Что создано под луной? - Николай Удальцов

Просто это была первая буря, с которой он столкнулся у себя.

На Земле.

– Кажется, самое неприятное позади, – сказал капитан, – А ты не испугался шторма.

– Ты ведь тоже не испугался, – ответил ему Риоль.

– А я вообще, боюсь не штормов.

Я боюсь туманов…

– Почему? – Потому, что туманы мешают и кораблям, и людям искать путь к родному дому…

Последним на палубу, скользкую от соленой воды и неверную на волне вышел Андрюша.

Посмотрел по сторонам и, увидев капитана, выходящего из рубки, подошел к нему:

– Я слышал, что у нас нет боцмана.

Эту должность мог бы занять я.

Я ее вполне достоин.

Капитан посмотрел на подзаплывшее лицо Андрюши, улыбнулся, не морщась, и даже не махнул рукой:

– А вы, уважаемый матрос, никогда не задумывались о том – почему это так много людей занимают не ту должность, которой они достойны по их мнению?..

Постояв на том месте, где только что стоял капитан, поразмыслив и ничего не придумав, Андрюша направился к человеку в длиннополой рубахе, который, вместе с еще несколькими матросами занимался укреплением легостей – вспомогательных веревок – на сетях.

Эта работа была хоть и монотонной, но требовала сосредоточенного внимания – любой плохо завязанный узел мог привести к перепутке сети, а то, и к расколу трала.

Единственное, что мог сделать Андрюша, это помешать тем, кто работает:

– Я вот, что думаю, – при слове: «думаю», – произнесенном Андрюшей, человек в длиннополой рубахе удивленно поднял глаза, – Я вот, что думаю – не понятно, к чему все это может привести?

– Ты задумался о будущем?

– Ага, – честно соврал Андрюша.

– Это – в смысле путей развития цивилизации? – человек в длиннополой рубахе прищурил глаза, в которых проскользнула смешинка.

– А, что – нельзя?

– Можно. Но разве ты разбираешься в диалектике?

– Подумаешь – диалектика.

Диалектика – это легко.

– Глупому – все легко…

– А вдруг – я в ней специалист? – не унимался Андрюша. – Достаточно послушать мнения двух тренеров противоборствующих футбольных команд по поводу назначения пенальти, чтобы перестать интересоваться мнением специалистов…

Андрюша постоял, посмотрел на то, как другие работают, потом упер руки в бока, и ушел.

А к человеку в длиннополой рубахе подошел Риоль, слышавший их с Андрюшей разговор:

– Мне кажется, что ты умеешь предсказывать будущее.

Человек посмотрел на Риоля глаза в глаза:

– Умеющих предсказывать будущее, у нас предостаточно.

Некому разобраться в настоящем…

– И что же происходит в настоящем? – Риоль продолжал стоять рядом с человеком. Тогда тот посмотрел за спину Риолю, в сторону юта, где находился камбуз, а потом кивнул головой в ту же сторону.

Риоль оглянулся.

В открытой двери камбуза появился кок:

– Завтрак!..

Уходя с мостика, Риоль как бы ненароком сказал человеку в холщовой длиннополой рубахе:

– Интересно, что сказал бы о предсказаниях Он?

Человек внимательно посмотрел на Риоля и ответил:

– Он сказал бы, что исполнение предсказаний зависит от самих людей…

…Сейнер шел к северным островам три дня.

Вахта сменяла вахту, день сменял ночь, и только океан оставался одним и тем же, не меняя ничего в окружающем пространстве.

И вокруг кораблика была пустота – такое место, где ветры заменяют горизонт.

Наконец, розовым утром, похожим на картины Роккуэлла Кента, стоявший на мостике у руля матрос – им оказался в то утро полноватый, в длиннополой рубахе – ударил в рынду в неположенное время, выкрикнув при этом зычным голосом:

– Земля! – впервые, привыкшие к тихой речи этого человека, члены команды услышали то, какой громкий у него голос.

На мостике Риоль и капитан появились почти одновременно:

– Твой голос удваивает величину этой хорошей новости, – весело сказал Риоль.

– Хорошая новость, – подтвердил капитан, – Даже не смотря на то, что она правдива…

И тут же, на экране подводного эхолота, за наблюдения за которым отвечал Риоль, появился не четкий, но все-таки хорошо различимый сигнал:

– Косяк, – сказал капитану Риоль.

– Значит – хороших новостей две.

Это уже начинает вызывать подозрение…

И вроде не очень давно сейнер покинул порт, но вся команда собралась на носу, поглазеть на еще дальнюю цепочку островов, алеющих в рассветном невысоком солнце.

Как бы человек не любил море, он больше всего нуждается в земле.

