Штамм Закат - Чак Хоган

Существо начало возиться в воде, причем довольно агрессивно, — слепой хищник готовился к нападению. Од­нако Фет был заворожен зрелищем обнаженного жала. Впервые в жизни он мог видеть его полностью, во всем, если так можно выразиться, великолепии. Жало крепи­лось во рту сразу в двух местах — оно отходило от верхушки горла и от задней части нёба. Основание жала было тол­стое, разбухшее и имело волнистую структуру, что говори­ло о сильных мускулах. В задней части глотки зияло отвер­стие, похожее на сфинктер, — оно требовало пищи. Васи­лий подумал, что где-то он видел подобное устройство, — но где?

В мрачном сумраке трубопровода Фет принялся шле­пать руками по сторонам в поисках своего гвоздезабивно-го пистолета. Голова твари повернулась на хлюпающие звуки — вампирша пыталась сориентироваться в простран­стве. Фет уже был готов сдаться, как вдруг его рука наткну­лась на пистолет — оружие лежало на дне, полностью скры­тое мутной водой. «Черт!» — подумал Василий, пытаясь совладать с охватившей его злостью.

В эти секунды прицельное устройство твари каким-то образом уже захватило цель, и вампирша ринулась в атаку. Фет отполз со всей быстротой, на которую был способен, однако тварь, при всей своей слепоте, легко освоилась в окружавшем ее мирке трубопровода, разобралась с по­калеченными конечностями и инстинктивно нашла спо­соб прочно держаться на ногах, отчего обрела сверхъесте­ственную координацию движений.

Фет поднял пистолет, мысленно пожелав себе удачи. Он нажал на спусковой крючок — раз, другой — и понял, что заряды у него кончились. Прежде чем Василий вырубился, он полностью израсходовал магазин, и теперь у него в руке была лишь пустая строительная игрушка.

В мгновение ока тварь накинулась на Фета и, оседлав его, буквально пригвоздила к сточному желобу.

Василий каждой клеточкой тела почувствовал тяжесть об­рушившейся на него вампирши. Над собой он увидел пасть твари — то, что осталось у нее от рта, дрожало крупной дро­жью, а жало втянулось, готовое вот-вот выстрелить.

Чисто рефлективно Фет вцепился в жало, как если бы перед ним оказалась бешеная крыса. Он тянул и тянул жало, ворочал и сгибал, пока не вытащил всю эту дрянь из «устройства», которым служила глотка монстра. Тварь кор­чилась, скулила, но ее вывихнутые конечности не могли ничего поделать с мощной хваткой Василия. Жало походи­ло на мускулистую змею — слизистую, извивающуюся, дер­гающуюся змею, изо всех сил пытающуюся освободиться. Вот теперь Фет рассвирепел по-настоящему. Чем сильнее тварь втягивала жало, тем безжалостнее Василий тащил его наружу. Не было силы, которая заставила бы Фета осла­бить хватку, его здоровая рука работала на всю мощь.

А мощь Василия в эти секунды была просто неимоверна.

Превозмогши стригоя, Фет одним последним рывком выдрал из глотки чудовища жало вместе с железами, когда-то бывшими гландами, и трахеей.

Кошмарный мускул продолжил извиваться в его руке, дергаясь так, словно это было самостоятельное и обосо­бленное животное, а вот само тело вампирши обмякло: его сотрясли судороги, и оно, отпрянув от Василия, повали­лось на спину.

Из дергающегося жала выпростался толстый кровя­ной червь и быстро пополз по кулаку Фета. Извиваясь, он миновал запястье, затем вдруг изогнулся и начал ввинчи­ваться в кожу. Стало ясно: этот мерзкий бурильный ин­струмент взял курс на вены предплечья. Василий отшвыр­нул жало, беспомощно глядя, как паразит проникает в его тело. Червь вошел в руку уже наполовину, когда Фет, вый­дя из ступора, ухватил его за все еще видимый, виляющий кончик, дернул и, взвыв от боли и отвращения, вырвал паразита из предплечья. Рефлексы снова сработали пер­выми, и Василий мгновенно расчленил мерзкого гада по­полам.

Прямо на его глазах, в его собственных руках две поло­винки — как по волшебству! — восстановились, превратив­шись в двух полноценных червей.

Отшвырнув паразитов подальше, Фет тут же увидел, как из тела вампирши выползают десятки новых червей — стригой будто бы сочился ими — и, извиваясь, ползут к нему в вонючей воде.

Перекрученная полоса стали куда-то делась. «Ну и хуй с ней!» — в сердцах воскликнул про себя Василий. По уши переполненный адреналином, он схватился за решетку го­лыми руками, напряг все мышцы, вырвал этот железный переплет из стенки, подхватил свой пустой гвоздезабивной пистолет и, выпрыгнув из трубопровода, рванул на волю.

