Первая жена (сборник) - Ольга Агурбаш

Последнее время Глеб стал чаще звонить старшим детям. Если раньше общение ограничивалось двумя-тремя звонками в месяц, то постепенно он перешел на еженедельные разговоры, а потом и вовсе начал общаться то с сыном, то с дочерью, то с обоими сразу чуть ли не каждый день. Стали возникать общие дела, обсуждения, рождались совместные проекты с сыном по работе. Дочь прониклась к отцу доверием, делилась переживаниями и сомнениями по поводу своих ухажеров. Ее интересовал мужской взгляд на отношения полов. «Пап, а почему молодой человек ведет себя так-то? А как бы ты поступил в такой ситуации? Па, ну почему он такой странный? Пап, ну объясни ты мне! Скажи, что ты думаешь про Виктора? А про Сашку?»

Все эти отношения развивались, захватывая Глеба и занимая все большую часть его времени, эмоций, мыслей, пока он, наконец, не признался сам себе, что, несмотря на его, казалось бы, всепоглощающий интерес к детям, они вторичны. Да, они вроде бы на первом плане, да, они волнуют его абсолютно искренне, и он реально и полноценно вовлечен в их жизнь, но… Все-таки главный предмет его интереса – первая супруга. Странно, необъяснимо, чудно, но тем не менее. В разговорах с детьми то и дело мелькала тема матери. Он передавал приветы, дети передавали приветы ему. Глеб буквально хватал мельчайшие подробности о Жене, впитывал их, поначалу сам не отдавая себе отчета в том, что его интересует эта женщина. Он и сам периодически звонил ей, якобы поговорить о детях, а на самом деле просто насладиться ее голосом, услышать знакомые интонации, уловить где вздох, где улыбку. Назвать свое отношение к ней словом «любовь» ему не приходило в голову. Тогда что? Что влекло его? Зачем он рвался туда, в прошлую жизнь, в давно изжившую себя и, казалось бы, законченную связь?

Сближаясь со своей дочерью Аней, он, как ни странно, еще больше окунался в воспоминания о прошлой семье. Нереализованность, недолюбленность, незавершенность. Сплошные «не», которые все чаще стали настойчиво и болезненно напоминать о себе. И вроде никто не виноват в разрыве, и некому предъявить претензии, а как же так тогда получилось? Не смогли, не выдержали, не простили, не справились. Опять одни «не».

И Надежда со временем как-то отдалилась, стала холоднее, суше… Она и раньше-то, как теперь понял Глеб, все больше на себе замыкалась, но он то ли не замечал, то ли в свете своей влюбленности был сосредоточен только на положительных сторонах взаимоотношений, то ли она все же вела себя по-другому, ориентируясь больше на него и на дочь, чем на себя, по крайней мере внешне. Эгоистичной была всегда, но в первые годы старалась не выказывать этого явно. А теперь, наверное, расслабилась или устала, и вся ее искренность, а именно – истинная эгоцентричность, стала проявляться все более ярко. И не поговорить с ней по душам, и не прижаться к плечу, не заглянуть в глаза. Так, внешне вроде бы все нормально, ан нет… Он же чувствует, что нет с ней того контакта, который был ему так необходим сейчас.

* * *

Надежда честно лежала с закрытыми глазами, но сна не получалось. Она крутилась, искала удобную позу, то и дело переворачивала подушку, вздыхала, пока не решила: хватит. Эдак она и Глеба разбудит. Надя встала, накинула халат, заглянула в комнату дочери и направилась на кухню. Свет после темноты спальни показался слишком ярким. Да и зачем ей кухня? Чай пить среди ночи она не намерена, есть – тем более. Прошла в гостиную, опустилась в кресло, включила торшер. Мягкий свет не ранил глаз, а просто создавал уют и поддерживал то настроение, в котором она находилась. А настроение у Надежды было сложное. Минорно-грустно-сентиментальное. Или, если по-другому сказать: романтично-взволнованно-неопределенное. Или еще: возвышенно-волнительно-печальное.

Короче, было что-то, похожее на влюбленность, хотя признаться себе в этом Надя не решалась. И могла лишь обозначить для себя это состояние, как предвкушение, предчувствие, канун…

Она взяла со столика какой-то журнал и листала его машинально, не видя картинок и не фиксируя свой взгляд ни на чем. Так… мелькание букв, строк, фотографий…

Перед ее взором вставали совершенно другие картины. Сегодняшний день она проживала снова и снова, не только детально вспоминая эпизоды встречи с Вадимом, не только задерживаясь на каких-то отдельных моментах, но и любуясь ими…

