Черный клинок - Эрик Ластбадер

Он подождал, пока Вулф не приоткрыл глаза и не спросил:

– Как же это удалось?

– Жар! – ответил дед. Затем, видя по липу внука, что тот ничего не понял, Белый Лук протянул ему руку. Рука Вулфа полностью скрылась в дедовой ладони.

Белый Лук поставил мальчика на ноги и вывел наружу. Погода прояснилась, небо стало морозным и черным. Луна имела настолько четкие очертания, что, казалось, об нее можно порезаться. Повсюду, куда ни глянь, плайя покрылась толстой ледяной коркой.

– Смотри, – показал дед, – вот как!

Он пробил ледяную корку, покрывавшую воду, левой рукой, и она ушла под лед по плечо. В руке Вулфа, которую дед по-прежнему сжимал в своем огромном мозолистом кулаке, появилось ощущение, будто его подключили к току. Он отдернул ее как ошпаренный, но даже теперь, не прикасаясь к деду, испытывал нечто настолько пугающее, что даже во сне не мог припомнить, что же это было.

Взглянув вниз, он увидел, как из того места в речном льду, где Белый Лук держал свою руку, ручьями струится вода. Спустя мгновение вода хлынула наружу бурным потоком, а вскоре из темной пробоины шипя повалил пар...

Позже, когда Вулф спал – а спал он в тот раз долго, – ему снились далекие времена и звучащая, словно музыка, мелодичная речь Белого Лука.

Поверхность огромной плайи затвердела в выровнялась, как асфальт в том городе, куда спустя много лет устремится Вулф. За дальним краем плайи виднелись горы Сьерра-Невады, из-за большого расстояния казавшиеся почти бесцветными. Здесь таилась опасность. Она таилась и в городе, я Вулф подсознательно понимал, что между этими двумя опасностями существует связь.

– У нас, то есть у нашей нации, нет права первородства на эту страну. И ни у кого его нет, – говорил внуку Белый Лук, сидя с ним в вигваме, который они установили под обрывистым берегом реки, сверкавшей коркой льда и инея в бледном лунном свете. – Наш род, как я узнал с помощью духов, пришел из Азии после того, как много месяцев покочевал по заснеженным равнинам Сибири. Его не страшили сплошные льды на месте нынешнего Берингова пролива. В те времена Азия и Америка были единым целым, а там, где сейчас плещут ледяные воды, виднелись лишь небольшие озерца. Наши предки прошли Аляску и двигались на юг, все время на юг. Что заставляло их делать это? Возможно, бесконечные льды. По правде говоря, даже духи не дают определенного ответа, так что я, наверное, не получу его до тех пор, пока моя душа не отлетит на небо, где я узнаю все.

Белый Лук говорил, а его пальцы работали, обматывая сырое сухожилие вокруг обсидианового наконечника для стрелы, который он собственноручно обтесал до остроты жала. Он крепил его к ровной и гладкой ветке дикой смородины. Для стрелы он предпочитал именно ее, поскольку она гибкая и такая прочная, что, даже если раненный такой стрелой бизон упадет вместе с ней, она не сломается, а лишь глубже вонзится в его тушу.

– Мы тогда, скорее всего, были китайцами, – добавил Белый Лук, – и, возможно, не так уж и сильно отличались от тех кочевников, которые потом стали нынешними японцами.

Тут он поднял еще неготовую стрелу и примерил ее к правой руке Вулфа, от плеча до конца среднего пальца мальчика. Он отметил эту длину на древке стрелы угольком, а потом с помощью джутовой веревки замерил расстояние от правого запястья внука до первого сгиба все того же среднего пальца. Вулф наблюдал, как дед складывает оба отрезка, которые вместе составят общую длину стрелы. Именно так умельцы по изготовлению стрел делали это оружие на заказ специально для наиболее уважаемых людей "нации". Вулф с удивлением понял, что Белый Лук мастерит эту стрелу для него.

Он любил наблюдать за руками деда – такими большими, умелыми и, в отличие от самого этого человека, совсем не пугающими. В них не было ничего таинственного – просто инструменты для творчества и исцеления.

Становилось все холоднее. С каждым днем, проведенным на этой широкой равнине из обледеневшей соли, Вулф ощущал, как холод все глубже, до самых костей, проникает в него. Он двигался замедленно и с трудом, как какое-нибудь складное двухмерное сооружение. А на Белого Лука холод, казалось, не действовал вообще. В самом деле, бывали дни, когда он выходил из вигвама вовсе без рубахи. В таких случаях Вулф долго приглядывался к деду, выискивая следы воздействия низкой температуры на его голую кожу. И ничего не находил. Тогда он вспоминал, как старик ткнул руку под лед и вода из ледяной превратилась в горячую.

Как-то вечером он спросил:

– Дедушка, а откуда берется весь этот жар?

