Мышьяк за ваше здоровье - Елена Арсеньева

То есть ящик был заперт минуту назад, а сейчас уже нет. На столе лежали большие ножницы: сунуть лезвие в щель, нажать крепче… Ну да, вот она, пожелтевшая газета, вот и ключ.

Было бы от чего переживать!

Фигурант подошел к сейфу и начал его отпирать.

Он не хотел никуда спешить. Он с удовольствием растянул бы процесс открывания этого простенького замочка. Столь тщательно обдуманное преступление требовало чего-то большего, чем вот так просто подойти к столу, достать оттуда ключ, открыть сейф и взять деньги. Гораздо большего! Но с другой стороны, фигурант понимал, что не стоит испытывать удачу до бесконечности. Он и так слишком долго провозился с Лукьяновым. Растягивал удовольствие… Так что сейчас следовало поджаться, поторопиться.

Он повернул ключ, дождался щелчка и резко крутанул ручку.

Сейф открылся.

Фигурант заглянул туда и в очередной раз за эту многотрудную ночь покачал головой. Беспечность работников сберкассы была поразительна! Деньги в банковских пачках даже не убрали в меньшее отделение сейфа, которое запиралось еще одним ключом!

Впрочем, смысла в этой предосторожности никакого не было: во-первых, такое количество пачек в маленьком отделении не поместилось бы. Во-вторых, ключ от меньшего отделения так и лежал на верхней полочке сейфа.

Нет, это просто умора. Умора – и все тут!

Фигурант вынул из внутреннего кармана пиджака загодя приготовленную матерчатую, изнутри простеганную полиэтиленом сумку, сложенную столь тщательно, что она занимала совсем мало места, и принялся укладывать туда пачки. Одну, с рублевыми бумажками, он небрежно отшвырнул. Брал только крупные деньги. Десятки, четвертные, полусотенные. Пятерки и трешки. Восемьдесят тысяч рублей. Восемьдесят тысяч…

Он мотнул головой, как бы отгоняя мысли о том, что дадут ему эти деньги, какие предоставят возможности. Рано и глупо предаваться бесполезным мечтам. Глупо и рано.

Пачек было не так уж много, а именно двадцать четыре, и это порадовало фигуранта. Легче вынести. Он даже подумал, что можно было бы обойтись и без сумки. Распихать пачки по карманам… Но тотчас покачал головой. Э-э, нет. Сложить все в сумку как можно компактней, а ее спрятать под одеждой. Если что… – мало ли, какие случайности он не предусмотрел! – если что произойдет, от сумки легче избавиться, чем от разрозненных пачек. Сунуть ее в придорожные кусты, в траву, но приметить место, чтобы потом можно было прийти и забрать.

Фигурант прокашлялся. От одной только мысли о том, что он может по какой-то неведомой случайности лишиться этих денег, у него начало першить в горле, а легкие словно бы стиснуло от удушья.

Нет. Никаких случайностей! Никто не встанет ему поперек дороги, а если встанет, этому же дураку хуже, потому что, убив один раз, он не замедлит повторить начатое.

Если его к этому вынудят, конечно. Сам-то он не убийца по сути своей. Ну какой он убийца?

Фигурант пожал плечами и еще раз окинул взглядом кассовый зал. Ну, кажется, он сделал все, что мог. Ах да, дверцу сейфа лучше прикрыть, чтоб не бросалась в глаза. Довольно того, что здесь весь пол в кровавых пятнах, не стоит нервировать людей еще и открытой дверцей.

Он хотел вытащить ключ и положить на место, однако тот заело, и фигурант не стал тратить время, поворачивая его.

Вот теперь уж точно все! Пора уходить. Впереди – главное: добраться до тайника и спрятать деньги. Причем так, чтобы за те несколько дней, а может, и недель, пока он не сможет к ним подобраться (ясно же, что за ним будут следить, сейчас все мужики в деревне окажутся под наблюдением!), с добычей ничего не произошло.

Это первое. И это самое простое.

А потом он займется самым трудным – обеспечит свое алиби.

АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД

– Ну да, – угрюмо сказал Александр. – Ну да, я видел ее первый раз в жизни.

За спиной раздалось негромкое хмыканье.

Александр передернулся. Там Серега, за спиной-то. Стоял и стоял себе, молчком слушал их с Манихиным разговоры, а тут вдруг не выдержал. И в этом хмыканье не просто насмешка над мужиком, который едва голову не сложил, потому что бабий подол ему свет заслонил. В этом хмыканье прозвучало такое презрение!..

Не стоит стараться. Больше, чем сам Александр, его никто презирать не сможет. Это просто нереально!

– Первый раз в жизни… – повторил Манихин. Голос его звучал вроде бы бесстрастно, однако Александр отчетливо расслышал в нем тот же оттенок презрения, что и в Серегином хмыканье. Он дернулся, как от болезненного тычка в бок, но Манихин продолжил все так же спокойно:

– В принципе, я могу понять, как от женщины голову теряешь. Со мной это произошло, правда, только один раз, но на всю жизнь. Когда я первый раз Анну увидел, я только об одном и думал… – Он слабо улыбнулся. – Но она была девушка строгих правил, к тому же мы жили в деревне, где все тайное мгновенно становится явным, и мне пришлось ждать до свадьбы. Но если б она подала хоть один знак, что согласна, я бы, конечно, не устоял. То есть, повторюсь, я вас в принципе понимаю. Но зачем вы напились до потери сознания? Вы же знали, что вам вечером на поезд, утром из Москвы на Дальний Восток? Мы же с вами заключили договор, а вы…

– Я не пил, поймите! – с тихой яростью проговорил Александр. – Я не пил! То есть какую-то ерунду, бокал сухого вина. Там на столике стояла бутылка с белым вином, она налила в стаканы, она сама пила…

– Если бы она пила, согласитесь, то ее нашли бы рядом с вами. Вы ведь не можете точно сказать, что видели, как она пила?

Александр свел брови, изображая задумчивость.

На самом деле этот вопрос он задавал себе огромное количество раз. И отвечал одно и то же: не видел. У самого настолько в горле пересохло, что выхлебал свой стакан огромными глотками. Оторвался, увидел, что она смотрит на него с улыбкой, улыбнулся в ответ… И все как-то разом смерклось в глазах.

Надо полагать, улыбка ее была исполнена коварства и скрытого торжества, хотя ему казалось, что в ней то же счастье, которое испытывал он сам. Наверное, в стакане был клофелин, наверняка, ведь невозможно вусмерть упиться со стакана белого вина, это все же не водка, стакан которой вполне мог бы сбить Меншикова с ног!

Хотя и после этого он какое-то время еще потрепыхался бы. Понадобилось бы не меньше бутылки, чтобы свалить его, никак не меньше. Хотя, как ему сказали в больнице, принял он приблизительно пол-литра алкоголя. Причем не водки, а спирта. Хорошо, хоть не этилового…

Значит, сначала это был не клофелин? Потому что с клофелина человек отключается, теряет сознание и пить больше не в состоянии. Каким же образом в его желудок попало такое количество спиртного?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});