Моя история - Ури Геллер

Нас отправили в фургоне в специальный лагерь, который находился примерно в часе езды от Тель-Авива, возле места, которое называлось Натанья. С нами также были новобранцы инженерных войск, и мы вначале заехали в их лагерь, чтобы их выпустить. С одним молодым парнем буквально истерика случилась, когда его попросили выйти из машины. Он упирался, кричал, плакал: «Я не сойду! Я хочу домой! Я не сойду!» Мы сидели и смотрели на это ужасное зрелище. Им пришлось его просто вытолкнуть и силой оттащить в сторону. У всех возникло впечатление, словно он направлялся навстречу смерти, будто шел на расстрел. У всех испортилось настроение. Я думал: «Боже мой, он идет всего-навсего в инженерное подразделение, а мы добровольно выбрали парашютные войска». До нашего лагеря мы ехали еще минут десять. У нас было о чем задуматься.

Когда мы подъехали к лагерю парашютистов, в машине оставалось всего восемь человек. Я нервно жевал жвачку. Когда спрыгнул на землю, вдруг увидел, что к нам направляется сержант. Выглядел он очень зло и сразу заорал: «Построиться!» Потом по очереди подходил к каждому из нас, спрашивал: «Как тебя зовут? Откуда ты?» Подойдя ко мне, он завопил: «Ты жуешь жвачку или со мной разговариваешь?!» Я настолько испугался, что проглотил свою жвачку и ответил «нет», потому что жвачки больше во рту не было. Но он снова заорал: «Выплюни ее!» Я продолжал утверждать, что у меня нет никакой жвачки, но он не мог успокоиться: «Ты ее жуешь! Выплюни сейчас же, черт побери! Я хочу увидеть ее на земле!» В конце концов мне пришлось сказать ему, что это невозможно, потому что я проглотил ее. Мне показалось, что он сейчас расхохочется. Но он сдержался. Потом он сказал нам:

— Послушайте, ребята. Вы сами выбрали этот род войск. Вы, наверно, плохо представляете, что вас здесь ждет. Я заставлю вас буквально драть задницы. Вы будете вкалывать так, как вам никогда не снилось. Для начала мы сейчас же побежим вокруг лагеря, и я буду вам показывать, где что находится. Итак, оденьте рюкзаки на спины и за мной.

Одно дело просто бежать и совершенно другое, когда у тебя за спиной сорокакилограммовый мешок. Мы должны были бежать за ним в линию один за другим, но все время спотыкались и падали. Я думал, что я хороший бегун, но он черт знает что с нами вытворял. Он показал нам весь лагерь: столовую, синагогу, хранилище оружия — и, не останавливаясь, бежал вперед. По дороге он заявил, что в первые три месяца нам вообще никуда нельзя выходить и каждый день придется бегать по лагерю, хотим мы этого или нет. Если кого-то засекут, что он идет пешком, то всех разбудят среди ночи и заставят бегать до самого рассвета. Бегали мы и в самом деле каждый день. Сперва без оружия, потом с оружием. Потом в шлемах. Нагрузку все увеличивали и увеличивали. Если ты падал, тебя поднимали и толкали вперед. Некоторые теряли сознание. Тогда приходилось их тащить на себе, как будто они ранены. Мне на удивление становилось все легче и легче. Кроме марш-бросков, нас заставляли ползать, прыгать с высоких мест, залезать на деревья, ползать через бочки и проползать под колючей проволокой. Все это необходимо было проделать в течение трех минут. Кто не укладывался в три минуты, должен был повторять все снова, снова и снова. Тренировки становились тяжелее, но и тело тоже становилось крепче. Я ненавидел эти занятия, хотя постепенно привыкал к ним. Длительные марш-броски были самыми ужасными, даже хуже, чем просто бег.

А потом наступил самый знаменательный и важный день. Мы должны были прыгать из самолета, совершить свой первый прыжок. Честно говоря, мы все очень ждали этого момента. Волновались — получится ли? Хотя мы уже совершали учебные прыжки с парашютной вышки и с тренировочных устройств, имитировавших самолеты. Но на этот раз впервые нас ждал настоящий прыжок.

