сломал ногу в одном из них. «Ничего не меняется», – снова повторила про себя Наташа и, бросив окурок в унитаз, с силой дернула за цепочку. Бычок закружило в водовороте, и звук струящейся воды подействовал на нее успокаивающе. И тогда она дернула за цепочку еще пять раз. Это было единственное, что она могла позволить себе в качестве снятия стресса, кроме сигарет, в стенах телецентра.
Она шла обратно по коридору и думала, что в ее многочисленных записных книжках есть номера телефонов, по которым уже никто не ответит. Уже нет в живых танцора Исымбаева, который впервые на людях снял свою знаменитую папаху именно в «Большой стирке» (в ней он даже на паспорт фотографировался). Нет Спартака Мишулина, который встретился на передаче со своей первой школьной любовью. Нет Натальи Медведевой, которая вместе с Любой Успенской обсуждала в студии общего мужчину их жизни…
«Ничего не меняется, – думала Наташа. – Люди уходят, а шоу продолжается». Она вздохнула и вошла в кабинет, чтобы найти очередного гостя, который мог бы заменить умершего Айзеншписа.
Из пункта А (город Кельн) в пункт Б (город Лондон) Андрюха вылетел ближайшим рейсом. В такси по дороге из аэропорта к отелю Sanderson (если Марина и осталась в Лондоне, то только здесь) Андрюха чувствовал себя немного неуютно, но, оказавшись в отеле, тут же вошел во вкус: следуя классическим инструкциям, отложенным в головах у каждого, кто прочел или просмотрел больше пяти детективов Дарьи Донцовой, начал он с консьержа. За небольшое вознаграждение тот рассказал ему ВСЕ. «Даже обидно, – усмехнулся про себя Андрюха, – я же должен был пройти по всему списку: бармен, официант, горничная…»
Согласно показаниям скорее болтливого, чем алчного консьержа, очаровательный и очень щедрый на чаевые объект остановился в отеле не один, а в сопровождении молодого, атлетического сложения брюнета. И вот уже третий день они практически никуда из отеля не выходят. В данный момент интересующие г-на персоны пребывают в спа-зале.
Сколько людей – столько и представлений о том, как именно должен выглядеть спа-салон. Спа-версия устроителей отеля Sanderson – это огромная комната отдыха с пятиметровыми потолками, завешанными легчайшим белым тюлем. Благодаря легкому кондиционированию тюль этот развевается, создавая эффект струящейся сверху благодати. Никакого особого криминала сыщик здесь не увидел – объекты сидели рядышком в шезлонгах, как голубки, и всего лишь обнимались.
С возможностями своего мобильного телефона Андрюха был знаком плохо, но абсолютно точно знал, что он умеет фотографировать. И Андрей снова отправился к консьержу. Благодаря полученной у него консультации он сменил плащ детектива на фрак шпиона, вооруженного до зубов последними техническими новинками, с помощью которых и была успешно запечатлена серия спа-объятий (поставленные бок о бок шезлонги легли в кадр просто великолепно).
Утром следующего дня память мобильного телефона пополнилась кадрами с завтрака: интимное поглаживание по щеке, прикорм брюнета булочкой, рука нежно треплет волосы на затылке и т. д.
Что же дальше? Андрюха зашел в тупик. Что делать с фотографиями? Отошлешь – травма, не отошлешь – тоже травма. Мой друг был уверен только в одном: пусть детектив, пусть шпион, но в роли черного вестника лично он выступать не намерен. Тогда он зашел в интернет-кафе и отослал все снимки по электронной почте. Кому? Он знал только один адрес, на который можно было отправить эти фотографии, – [email protected] Там, думал он, поймут, как лучше ими распорядиться. И уже через 24 часа на столе главного редактора газеты «Жизнь» лежали отпечатанные копии, полученные от анонимного источника.
- Жиголо для блондинки - Маша Царева - Современная проза
- АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА - Наталья Галкина - Современная проза
- Рок на Павелецкой - Алексей Поликовский - Современная проза
- Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник) - Михаил Ландбург - Современная проза
- Фома Аквинский за 90 минут - Пол Стретерн - Современная проза
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- Письмо в ящике стола - Эйнар Кристьянссон - Современная проза
- Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Флэгг Фэнни - Современная проза
- Взрослые люди (сборник) - Денис Драгунский - Современная проза
- Люди нашего царя - Людмила Улицкая - Современная проза