Она ждала Вадима в коридоре, около окна, и, собственно, весь разговор, вся встреча произошла здесь, в институтском коридоре. Надежда поставила сумку на подоконник, расстегнула пальто, стянула с шеи косынку… Подошел Вадим, поздоровался. И все… Они о чем-то говорили, он что-то объяснял, она что-то отвечала. Только создавалось впечатление, что все это неважно: их слова, объяснения, вопросы-ответы. Он смотрел на завиток ее волос с такой тихой, затаенной нежностью, что в какой-то момент она, перехватив его взгляд, смутилась и затеребила косынку. А он, забывшись, уже протянул было руку к этому завитку, чтобы поправить или, может быть, убрать за ухо… На полпути, осознав нелепость неуместного жеста, остановил свой порыв и замолчал на полуслове. По сути вопроса было сказано всего несколько слов:

– Вы простите меня, – Вадим начал с извинения. – У нас с Аней и в самом деле… ну, в общем, ерунда, конечно… Но я не могу не признаться вам… Тем более что я вас для этого и пригласил, чтобы признаться…

Получалась двусмысленная фраза, и в этом месте Надежде следовало бы напрячься и удивиться хотя бы внутренне. Она, скорее всего, так бы и отреагировала в любой другой ситуации, только не в этой. Потому что в этой она смотрела на преподавателя, а видела перед собой мужчину… Мужчину, рядом с которым у нее начиналось томление внизу живота и давно забытое ощущение легкой вибрации где-то там, совсем низко, или даже внутри, в глубине… Слова были услышаны ею, но не осознаны, не восприняты, не поняты. Ей хотелось закрыть глаза, отдавшись потоку своих женских ощущений, и наслаждаться ими, и купаться в них… Какие признания? О чем он?

Было видно, что и ему слова давались с трудом, тем не менее он закончил мысль:

– У нас случился один поцелуй… В машине… Но вы же понимаете, мы не можем считать это отношениями. Это скорее ошибка. Моя ошибка…

– Да, да… – безучастно кивала Надя, краем сознания понимая, что выглядит она сейчас не совсем адекватно.

– Собственно, этот единственный поцелуй, как я понимаю, и дал основание Ане считать, что у нас роман… или как там молодые люди говорят, связь, флирт… Не знаю… Я не поддерживаю контакт с ней. Да, она пытается как-то привлечь мое внимание: звонки, сообщения, но с моей стороны, поверьте, ничего… Я прошу извинить меня за некоторую фривольность моего поведения. И любые фантазии вашей дочери прошу считать лишь плодом девичьего воображения.

– Да, хорошо… – Надя смотрела на него прямо и серьезно. По крайней мере ей так казалось. Но все ее тело трепетало, и ни о чем, кроме как о собственном желании, думать она не могла.

– Ну вот и все, что я хотел сказать… По телефону не стал… Мало ли…

Она кивнула. Хотела что-то сказать, но горло запершило. Пришлось смолчать.

– Надежда, знаете… – он подошел ближе и, забывшись, взялся за край ее косынки.

– Да? – ей все же пришлось откашляться. Она знала за собой такое состояние, когда надвигающаяся страсть высушивает горло. Как давно она не испытывала этого состояния…

– Надежда, позвольте, я вам позвоню.

Она кивнула и даже отвернулась при этом, потому что столь близкое его присутствие требовало от нее больших сдерживающих усилий. Мысленно она уже обвивала его голову руками, гладила шею, прижималась губами к его губам…

Мысленно она уже отвечала на жар его объятий. Мысленно на прижималась к нему теснее и теснее. Наверное, правильнее было бы схватить сумку, попрощаться и бежать. Бежать, не оглядываясь, запрещая себе мечтать и заставляя не думать… Но Надежда не убежала, она лишь с усилием отвела взгляд от лица Вадима, невидящим взором углубилась в пейзаж за окном, ощущая при этом лишь нарастающий трепет в глубине своего женского естества. Не примитивное желание секса, не банальное возбуждение… Нет, что-то глубокое и возвышенное одновременно всколыхнулось в ней и, начав мелко вибрировать, нарастало и захватывало…

Она с видимым усилием сглотнула вязкую слюну, опять заметив першение в горле. Говорить не хотелось, да и не моглось. Он тоже молчал, стоял близко к ней, гладил ее косынку. Странная картина, особенно если понимать, что это преподаватель разговаривает с мамой своей ученицы. Стоят двое возле окна в шумном холле, стоят молча, почти касаясь друг друга. А между ними – не струна, нет… Между ними напряжение такой силы! Если какой-нибудь сторонний наблюдатель захотел бы повнимательнее оценить эту ситуацию и посмотрел бы на данную картину издалека, чуть прищурив глаза и абстрагируясь от окружающего шума и мельтешения, он бы явно увидел энергетическое поле, окутывающее двоих, поле, искрящееся по краям и в максимальном своем напряжении сконцентрированное между двумя телами. И то, что эти двое стоят, будто бы отрешенно и незаинтересованно друг в друге – все это визуальный обман. Или самообман. Или нежелание признаться себе в зарождении нового чувства, в преддверии романтического приключения, отказаться от которого еще вполне возможно… Пока еще вполне реально… Однако редко отказываются люди от подобного счастья… Даже если это и иллюзия. Ведь, пока не вступишь в отношения, не поймешь…