Рота Шарпа - Бернард Корнуэлл

Коллетт попытался возразить, но Шарп только медленно кивнул:

- Да, сэр.

- Теперь что касается винтовок.

Шарп встревожился:

- Винтовок, сэр?

Коллетт счел-таки нужным вмешаться:

- По мнению Раймера, именно винтовки стали причиной наших потерь ночью. Их слишком долго заряжать, из-за этого они нас подвели. Мушкеты быстрее – а значит, более эффективны.

Шарп кивнул:

- Это правда, но так случилось только этой ночью.

- Это ваше мнение. Раймер его не разделяет, - Коллетт запнулся. – А именно Раймер командует ротой.

- И командует, как считает нужным, - подхватил Уиндхэм. – Что значит, от винтовок нужно избавиться.

Шарп впервые повысил голос:

- Нам нужно больше винтовок, сэр, а не меньше!

- О чем я и говорю! – Уиндхэм в ответ тоже повысил голос. – Вы не должны командовать легкой ротой. Командовать должен один!

И это, разумеется, Раймер. Гнев Шарпа поутих: так значит, его наказывают не за собственные ошибки, а за ошибки Раймера, и все трое это знают. Он выдавил улыбку:

- Да, сэр.

Снова повисла тишина. Шарп видел, что ему хотят сообщить еще о чем-то, чего стыдится полковник. Но вытягивать из них по слову в час ему надоело – пусть чертов разговор наконец закончится:

- Так что теперь, сэр?

- Теперь? Продолжаем, Шарп, продолжаем! – Уиндхэм попытался уйти от ответа, но взгляд стрелка принудил его вернуться к теме. – С нами говорил майор Хоган. Он был очень расстроен, - полковник запнулся: тема была слишком уж тонкой. Впрочем, Шарп уже сам обо всем догадался: Уиндхэм пытался избавиться от Шарпа хотя бы на время, а Хоган придумал, как это сделать, но теперь Уиндхэм стыдился сказать это прямо.

- Итак, сэр?

- Ему нужна ваша помощь, Шарп. Хотя бы на несколько дней. Инженерам вечно не хватает рук, черт бы их побрал, вот Хоган и просил прислать вас. Я согласился.

- Значит, я покидаю батальон, сэр?

- Всего на пару дней, Шарп, всего на пару дней.

Сзади подал голос Коллетт:

- Черт возьми, Шарп, скоро капитанские патенты будут валяться на земле, как фунтовые бумажки в день выборов!

Шарп кивнул. Коллетт подтвердил его соображения: Шарп смущал не только Раймера, но и всех других капитанов, которым он дышал в затылок. Если сейчас убрать его из батальона, отправив к Хогану, можно будет без проблем вернуть его после атаки капитаном. А атака будет уже скоро: Веллингтон слишком нетерпелив для долгой осады, а хорошая погода благоприятствует контрударам французов - значит, пехота уже в ближайшие дни двинется на город. И Коллетт прав: вакансии будут, даже слишком много вакансий, и обеспечат их французские пушки в Бадахосе.

Уиндхэм с видимым облегчением воспринял согласие Шарпа:

- Итак, все в порядке, Шарп. Удачи, хорошей охоты! – он издал смущенный смешок. – Еще увидимся!

- Да, сэр, – но не так, подумал Шарп, как планирует Уиндхэм. Выходя из палатки, стрелок не протестовал против решения полковника – или, скорее, решения Хогана. Но черт его подери, если его можно просто убрать с доски, как какую-то пешку! Он потерял роту, его вытолкали взашей из батальона, внутри кипел гнев: значит, он не нужен? Ну и черт с ними со всеми! Он получит «Отчаянную надежду»! Он выживет и вернется, но не как временная замена убитому капитану, а как солдат, которого нельзя не замечать. Он пробьется! Черт возьми, он пробьется, и он знает, с чего начать.

С батальонной кухни донесся знакомый смешок. Хэйксвилл! Чертов Хэйксвилл, стрелявший в него в темноте из семиствольного ружья! Шарп повернул на звук, преодолевая боль в простреленной ноге, и пошел навстречу врагу.

Глава 20

Хэйксвилл усмехнулся:

- Вы чертовы эльфы, а не солдаты! Смирно стоять!

Двенадцать стрелков вытянулись по стойке «смирно». Каждый из них с радостью убил бы сержанта, но не здесь: то, что делалось на батальонной кухне, видел весь лагерь. Убивать надо ночью, тихо, но чертов Хэйксвилл как-то умудрялся бодрствовать всю ночь или просыпаться от малейшего звука. А может, его и правда нельзя было убить.

Каждый из стрелков был раздет до рубахи, зеленые куртки лежали на земле. Хэйксвилл медленно шел вдоль шеренги. Он остановился возле Хэгмена, старого браконьера. И ткнул его мундир носком ботинка, указывая на черную нашивку на рукаве:

- Так, что это у нас, а?

- Нашивка старшего стрелка, сержант.

