На распутье - Павел Дмитриев

Для начала, технология в образце использовалась на 6 мкм. И это мне еще жутко повезло, позже я понял, что встретить чип «хуже 1 мкм» в 2010 году почти невозможно. Оборудование «Пульсара» позволяло только 10 мкм, но тут, по крайней мере, все казалось вполне «земным», не было особых вопросов по происхождению часов.

Главное, мои представления о послойной «шлифовке» для понимания химсостава оказались несколько… примитивными, если не сказать больше. Дело в том, что сам полупроводник, по сути, простой легированный материал. Состав веществ давно известен, нужно всего-то узнать трехмерную структуру, по которой все это распределяется. Для понимания устройства затвора, к примеру, нужно в микроскопе выбрать точку, где есть нужная «конструкция», и испарять все слои, пока есть подозрение, что они там вообще есть. В идеале – вообще насквозь. В процессе масс-спектрометром смотреть, из чего состоит слой. Причем все это в глубоком вакууме. И так – во многих точках.

Но образец-то один! А надо – хотя бы несколько десятков, лучше сотен. В общем, что-то, конечно, из артефакта получили. Даже спорили между собой, что важнее смотреть, потом – почему так получилось. Многие уже не знают куда складывать заявки на авторские свидетельства от подобных мини-открытий.

Но основным драйвером прорыва все же стало обычное человеческое упрямство. В шестидесятых это еще играло роль, ученые считали себя как минимум «не хуже американцев». И грызли проблему едва ли не зубами.

Следующей проблемой стало совмещение слоев. Возможно, она даже самая сложная на данном этапе, если не считать подбор химии всяческих паст и порошков[212]. Засвечивать фоторезист на пластине кремния нужно далеко не один раз. Тут не увеличенный масштаб шаблона, а натуральный. Так что точность совмещения – единицы микронов. Без автоматики, руками не слишком квалифицированных сотрудниц. Но ничего, после написания инструкции на два десятка листов даже это стало получаться.

Сейчас молодые топы «Пульсара» удивляются своей наглости, полученному результату, и присматривают новые костюмы для выхода на церемонию торжественного награждения. Без этого не обойдется, они добились немалого за удивительно короткий срок.

Сейчас сидят в курилке и сплетничают на производственные темы. Меня давно не стесняются, привыкли, как продавщицы из супермаркета к видеокамере над кассой.

— Нинка-то, прикинь, температуру на загонке фосфора держит точно как робот.

— Которая новенькая, в очках?

— Не, ту дуру даже вскрывать контактные площадки ставить нельзя. Рыженькая, еще хвостик делает смешной…

— Да под капюшоном не видно ни хрена, симпатичная хоть?

— Не, ребят, все ж Наташка поинтереснее будет.

— Замужем она, а то…

— Плевать! Зато в комбезе такая попа!

— Она третьего дня этой задницей так проявитель пихнула, что чуть едкий калий не выплеснула.

— Запорола много пластин?

— Да мелочи, все вам недостатки искать. Зато девушка огонь!

— Давай ее на разгонку бора переведем, там тигель с трудом последнюю сотню градусов набирает…

Против существующих в СССР серийных образцов даже полученные с грехом пополам квадратики – как Форд-Т с каретой сравнивать. Что сейчас производится, вернее, что производилось? Ведь не зря ЭВМ собирают до сих пор на транзисторах, микросхемы идут чуть ли не исключительно в оборонку. Да можно ли их так называть?

Резисторно-транзисторная «Тропа», 25 элементов на квадратный сантиметр. Или даже кубический, потому как выглядит это чудо как металлический кубик с толстыми ножками внизу. По сути, там несколько кристаллов транзисторов в одном корпусе. Плюс два десятка пленочных резисторов. Работает этот плезиозавр микроэлектроники медленно и греется прилично. Ему на смену идет диодно-транзисторный «Посол», до 50 элементов в том же форм-факторе, чуть побыстрее и похолоднее. Пока дефицит и топ-секрет. Еще военные какие-то микросборки используют, но это совсем трилобиты раннего кембрия. Проходит все это веселое хозяйство по документации как «Интегральные Схемы», но сами разработчики уже давно так не говорят.

Впрочем, не надо кривляться даже мысленно. В этой победе «Пульсара» есть и моя малая толика. Только очень скромная, скучная и неинтересная. Ох, совсем не так я себе представлял полупроводнико-процессорные свершения. Какие были планы девять месяцев назад! Быстрый переворот в промышленности, персоналку на стол каждому инженеру, члену ЦК по ноутбуку, всем советским детям по «Денди», студентам набор почтой «Синклер-сделай-сам». Ну и мне премию в мильен баксов, чтоб хватило с Катей до старости отрываться в Ницце или, на худой конец, каком-нибудь Мужане.

