Молот и крест - Гарри Гаррисон

– Какое наказание он заслужил? – спросил герольд.

– Смерть – слишком легкое наказание для него, – воскликнул Айвар. – Я требую его глаза за нанесенное мне оскорбление. Я требую его яйца в компенсацию за свою женщину. Я требую его руки, которые предательски обернулись против Армии. А после этого он может сохранить жизнь.

Шеф почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Спина у него словно заледенела. На мгновение ему показалось, что сейчас послышится крик, звон оружия, и через десять ударов сердца он окажется на помосте под ножом.

Из рядов медленно вышел вперед человек – массивный бородатый человек в кожаной одежде. На руке у него была толстая белая повязка, на ней видны были кровавые пятна.

– Я Бранд. Меня многие знают. – Послышались крики одобрения и согласия.

– Я хочу сказать две вещи. Во-первых, Айвар, где ты взял эту девушку? Вернее, где взял ее Сигварт? Если Сигварт ее украл, а парень вернул, то в чем его вина? Нужно было убить его, когда он делал это. Но ты его не убил, а сейчас поздно призывать к мести.

– Но есть еще одно, Айвар. Я пришел на помощь к тебе, когда тебя окружили люди Ятмунда, я, витязь из Галланда. Я двадцать лет провел в битвах. Кто может сказать, что я хоть раз повернулся спиной во время битвы? Я получил эту рану здесь, рядом с тобой, когда тебя самого ранили. А теперь попробуй обвинить меня во лжи: когда битва почти закончилась и английский король прорвал строй, он со своими людьми двинулся прямо к тебе. Ты был ранен и не мог поднять меч. Твои люди были мертвы, а у меня оставалась только левая рука. И больше никого рядом с тобой не было. Кто встал перед тобой с мечом? Этот юноша. Он сдержал англичан, пока не подбежали я и Арнкетил с отрядом и схватили короля. Скажи мне, Арнкетил, правду ли я говорю?

Голос с другой стороны квадрата:

– Все было, как ты говоришь, Бранд. Я видел тебя, видел англичан, видел этого парня. Я думал, что его убили в схватке, и мне было жаль его. Он храбро сражался.

– Итак, Айвар, месть за женщину отпадает. Обвинение в предательстве не подтверждается. Ты обязан ему жизнью. Не знаю, что он имеет к Ятмунду, но скажу так: если он хорошо крадет женщин, у меня для него найдется место в экипаже. Нам нужны новые воины. А если ты не можешь уследить за своими женщинами, Айвар, – что ж, какое дело Армии до этого?

Шеф видел, как Айвар сделал шаг в сторону Бранда, бледный язык дрожал меж его губ, как у змеи. В толпе поднялся гул интереса, совсем не враждебный шум. Воины Армии любят развлечения, а тут как будто все к этому идет.

Бранд не пошевелился, но сунул левую руку за широкий пояс. Когда Айвар сделал к нему три шага, Бранд высоко, чтобы все могли видеть, поднял перевязанную руку.

– Когда твоя рука залечится, я припомню твои слова, Бранд, – сказал Айвар.

– А когда твое плечо зарастет, я припомню твои.

Из-за них послышался голос, холодный, как камень. Голос Сигурта Рагнарсона, Змееглазого.

– У Армии есть более важные дела, чем разговор о мальчишках. Я скажу так: мой брат Айвар не имеет права требовать уплату за украденную женщину. В уплату за свою жизнь он должен отдать жизнь парню, он не должен калечить его. Но парень был в лагере одним из нас. Он не вел себя, как настоящий товарищ, когда на нас напали, прежде всего он думал о своей выгоде. Если он вступит в экипаж Убийцы-Бранда, мы должны дать ему урок. Не рука, чтобы он мог сражаться. Не яйца, потому что в краже женщины его не обвиняют. Но Армия заберет у него глаз.

С большими усилиями Шеф заставил себя стоять прямо, услышав крики одобрения.

– Не оба глаза. Один. Что скажет Армия?

Гром одобрения. Звон оружия. Его схватили руки и потащили, но не на помост, а в противоположную сторону. Люди расступились, расталкивая друг друга, и открыли жаровню, в ней красные угли, Торвин раздувает меха. Со скамьи встал Хунд, с бледным от сильного потрясения лицом.

– Держись, – прошептал он по-английски, когда ноги Шефа пинком отбросили назад и приподняли голову. Шеф смутно сознавал, что сильные руки, которые держат его, принадлежат Торвину. Он пытался сопротивляться, крикнуть, обвинить их в предательстве. В рот ему сунули тряпку, отодвинули язык подальше от зубов. Все ближе и ближе раскаленная игла, палец отвел ему веко, а он пытался крикнуть, отвернуть голову, закрыть глаза.

Непреодолимое сжатие. Жгучая точка все ближе и ближе к правому глазу. Боль, страшная боль, белое пламя от глаза устремляется в мозг, слезы и кровь текут по лицу. И сквозь все звук шипения, раскаленную сталь опустили в воду.

* * *

Он висит в воздухе. В его глазу острие, боль заставляет его морщить лицо и напрягать мышцы. Но боль не уходит и не слабеет: она присутствует все время. Однако боль кажется неважной. Мозг не затронут, Шеф продолжает думать, размышлять, не отвлекаясь на эту кричащую боль.

Другой глаз не пострадал. Все время он остается открытым, даже не мигает. Этим глазом со своего места Шеф видит обширную панораму. Он находится высоко, очень высоко. Под собой видит горы, равнины, реки и тут и там в морях маленькие группы разноцветных парусов – флоты викингов. На равнинах видны тучи пыли – это движутся огромные армии, христианские короли Европы и кочевники-язычники из степей попеременно обмениваются ударами. Шеф чувствует, что если сузит глаза – глаз – определенным образом, вот так, сможет разглядеть все, что угодно: прочесть по губам слова командиров и кавалеристов, услышать слова греческого императора или татарского хана в тот момент, как они их произносят.

Он видит, что между ним и миром внизу плавают птицы, огромные птицы, они висят неподвижно, только изредка вздрагивают концы их крыльев. Мимо пролетают две таких птицы, смотрят на него яркими умными желтыми точками глаз. Перья у них черные и блестят, клювы угрожают, они запятнаны. Это вороны. Вороны, которые прилетают, чтобы выклевать глаза у повешенных. Он смотрит на них так же не мигая, как они на него; они торопливо изменяют наклон крыльев и отлетают.

Игла в его глазу. Она его удерживает? Кажется, да. Но тогда он мертв. Живой не может выдержать иглу, проходящую через мозг и череп, воткнувшуюся в дерево сзади. Он ощущает кожей кору, чувствует, как в дереве струится сок, он поднимается от невообразимо далеких корней внизу к ветвям над ним, таким высоким, что ни одному человеку до них не подняться.

Глаз болит, Шеф дергается, руки его по-прежнему свисают, как у мертвеца. Снова вороны – любопытные, жадные, трусливые, умные, ждущие любого признака слабости. Они подлетают к нему, хлопают крыльями, тяжело садятся ему на плечи. Но он знает, что на этот раз ему не нужно бояться их клювов. Они жмутся к нему в поисках уверенности. Идет король.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});