- Нашивка старшего стрелка, сержант, - передразнил Хэйксвилл. Его желтое лицо дернулось. – Чертова развалина, вот ты кто! Чертов старший стрелок! С этого момента ты чертов солдат, – он втоптал рукав в грязь и усмехнулся, зловонно дыша в лицо Хэгмену. Стрелок не двигался: иначе не избежать наказания. Хэйксвилл снова дернулся и пошел дальше. Он был доволен собой. Стрелки нервировали его, поскольку держались сплоченной группой, казались элитой, поэтому он хотел раздавить их. Именно он подсказал Раймеру, возвращаясь с дамбы, что винтовки слишком медлительны, он же предложил капитану утвердить свою власть над старой ротой Шарпа, переведя стрелков в обычные солдаты. И обе подсказки сработали. - Ты! Кругом! Ты, рябая ирландская свинья! Кругом! – его слюна забрызгала Харпера.

Харпер на долю секунды задержался и увидел, что за ними наблюдает офицер. Не желая окончить дни, глядя в лицо расстрельной команде, он повернулся.

Хэйксвилл вытащил байонет:

- Как спина, рядовой?

- Отлично, сержант.

- Отлично, отлично, - передразнил Хэйксвилл донегольский акцент. – Ну и хорошо, рядовой, – он приложил байонет к спине Харпера и повел лезвие вниз, цепляя незажившие шрамы, так что кровь хлынула на рубашку. - А у тебя грязная рубаха, рядовой. Грязная рубаха грязного ирландца.

- Да, сержант, - Харпер не дал боли проявиться в голосе: он обещал убить этого подонка – и он это сделает.

- Так постирай ее! Кругом! – Хэйксвилл спрятал байонет.

Двенадцать стрелков наблюдали за сержантом. Он был сумасшедшим, никаких сомнений. В последние несколько дней у него возникла новая привычка: сидя в одиночестве, он стаскивал кивер и глядел внутрь, разговаривая с ним, как с другом. Он поверял киверу свои планы и надежды найти Терезу, и глаза его обегали роту, чтобы удостовериться, что они видят и слышат его. Тогда он усмехался, глядя внутрь грязного кивера: «Я поимею ее! Я поимею эту красотку! О да, Обадия поимеет ее!»

Хэйксвилл остановился, уставившись на стрелков:

- Теперь вы будете носить красные мундиры, а не чертову зелень! Будете ходить с мушкетами, а не с этими игрушками! – он указал на двенадцать винтовок, сложенных в открытый оружейный ящик, и расхохотался. – Вы будете настоящими солдатами, как сержант Хэйксвилл, ваш лучший друг, как я! Вы ненавидите меня, да? – лицо непроизвольно дернулось. – Мне это нравится. Потому что я вас тоже ненавижу! – он снял кивер, заглянул внутрь, и голос его стал томным и подобострастным: - Я их ненавижу, правда... – потом он поднял голову, и голос стал привычным: - Думаете, я сумасшедший? Я и сам не знаю, - он снова расхохотался, потом, увидев, что глаза их скосились влево, повернулся. К ним шел чертов Шарп. Хромает. Хэйксвилл натянул кивер и отсалютовал: - Лейтенант, сэр!

Шарп отсалютовал в ответ, голос его был ровен:

- Сержант, команда «вольно».

- Но лейтенант, сэр...

- Я сказал «вольно», сержант.

Хэйксвилла передернуло. Он не мог открыто нарушить субординацию и возразить Шарпу, поэтому поглубже упрятал свою ярость:

- Строй! Вольно!

Шарп оглядел стрелков, своих стрелков, которых вел от самой Ла-Коруньи, и прочитал на их лицах уныние, как будто вместе с зелеными куртками с них сняли честь. Теперь им предстояло еще одно потрясение. Он ненавидел речи, потому что всегда чувствовал себя скованно, но он должен был сказать им.

- Я только что из палатки полковника. Я покидаю батальон. Сегодня, - он увидел, что на лицах появилось отчаяние. – Я хотел сам сказать вам об этом. Сержант!

Хэйксвилл, ликуя от услышанного, шагнул вперед, но увидел, что Шарп обращается к Харперу. Хэйксвилл остановился: он понял, что пахнет неприятностями, но не мог почуять, какими.

- Сэр? – голос Харпера дрожал.

- Соберите зеленые куртки. Принесите их сюда, - Шарп говорил спокойно, как будто его, единственного из всех, совершенно не волновало происходящее.

- Лейтенант, сэр!

Шарп повернулся:

- Сержант Хэйксвилл?

- У меня приказ забрать мундиры, сэр.

- Куда, сержант?

Хэйксвилл усмехнулся:

- К пушкарям, лейтенант, сэр. На тряпки.

- Я избавлю вас от этой обузы, сержант, - голос Шарпа был почти дружелюбным. Он повернулся и подождал, пока Харпер соберет мундиры, затем ткнул пальцем в землю возле своей ноги. – Положите сюда.

Харпер нагнулся. Он помнил слова Хэйксвилла, которые он произнес внутрь кивера, и не сомневался, что они означают, поэтому попытался предупредить Шарпа: