Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах - Валерий Ледяев

Разумеется, не все акторы, действующие в городском политическом пространстве, заинтересованы в выборе стратегии роста, поскольку многие группы горожан имеют другие ценностные ориентации. Хотя рост и является доминирующей идеологией в большинстве городов, сопротивление ему есть практически везде, хотя и имеет разную степень. «Движения против роста» (anti-growth movements)[178] могут быть достаточно влиятельными, особенно на экономически развитых территориях, где жители опасаются, что (возможные) выгоды роста перевешиваются издержками загрязнения окружающей среды или потерей общности. Ранее эти движения считались «романтическими» или даже «иррациональными», а потому часто игнорировались. В последние годы база движений против роста стала значительно более широкой. Издержки роста были известны давно, однако ранее лишь немногие обращали на это серьезное внимание, хотя среди них были группы очень богатых людей, стремившихся сохранить для своего проживания небольшие малонаселенные территории (Беверли Хиллс, Сэндс Пойнт, Уэст Палм Бич и др.) [Molotch, 1976: 327]. Если в середине 1970-х годов Молотч рассматривал альтернативы росту лишь как появляющуюся тенденцию преодоления иррациональности политической системы [Ibid.: 328–329], то в последние десятилетия число городов, в которых появились сильные коалиции против роста или за «управляемый рост», возросло [Dowding, 1996: 79; Ferman, 1996; Clark, Goetz, 1994; Deleon, 1992]. Более поздние исследования подтверждают, что шансы на формирование прогрессивных режимов есть, хотя они и не так велики, как у «коалиций роста». В частности,

У Домхофф и Р. Гендрон подробно характеризуют ситуацию в г. Санта-Круз (штат Калифорния), где, по их мнению, был установлен «наиболее политически прогрессивный режим в Соединенных Штатах». При этом он оказался более устойчивым и стабильным, чем другие прогрессивные режимы [Domhoff, Gendron, 2009].

Успех этих движений наиболее вероятен там, где у них есть прочная опора в лице активного «светского» среднего класса, имеющего свободное время. «Коалиции против роста» обычно складываются вокруг движений в защиту окружающей среды, гражданских, а также антивоенных движений; к ним примыкают профессионалы из среднего класса, рабочие, государственные служащие и менеджеры фирм, чьи доходы не зависят от роста, а также все те, кто считает, что их благосостояние и стиль жизни находятся в противоречии со стратегией роста [Molotch, 1976: 327–328]. Движения против роста либо возникают в качестве реакции на действия местных властей, не желающих учитывать негативные социальные последствия тех или иных программ экономического развития, либо в результате прихода к власти людей, изначально поддерживающих идеологию охраны окружающей среды и социального либерализма [Clark, Goetz, 1994:136]. Как показал Р. Делеон, шансы на создание новых прогрессивных режимов существенно выше, если «прогрессивная» идеология инспирирует общее видение ситуации, легитимирует новые властные структуры и охватывает разные группы интересов [Deleon, 1992]. Успеху оппонентов роста могут способствовать и какие-то существенные ситуационные факторы. Например, Домхофф и Гендрон полагают, что достижения местных «прогрессивных» активистов в Санта-Круз были во многом обусловлены мощной поддержкой студентов, преподавателей и служащих университета Санта-Круз (позиционируемого ими как «наиболее либерального университета в стране»), а также защитников окружающей среды, которые активно защищали красивое побережье от Санта-Круз до Сан-Франциско [Domhoff, Gendron, 2009][179].

Но обычно движения против роста не бывают массовыми, поскольку не выражают надежды рабочего класса на новые рабочие места или квартиросъемщиков на собственные дома. Главную причину слабости социальной базы движений Молотч видит в убежденности большинства рабочего класса в том, что рост обеспечивает занятость [Molotch, 1976: 325]. Поэтому оппозиция «машинам роста» скорее отражает эстетические преференции высшего среднего класса, людей образованных и благополучных, готовых платить больше налогов, лишь бы не видеть уродливых фабрик, гамбургерных палаток и других последствий роста. Разумеется, не вся оппозиция состоит из высшего среднего класса. Исследователи власти описывали борьбу афроамериканцев и бедных против проектов городского строительства и развития центра города. Однако они отмечали, что традиционные городские элиты обычно вполне успешно справляются с такого рода оппозицией и их значительно больше беспокоит противодействие со стороны образованных и благополучных слоев [Dye, 1986: 35–37]. Однако в целом вероятность успешной борьбы против «машин роста» и установления альтернативных режимов Домхоффу не представляется высокой. «Поскольку резиденты фокусируют внимание на своем повседневном бытии, они часто не очень упорны в своих устремлениях и редко вступают в широкие коалиции с другими городскими территориальными группами» [Domhoff, 1998: 60].