Тьфу! Вот сижу как некурящий дурак в курилке, и радуюсь двум квадратикам кремния на бумажке посередь стола. Один на 250 элементов (не транзисторов, а всего, включая тривиальные сопротивления), второй на 450. Технология неслыханно передовая, 10 мкм! В целых четыре раза тоньше человеческого волоса[213]. И это совершенно, ну ни капли не смешно.

Зато какое море задач впереди рисуется. Одна другой забавнее и чудесатее. Сомнений в том, что уже к лету ребята добьют наконец счетчик-дешифратор из парктроника RAVчика, у меня нет. Конечно, там не сотни, а несколько тысяч элементов, но процесс пошел и его даже не нужно подправлять. МНСы, СНСы и прочие завлабы сами горы своротят в порыве энтузиазма. Далее несложно будет разработать десятка два типов логических элементов, или сколько там требуется для полной нирваны электронщиков. Но это уже пусть Шокин сдвигает на другие советские НИИ, их уровень тоже надо срочно подтягивать.

Ведь дымящие как подмосковные торфяники передовики еще не знают, какой подарочек лежит у меня в заначке. Микросхемы DRAMа на 64 килобайта[214], вот что я нашел на старых мегабайтных плашках из маршрутизатора Cisco. Очень удачный ретро-подарок от фанероделательного завода Н-Петровска, который остался в далеком 2010 году. Корпус уместится на ногте, но байтов вмещает в три раза больше, чем тридцатикилограммовый блок ферритовой памяти БЭСМ-4. Если повторят – первым попрошу Шелепина выдать на «Пульсар» полдюжины популярных значков в форме звезды с серпом и молотом[215].

И пусть партийный вождь скорее разворачивает серийный выпуск, на патенты в этом мире нет никакой надежды. Хвастался Александр Николаевич, что под это дело где-то строятся аж три завода по производству интегральных схем, первый уйдет под крышу уже в конце лета. Это хорошо. Плохо что ученые в СССР – ну чисто как дети. В высшей степени любопытные, изобретательные и оригинально мыслящие. Но как доходит до производства, с его вечным срывом графиков, утомляющей текучкой, строжайшей дисциплиной, ошибками слесарей, уборщиц, кладовщиков и последующим поиском виноватых, высоколобые гении становятся бесполезным балластом.

Нужны профессиональные менеджеры с немалой «ебической силой». Пусть ЦК призыв среди коммунистов объявляет, если нормальный капитализм внедрить ума не достает. Или проще, набирают сразу тройной штат рабочих. На фейс-контроль перед «чистой комнатой» ставят пограничников, им винтовки с примкнутыми штуками и голодных до блондинок овчарок. На каждых трех девушек – один надзиратель по линии КГБ, второй – по научной. И на пяток мужиков те же нормы. Шаг в сторону от инструкции считается побегом от премии. Два – заявлением на увольнение. Прыжки на месте – провокацией с занесением в личное дело[216].

Вовремя в бок толкнули, а то бы в мечтах так и свалился под стол.

* * *

С остальными элементами будущих электронных часов все было проще. Вакуумный люминесцентный индикатор с семисегментными цифрами Авдеев у себя в лаборатории повторил уже через три дня. А через месяц передал документацию на серийный завод. Еще успел, пользуясь покровительством Шелепина, в извращенной форме надругаться над обидевшей его пяток лет назад «Светланой». Так что десяток экспериментальных образцов индикаторов еще с января лежали у меня в сейфе, и производственники клялись сделать первую партию до конца месяца. На случай, если серийщики провалят сроки, ребята Авдеева штамповали «цифры» по три-четыре десятка в день на фондах и по заказу НИИ «Интел».

Корпуса made in Viet Nam были уже давно готовы, не зря Шелепин в январе отдыхал в Юго-Восточной Азии. За поставляемые из СССР ракеты их могли делать в бесконечных количествах, причем в очень приличном качестве. У меня были подозрения, что их подгоняли под образец вручную, не торопясь, в рамках национального проекта имени Хо Ши Мина. Так или иначе, но ободок, отформованный из распаренных волокон бамбука с каплей клея, в собранном виде имел пропорции «растолстевшего» четвертого iPhone. Часы должны были стоять на его длинной боковой стороне. При этом ободок был разъемным по горизонтали, и состоял из двух половинок в виде букв «С», которые стягивались «одна к другой» вдоль коротких сторон парой внутренних болтов. Последние имели короткую «саморезную» резьбу, но толстый длинный стержень, так, чтоб его было удобно вставлять и закручивать снаружи.