Констанция. Книга вторая - Жюльетта Бенцони

Та немного смущенно пробормотала, что, к сожалению, не может сейчас сообщить, кто будущий муж ее дочери, ведь вдруг все расстроится.

Но мадемуазель Аламбер тут же успокоила свою собеседницу:

— Поступайте, Франсуаза, как считаете нужным, как будет лучше вашей дочери. Ведь я всем сердцем болею за Колетту и очень рада еесчастью.

— Я бы попросила вас, дорогая, — баронесса наклонила голову на бок, как бы желая лучше расслышать ответ, — сопровождать меня в этой поездке.

— Я согласна, — воскликнула Констанция, — но к чему такие церемонии?

— Дело в том, — замялась баронесса, — что Колетта в последнее время не доверяет мне.

— С чего вы это взяли?

— Я чувствую.

— Чувства иногда обманывают.

— Но только не сердце матери. Она что-то хочет скрыть от меня.

— Но ведь и вы же, баронесса, скрываете от нее имя будущего мужа.

— Я ей еще не говорила о замужестве. Констанция усмехнулась.

— Если думаете, что стены пансиона — такое большое препятствие, что через него не смогут пробраться даже слухи, то вызаблуждаетесь.

— Я вам так благодарна! — воскликнула мадам Дю-амель. — Ведь Колетта столько говорит о вас, всегда вспоминает, просит передать приветы.

Констанция задумалась. Что-то последнее время баронесса не такуж часто передавала ей приветы от Ко-летты. Значит, одно из двух — либо приветов не было, либо баронесса не так уж часто навещала своюдочь, занятая какими-нибудь делами.

— Так завтра? — напомнила Констация.

— Да, да, дорогая. Вы так любезны, Колетта будет так рада! — баронесса продолжала щебетать, направляясь к выходу.

У Констанции уже началась головная боль от этого назойливогоголоса, и она с облегчением вздохнула, когда выпроводила свою гостью.

«Завтра так завтра, — довольно равнодушно подумала она и тут же решила. — Нужно сделать Колетте какой-нибудь ненавязчивый подарок. Ведь попасть из пансиона в большую жизнь, значило освободиться. А чтобы лучше всего почувствовать свободу, нужно пойти в оперу».

Во всяком случае, так решила Констанция.

С утра мадам Дюамель заехала к Констанции и они вместе отправились в загородный пансион, где воспитывалась Колетта.

Лишь только карета въехала за ограду пансиона, как тут же среди воспитанниц пронесся слух: «Колетта выходит замуж!» Кто так решил и почему, было непонятно, но, наверное, среди девушек бытовало проверенное опытом мнение: если за кем-то приехали, значит она выходит замуж.

И уже когда баронесса Дюамель и мадам Аламбер шли по галерее, в другом ее конце послышались торопливые шаги — это Колетта спешила навстречу матери.

— Мама! — крикнула она, бросаясь баронессе на шею.

Та прижала к себе дочь и поцеловала ее в щеку.

— Мама, ты приехала забрать меня отсюда навсегда? — спрашивала Колетта.

— Да, дорогая моя.

Впопыхах девушка не обратила внимания на Констанцию, которая держалась в стороне, да к тому же ее лицо закрывала плотная вуаль.

— Ты приехала забрать меня? — не унималась Колетта.

— Да, сегодня же едем отсюда.

— А когда?

— Сейчас.

— Мама, я так счастлива!

— Ты что, дорогая, не узнаешь мадемуазель Аламбер?

Колетта только сейчас догадалась обернуться и посмотрела на Констанцию. Та легким движением рук отбросила с лица вуаль и раскрыла объятия.

— Колетта, дай я тебя обниму! Девушка кинулась к своей родственнице и тут же устыдилась подобного порыва.

— О, да ты стала уже взрослой, — сказала Констанция, не покривив душой.

Колетта и в самом деле вытянулась и если бы не скромный наряд воспитанницы пансиона, ее вполне можно было бы демонстрировать в высшем обществе.

— Ой, простите, мадемуазель, — сказала Колетта, — я сразу не узнала вас, так была обрадована встрече с матерью.

— Ничего, ничего, я прекрасно понимаю твое волнение.

Наконец-то за своей воспитанницей подоспела управляющая пансиона. Она подошла к мадам Дюамель и отвела ее в сторону.Женщины выясняли детали сегодняшнего отъезда, а Колетта, то и дело оглядываясь на мать, быстро зашептала:

— Мадемуазель Аламбер, скажите, а это правда, что меня отдают замуж?

— С чего ты взяла?

— Так все говорят.

— Но ведь мать тебе еще ничего не говорила.

— Об этом всегда молчат до самого последнего дня, — Колетта вновь обернулась, чтобы удостовериться, занята ли мать разговоромс управляющей или освободилась. — Так это правда или нет?

В глазах девушки была мольба. Констанции и самой не хотелосьпризнавать, что ей известно далеко не все. Она напустила на себя осведомленный вид и многозначительно произнесла:

— Ну, в общем-то да, правда, я не могу всего сказать…

— Так это правда! — закричала Колетт и от радости даже запрыгала.

Мать на мгновение прервала разговор с управительницей и строго посмотрела на дочь. Та тут же присмирела и лишь только мать отвлеклась, она привстала на цыпочки и зашептала на ухо Констанции:

— Ну скажите, мадемуазель Аламбер, я умоляю вас! Я просто сгораю от любопытства!

— Я бы и рада тебе сказать, но я не знаю сама, — Констанция развела руки.

— Да нет же, вы знаете! Вы все просто сговорились против меня, наверное, он просто урод! — и лицо девушки сделалось плаксивым.

— Да нет же, дорогая моя, я в самом деле ничего не знаю.

— Но почему, вы же не просто так приехали вместе с моей матерью?

— Поверь мне, — Констанция взяла девушку за плечи и заглянула ей в глаза, — я бы обязательно сказала, кто твой будущий муж, если бы знала.

— Но ведь вы приехали вместе.

— Твоя мать держит это пока в секрете и никому не говорит о твоем будущем муже. Надеюсь, это будет достойный человек, молодой и красивый, — на губах Констанции появилась улыбка, призванная приободрить Колетту.

А та и в самом деле была вне себя от любопытства, ей не терпелось узнать, что ждет ее впереди, кто ее будущий муж. У нее и в мыслях не было противиться матери. Жизнь в пансионе настолько опротивела девушке, что она была готова на любого мужа, лишь бы он не был последним уродом и калекой.

Это так позабавило Констанцию, что она рассмеялась.

— Да успокойся же ты, дорогая, вот сейчас освободится твоя мать, может быть, скажет тебе, если ты ее хорошенько попросишь.

— Она не скажет, — зажмурилась Колетта, — я ее хорошо знаю.

— Значит, в этом есть какой-то смысл, — пробовала оправдать мадам Дюамель Констанция.

— Ну почему? — недоумевала Колетта. — Ведь это же ничего не изменит, я же не собираюсь ей противиться.

Неизвестно, как далеко зашел бы этот разговор, и может быть, Констанция, вспылив, сказала бы, наконец, что с подобными расспросами следует приставать не к ней, а к мадам Дюамель, но Франсуаза уже освободилась и заспешила к дочери.