Если в городской политике все же начинает доминировать «коалиция антироста», то развитие территории переориентируется на улучшение окружающей среды, а местные власти стремятся ограничивать рост населения общности. Это осуществляется через соответствующее законодательство, инструкции, разрешения на строительство, нормативы природопользования и т. п. Существенно замедлить рост или даже свести его к нулю может противодействие расширению улиц, строительству новых дорог, вырубке деревьев, затягивание с созданием необходимых для роста коммуникаций и служб (водоснабжение, канализация, пожарная охрана), увеличение соответствующих пошлин, охрана исторических памятников и т. д. В этом случае у местных властей появляется больше возможностей сделать что-то непосредственно для жителей территории, а не для роста их числа, а промышленные проекты все более оцениваются с точки зрения их социальной полезности (полезности произведенного продукта). В целом укрепление альтернативных росту коалиций обычно приводит к большей «прогрессивности» местной политики[180].

Концепция «машин роста» вполне заслуженно стала широко использоваться в эмпирических исследованиях власти. В отличие от структуралистских и марксистских подходов, фактически ставящих под сомнение значимость городской политики, она возвратила политику в центр городских исследований, фокусируясь на конкретных событиях и действиях различных акторов. Но при этом концепция позволила раскрыть ведущую роль бизнеса без необходимости доказывать его доминирование во всех сферах общественной жизни, как это делали представители «старых» элитистских подходов; она подчеркивала, что интересы бизнеса следует искать прежде всего в сфере местной экономической политики или в планировании использования земли, а не в сфере обеспечения социальных услуг. Выделив основную область конфликта в городской политике, данный подход делает ее рассмотрение более конкретным, сужая спектр претендентов на роль субъектов власти в городе, которыми могут быть «машины роста» или их оппоненты. При этом объяснение ведущей роли бизнеса в городской политике не сводится к его включенности в те или иные аспекты политической жизни города, а строится на основе учета его совокупного влияния на важнейшие аспекты политики (см. [Harding, Wilks-Heed, Huthins, 2000: 991–992]). Фокус на действиях и отношениях акторов городской политики направляет внимание исследователей на проблемы формирования и поддержания коалиций различных субъектов, взаимодействии городских политиков, чиновников, различных групп бизнеса, других акторов, учитывая как формальные, так и неформальные отношения между ними. Наконец, по сравнению с традиционными подходами теория «машин роста», как уже отмечалось ранее, претендовала на более адекватный учет влияния внешних по отношению к городской политике факторов.

Несмотря на очевидные преимущества, концепция «машин роста» не избежала критики. Признавая достоинства концепции, некоторые аналитики посчитали, что она все же упрощает реальную картину городской политической жизни. Одно из основных возражений Логану и Молотчу состоит в том, что их концепция не смогла окончательно преодолеть «локализм» более ранних элитистских подходов и по-прежнему сводит влияние более высоких уровней управления на городскую политику к реализации программ центрального правительства, поддерживающих развитие городского хозяйства. Между тем «коалиции роста» в своей политике нередко ориентируются на федеральные интересы [Ward, 1996: 432]. На этом основании А. Хардинг считает концепцию «машин роста» менее разработанной и аргументированной, чем теорию «городских режимов» [Harding, 1995: 44].

Некоторые комментаторы также отметили, что в своем стремлении избежать структуралистских объяснений городской политики американские исследователи переоценивают роль местных акторов и субъективного фактора в целом: «Они утверждают, что люди сами делают свою историю, но уделяют мало внимания обстоятельствам, в которых это происходит» [Harding, 1999: 692–693] (см. также [Ward, 1996: 431]). Данный недостаток становится более заметным при использовании концепции применительно к тем странам, где государство играет более существенную роль в городской политике[181].