Серебряный Ангел

Он одиноко жил в многоквартирном доме в двух кварта­лах от Джорнал-сквер* — большой площади в центре Джерси-Сити. Его место жительства входило в число тех немногих окрестных районов, которые еще не были реконструирова­ны и обновлены и таким образом подготовлены для про­живания среднего класса. В большинстве остальных райо­нов центра заправляли яппи — и откуда они только здесь брались? Как получалось, что их приток не иссякал?

Он взобрался по ступенькам на свой четвертый этаж. Его правое колено скрипело — скрипело в буквальном смысле, скрежет раздавался с каждым шагом, — и лязгаю­щая боль то и дело сотрясала все тело.

Его звали Анхель Гусман Уртадо. Он привык быть боль­шим. Он и сейчас был огромен — в физическом смысле, — однако возраст давал себя знать: как-никак, шестьдесят пять лет. Прооперированное колено болело не переставая, а жи­ровая прослойка — то, что его американский доктор назы­вал ИМТ1 и что любой мексиканец назвал бы просто «панса»2, — взяла верх в его фигуре, во всех остальных от­ношениях по-прежнему могучей. Эта фигура обвисала там, где раньше была поджатой, и зажатой там, где когда-то была гибкой и пластичной, — но... была ли она действительно большой? Да, была. И даже очень. Анхель всегда был очень большим. И как мужчина, и как звезда — во всяком случае, в том виде, в каком он сходил за звезду в прошлой жизни.

Когда-то, в Мехико, Анхель был рестлером. Даже не так: он был Рестлером. С большой буквы. Анхель де Плата — вот как его звали. Серебряный Ангел.

Он начал свою карьеру в 1960-е годы как рестлер «рудо»1, то есть проходил по разряду «плохих парней», однако вскоре Анхель обнаружил, что публика поклоняется ему, что она приняла и полюбила Серебряного Ангела, как при­няла и полюбила его фирменный знак — серебряную маску; тогда он поработал над своим бойцовским стилем, еще больше приноровив его к вкусам публики, и сменил образ, перейдя в разряд «текнико»2, то есть «хороших парней». С годами Анхель превратил себя в модный объект шоу-бизнеса, став героем комиксов, «фотоновелас» (слащавых иллюстрированных журналов, рассказывающих о его странных и порой смешных подвигах), фильмов и телеви­зионных сюжетов. Он открыл два гимнастических зала, купил несколько многоквартирных домов в разных райо­нах Мехико и стал своего рода супергероем, чего добился, следует заметить, исключительно собственным трудом. Его фильмы охватывали самые разнообразные жанры: ве­стерн, научная фантастика, кино ужасов, шпионское кино, — причем зачастую все эти жанры соединялись в одной ленте. В сценах с ужасной хореографией, под зву­ковые эффекты из плохой фонотеки он с одинаковым апломбом расправлялся что с земноводными тварями, что с советскими шпионами, неизменно завершая схватку сво­ими коронным нокаутирующим ударом, известным как «поцелуй Ангела».

Однако если где Анхель по-настоящему и нашел себя, так это в фильмах с вампирами. Чудо-герой в серебряной маске сражался с вампирами всевозможных видов и ма­стей: с вампирами-самцами и вампирами-самками, с вампи­рами толстыми и вампирами тощими, а иногда даже с вам­пирами обнаженными, но такое альтернативное кино вы­пускалось только для заморского проката.

Увы, глубину неизбежного падения Анхеля можно срав­нить только с высотой его вознесения. Чем больше он рас­ширял империю своего бренда, тем меньше — и реже — тре­нировался; сам рестлинг стал для него обузой, с которой он мирился лишь по необходимости. Когда его фильмы приносили высокие сборы, а популярность была все еще велика, Анхель выступал с показательными боями лишь раз, от силы два раза в год. Его фильм «Ангел против Воз­вращения Вампиров» (если говорить о синтаксисе, в на­звании не было ни малейшего смысла, зато оно полностью излагало содержание этого шедевра) обрел новую жизнь на телевидении, где лента заслужила немалое число повто­ров. Почувствовав, что его слава увядает, Анхель счел не­обходимым выпустить в свет кинематографическую пере­лицовку популярного сюжета — все с теми же клыкастыми тварями в плащах с капюшонами, которые до той поры приносили ему очень неплохие доходы.

И вот случилось то, чему, очевидно, просто суждено было случиться. В одно прекрасное утро Анхель оказался лицом к лицу с группой молодых рестлеров, выряженных вампирами: дешевый грим, резиновые клыки, все как по­лагается. Анхель лично объяснил и даже прорепетировал все задуманные им изменения в хореографии боя, кото­рые позволили бы ему закруглить действо на три часа рань­ше положенного: мыслями он был уже не столько на съе­мочной площадке, сколько в отеле «Интерконтинентал», куда Анхель мечтал поскорее вернуться, чтобы насладить­ся послеполуденной порцией мартини.