Скользящий по лезвию - Юлия Зонис

Сержанту Батти разрешили посещать больного. Правительство Канады в этом плане было куда терпимей, даже шли разговоры о том, чтобы дать андроидам частичные гражданские права. И вот Батти сидел у кровати Мэттьюса, глядя на пыль, сверкающую в солнечных лучах — после Рождества установилась ясная и морозная погода, — и слушая бред метавшегося в лихорадке маршала. В основном он повторял имена и географические названия. Отчасти знакомые: Бостон, Лондон, Новосибирск, Брюссель, Токио. Отчасти непонятные, вроде Пустчино или полуостров Кольски. Часто в его бормотании слышалось название Небраска — Центр футурологии при университете Небраски. И имя — доктор Харпер. Вторым именем, непрерывно повторявшимся, было Саманта Морган. О ней андроид слышал. «Мать чудовищ». Ученая, экспериментирующая с генетическим кодом. В том числе и на таких, как он. У искусственных людей не было причин любить мисс Морган, но то выражение, с которым больной произносил имя женщины в бреду, тревожило Батти. Возможно, следовало кого-то об этом предупредить. Только андроид не представлял кого, а врачи совершенно не обращали внимания на выкрики пациента.

Вдобавок у сержанта были и другие дела. Вместе с канадской полицией он пытался выследить беглого Си-двадцать пять, но тот как в воду канул, причем в самом буквальном смысле. Вертолеты барражировали над городом и озером два дня, однако черная гладь с белыми осколками льдин оставалась пустой и безлюдной. Судя по следам, преступник ушел на моторной яхте. Как яхта могла ускользнуть от преследования на озере, по которому в зимние месяцы не ходили никакие другие суда, оставалось загадкой. Две недели Батти со страхом — или с тем, что заменяло андроиду страх — ждал сообщений о новых убийствах. Однако убийств не последовало. Штрих-код Си-двадцать пять не засек ни один стрит-кам. Полиция решила, что яхта затонула, и вздохнула с облегчением. Одной проблемой меньше. Сержант не испытывал такой уверенности. Ему надо было поговорить с Мэттьюсом, когда тот очнется, и узнать, что же все-таки произошло на пирсе.

Еще Рой Батти навещал выздоравливающую Дженис. Андроид подолгу сидел у нее на кровати, держа девушку за руку. Иногда они говорили о пустяках, но чаще молчали. В такие минуты сержант забывал и о Мэттьюсе, и о Си-двадцать пять, и обо всем остальном.

Маршал пошел на поправку неожиданно, словно кто-то щелкнул переключателем. Когда Батти явился в палату отделения нейрохирургии утром двадцатого января, кровать Мэттьюса оказалась пуста. В первую секунду андроид подумал, что больной скончался. Эта мысль не вызвала у него никаких эмоций, раскатившись внутри странным пустым эхом. Однако подоспевшая медсестра сообщила, что пациента перевели в отделение интенсивной терапии. Ему стало намного лучше. Утром он самостоятельно поел и даже попытался сходить в туалет, отчего поскандалил с больничным персоналом и лечащим врачом. Рана в животе затянулась еще неделю назад, когда больной был без сознания, а удачно проведенная операция предотвратила сепсис.

Выслушав все это, сержант пожал плечами и отправился в отделение интенсивной терапии на третьем этаже. Палаты здесь были больше и еще светлее — солнце било сквозь огромные окна, блестя на каждой металлической и полированной поверхности. Маршал сидел на кровати в голубой больничной пижаме и с крайне недовольным видом отлеплял датчики диагноста. Когда дверь открылась, он вскинул голову.

— А, это ты, железяка, — довольно благодушно сказал Мэттьюс. — Хорошо, что ты не свалил. Есть работа.

На какой-то миг андроид испытал искушение спросить, о чем бредил маршал и почему в бреду так часто повторял имя Морган, но потом решил, что ответа все равно не получит. Что касается маршала, то он выглядел необычайно бодрым и воодушевленным для того, кто еще вчера умирал от мозговой горячки. Светлые глаза весело поблескивали на отощавшем лице. Мэттьюс поскреб отросшую за три с лишним недели рыжеватую щетину — уже почти бородку — и протянул:

— Прикинь, не хотят мне принести бритвенный прибор. Говорят, сами побреем. А я бреюсь только опасным лезвием, все остальное — херня полная, никакой свежести. Принеси мою бритву, а? Должна лежать в той квартире в ванной, на зеркале. И одеколон заодно прихвати.

Андроид невозмутимо кивнул, хотя идея давать опасную бритву в руки тому, кого считаешь чокнутым, показалась ему не самой удачной. Маршал осклабился.

— Не бойся, я не собираюсь резать врачам глотки. Ни врачам, ни тебе. Ни себе, если уж мы завели об этом речь. Когда принесешь бритву, скажу, куда делся твой Мартин.

* * *

Сейчас Мэттьюс проглотил остатки бургера, облизнул жирные пальцы и вытащил наладонник. Бросив его на стол, маршал ткнул ногтем в красную пульсирующую точку на карте, примерно в трех милях к западу от бара, где они сидели.

— Вот. Местные говорят, это биостанция.

Затем его ноготь черкнул по экрану, обозначая другую точку на севере, в предгорьях.

— А вот сюда он время от времени ходит. Курсирует, вроде того. Значит, он точно не сбросил датчик.

Андроид вздохнул.

— Почему вы думаете, что там поселок диких? Может, просто его хижина. Или вообще заброшенная егерская сторожка, где он поселился.

Мэттьюс смерил собеседника насмешливым взглядом.

— Что-то я перестал понимать тебя, перехватчик. Твой Мартин торчит здесь уже больше месяца. Никуда не перемещается. И мы выяснили, что местные закупают ГФГ в Анкоридже чуть ли не бочками и везут сюда. Одно это должно было насторожить федералов, только им нет дела до инуитской автономии. А местные власти на все смотрят сквозь пальцы. Допустим. Но мне есть дело. За каждую из этих голов…

Тут он снова стукнул ногтем по экрану, указывая на точку в предгорьях.

— …назначен неплохой куш.

— А если не за каждую? — тихо спросил андроид.

Мэттьюс поднял брови в гримасе комического недоумения — только сержанту отчего-то вовсе не хотелось смеяться.

Дело было не только в Мартине. В том, первом, настоящем Мартине. В красных отблесках огня на болоте, в скорчившейся на носу лодки женщине, прикрывавшей своим телом ребенка. В том, что второй, фальшивый Мартин, не дал Дженис разбиться, когда машина перевернулась. Дело было еще и в их с Дженис разговорах.

«Если я изменилась, — тихо, очень серьезно говорила девушка, откинувшись на тощую больничную подушку и перебирая пальцы у него на руке: большой, указательный, средний, безымянный, мизинец, и снова большой, — то можешь и ты. Может и он. Можете вы все».

«Не сравнивай. Ты человек. У тебя нет программы».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});