Белый Лук понимающе кивнул, как если бы ждал этого вопроса.

– Сила, которой шаман исцеляет, связана с огнем. А огонь – это глаз солнца, принесенный в этот мир давным-давно одним из духов. Огонь – это энергия, это сила. У нее много проявлений, и шаман обязан решать, какое из этих проявлений больше всего пригодится в данный момент.

Он склонил голову набок, водя глазами вдоль стрелы из дикой смородины. Оставалось еще сделать паз для тетивы на толстом конце, а кончик стрелы должен быть в той же стороне, что и у ветки, из которой она изготовлена.

– В конечном счете, – продолжал дед, – это самое трудное решение для шамана: когда использовать огонь и каким способом. И именно этот внутренний огонь делает шамана невосприимчивым к самому страшному холоду, который люди испытывают с приходом не только суровой зимы, но и своей смерти.

Несколько дней спустя, после того как Белый Лук завершил свой труд, изготовив три превосходные стрелы, Вулфу приснился сон. Ему снилось, что к нему явился медведь, такой гигантский, что заслонил солнце. Его мех казался воплощением ночи. Этот гигантский медведь, научив Вулфа своему языку, вел с ним долгий и серьезный разговор, а потом вывел его из вигвама на плайю. Когда же Вулф проснулся, он уже не помнил медвежьего языка и потому не мог вспомнить, что именно говорил ему зверь. Он рассказал сон деду. Белый Лук улыбнулся.

– Пора! – сказал старик, кивнув головой. Он взял свой лук и те самые три новые стрелы и вывел Вулфа наружу, туда, где в лучах низкого красного солнца солончаковая равнина стала похожа на матовое стекло. – Ты можешь вспомнить, в какую сторону повел тебя медведь?

Вулф указал на запад, и они отправились в путь, освещаемые заходящим солнцем. Далеко впереди в дымке лежали горы Сьерра-Мадре, окрашивающиеся в это время суток в великолепный багряный цвет. Нижняя часть солнечного диска прикоснулась к ним, и светило, казалось, сплющилось, подобно сосуду из сырой глины под рукой гончара. За дедом и внуком тянулись голубые тени, удлинявшиеся с каждым их шагом.

Воздух был сух до предела. Острый, как скальпель хирурга, он проникал во все малейшие просветы в одежде Вулфа, а Белый Лук в своем летнем одеянии из оленьей кожи ничего, похоже, не чувствовал, и Вулф с благоговением думал о его власти над огнем.

Пройдя несколько миль, они заметили темный предмет. Даже на расстоянии Вулф определил, что это человек. И не ошибся.

На заиндевевшей корке, покрывавшей плайю, лежал на боку молодой человек года на три или четыре старше Вулфа. Вулф присел рядом с ним на корточки и прикоснулся к его шее, к тому месту, где отец учил его искать пульс.

– Он жив, дедушка, но на грани смерти, – сообщил мальчик, мельком взглянув на Белого Лука. Затем он тщательно ощупал тело юноши и перевернул его на другой бок. – Нет ни крови, ни ран. Что с ним такое?

Белый Лук, невероятно высокий, одним своим видом внушающий трепет, протянул ему камень и сказал:

– Этот камень для тебя. Действуй!

Вулф взял маленький пятнистый камешек, гладкий, как грудь матери. Он оказался теплым и нагревался все больше, как только оказался в его руке. Бросив на деда еще один быстрый взгляд, Вулф приложил камень к трем точкам на теле юноши: к низу живота, к сердцу и ко лбу. При этом он всякий раз прикасался к камню кончиком своего среднего пальца. В первых двух случаях он не ощутил ничего особенного, но, когда камень соприкоснулся с головой парня, Вулфа передернуло. Он задрожал и закрыл глаза.

– Что сообщил тебе камень? – спросил Белый Лук.

Сперва Вулф ничего не ответил – настолько сильно охватил его ужас. Потом, глотательным движением освободившись от ощущения чего-то плотного, что, казалось, застряло у него в горле, вновь обрел дар речи.

– Этот юноша не болен физически. Кто-то похитил его душу.

– Да, это так, – кивнул Белый Лук, будто уже знал все заранее. – Вот почему к тебе во сне явился дух черного медведя. Этот юноша находится под защитой этого животного, и его дух хотел найти шамана.

– Но я же не шаман, дедушка!

– Убери камень у него со лба, – приказал дед. Он взял одну из изготовленных стрел и вручил мальчику вместе с луком. – Послушай, что случилось. Умер человек. Подлый трус, который, не имея мужества идти по тропе мертвых в одиночку, похитил душу этого юноши, чтобы она сопровождала его. – Старик пристально посмотрел на внука. – Когда ты коснулся целебным камнем в третий раз, то мог ощутить, как прервалась песня жизни.