Земля не нуждается в рекламе…

Дав команде налюбоваться на населенные только птицами да белыми медведями, но, не смотря на это, такими близкими людям, кусочки суши, оторванные геологической эмиграцией от своей родины, капитан через рупор отдал команду:

– По местам стоять!

Приготовиться к отдаче кормового якоря!

После этих слов, собственно, только и начиналась работа на сейнере.

Началось то, ради чего сам сейнер и существует, и для чего группа самых разных людей поднялась на его борт.

Капитан посмотрел на свою команду, на всех вместе и каждому в лицо:

– Ну, что – за работу!

И дай бог, чтобы наш труд пропал не за грош…

– Начнем работу на благо Родины! – заявил, неизвестно откуда взявшийся Андрюша. Капитан посмотрел на Андрюшу внимательно и с интересом и, как показалось Риолю, поначалу хотел ничего не ответить, но потом все-таки, тихо пробормотал: – Держу пари, что когда люди заняты работой по настоящему, они думают о чем угодно, только не о Родине…

– Родина – есть Родина.

Работа – есть работа.

И нечего постоянно мешать эти понятия в одну кучу…

Капитан произнес эти слова очень тихо, но Риоль услышал их:

– Великие мыслитель исписали кучу бумаги на тему того, что труд на благо Родины – это высшее наслаждение.

– Утешает одно, – ответил Риолю капитан, – Все эти глупости великие мыслители говорили, как правило, бескорыстно…* * *

– Когда мужчина думает о работе, он чувствует себя изобретателем, – добавил капитан чуть позже, но этого уже никто не услышал.

В наступившей на судне суете, никто кроме Риоля не обратил внимания на то, что к капитану подошел человек, назвавший себя самым известным рыбаком.

Он молча постоял рядом с капитаном, потеребил, завязанные крупными узлами, концы толстой веревки, подпоясывавшей его длиннополую рубаху, потом, тихо проговорил:

– Не хочешь помолиться перед первым тралом?

– Нет. Я ведь – атеист, – ответил ему капитан.

И сделал это, как показалось Риолю, стоявшему рядом, как-то грустно.

– Почему ты не веришь в Бога? – вопрос прозвучал без осуждения или оценки, и в этом вопросе чувствовалось соучастие.

– Единственное, что вызывает у меня сомнение, так это то, что он, наверное, удовлетворен своим созданием, – капитан отвечал вспоминая что-то свое: может танки на улицах Праги, а может длинноволосых подростков в милицейских «отстойниках», – А потом, я – это, кажется, не совсем то, что нужно богу, прежде всего.

Риолю показалось, что разговор становится слишком личным, и он сделал попытку отойти в сторону, но человек в длиннополой рубахе остановил его движением руки:

– Богу, прежде всего, нужно чтобы ему говорили правду…

…На тралении работы так много, что даже ругаться некогда.

Это на больших рыболовных судах все автоматизировано, на маленьких – только то, что руками сделать невозможно.

Все остальное приходится делать руками.

Вязать берберы – поплавки трала, оттягивать грузовые троса, вытаскивать из трюма на лебедку, закрепленную на мачте, сам трал, направлять трал в «балду» – специальный оцинкованный желоб, крепящийся на борту, по которому трал уходит в воду, расправлять сети – крылья трала.

На тральщике – все – это трал, трала, тралу.

Потому он и тральщик.

«Если бы все было для самолетов – был бы авианосец», – подумал Риоль, вместе со всеми тягая трос.

Это уже работа – волк, только такой, что не в лес убегает, а мчится на людей, оскалив пасть из всех лесов, что на свете существуют.

И спрятаться от нее некуда.

Настоящая мужская работа – это все. Кроме славы…

Талька, за маточный трос, вытягивала из твиндека сеть, и каждый слой, заранее уложенного сетевого полотна, выходил из трюма с вздохом, словно предчувствуя, что ему предстоит погружаться в холодную северную воду, в которой не то, что предметы – человека – и-то, спасают всего несколько минут, а потом считают погибшим и пропавшим без вести.

Сеть поднималась на мачту, где закреплен блок, и своей тяжестью наклоняя не большое судно к Северному Ледовитому океану так, что фальшборт поднимается над водой на метр, не больше, и, взглянув своими поплавками на горизонт, устремляется за добычей – рыбой-селедкой – которая на берегу превратится в хрустящие денежные бумаги для моряков, и в круто просоленную, приправленную луком и пряностями, самую распространенную закуску для всего остального населения страны.

И чтобы все это произошло, рыбаки – сильные, крепкие мужчины, напрягают все свои силы до судорог в мышцах, дубят тела морской водой, от которой ржавеет самая нержавеющая сталь, оставляют свое здоровье, упреждают ненастье и судьбу.