Мы плотно позавтракали и пошли в поле. Было жарко, я себя ужасно чувствовал. Одели парашюты, и к нам подкатили самолет. У меня было какое-то странное ощущение в животе. Мы залезли в самолет и сидели на скамейках, поглядывали друг на друга. Нас пристегнули к проводу, висевшему над головой. Мы без конца орали: «Хей-йо, хей-йо, хей-йо», пытаясь заглушить шум самолета и немного подбадривая друг друга. Самолет взлетел. Через несколько минут мы уже находились над точкой. Загорелась зеленая лампочка — сигнал, который означал «приготовиться». Командир закричал: «Приготовиться!» По команде мы встали, и тут зажегся красный сигнал.

Во время того первого прыжка я, честно говоря, ничего не ощутил. Дверь открылась, ветер рванулся в лицо, проник в самолет, двигатели заорали еще больше. Я видел, как первый парень стоит в дверях, а потом его вдруг не стало. Все происходило очень быстро. И вот я уже стою у этой двери, а потом ба-бах — и меня уже там нет. Автоматически я закрыл глаза. Перед тем как открывается парашют, ты находишься в свободном полете метров пятьдесят и нужно считать про себя 21, 22, 23. На счете 24 парашют должен раскрыться. Если не раскроется, тебя ждут серьезные неприятности. И нужно срочно открывать запасной.

Вдруг я почувствовал, как меня слегка поддернуло, и я заорал: «Ура, у меня все получилось!» Это же так просто, убеждал я себя, совсем не страшно. Это же пустяк. Падаешь довольно быстро, даже когда раскрыт парашют. Видишь, как земля стремительно приближается: ближе, ближе, ближе. И ты должен приготовиться к этому. Я летел прекрасно, при приземлении сделал правильный поворот. И даже не ушибся. Одним словом, все было отлично, лучше не бывает. Но, увы, это был единственный раз, когда я приземлился правильно.

Уже следующий прыжок оказался таким, что я никогда в жизни его не забуду. Страх сковал меня, страшно крутило живот, потемнело в глазах. «Что я здесь делаю? — я все спрашивал себя и потом стал ругать себя. — Зачем я пошел в парашютисты?» Накатила новая волна страха, у меня затряслись коленки. Я практически не мог встать и подтянул себя к люку с помощью провода. Выхода у меня не было — за мной стояли другие ребята, подталкивая к выходу, и я прыгнул. Парашют раскрылся, и я увидел, как надвигается на меня земля. Меня охватила паника, я не сумел сделать правильный выход, поэтому приземлился очень неудачно и здорово ушибся.

Нам предстояло совершить семь прыжков для того, чтобы, получить красные береты. Следующий прыжок был назначен на очень раннее утро. Мы должны были выехать из лагеря в четыре часа утра, пролететь над пустыней Негев и там прыгнуть. Всю ночь мне снился кошмарный сон, как я прыгаю из самолета и парашют не раскрывается. Во сне я погиб, разбившись о землю. Сначала я очень испугался, а потом подумал, что, наверное, многим приснился такой же сон.

И все-таки мне не удалось окончательно выкинуть его из головы. Я снова вспомнил свой сон, садясь в фургон, чтобы ехать в аэропорт. И вдруг из-под колес выскочила белая собачонка и побежала по дороге за нами. Но фургон, который двигался следом, наехал на собаку, и она тут же погибла. Это было как предзнаменование, и я впал в глубокую депрессию. Я, конечно же, вспомнил Тцуки, мою первую собаку, которая погибла таким же образом. Подумал о Джокере, оставшемся дома, и снова прокрутил в памяти кошмарный сон. Потом подумал: «Что-то произойдет во время прыжка». Но я никому ничего не мог сказать и почему-то даже не боялся. Просто знал, что что-то со мной случится.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});