Большая книга ужасов-10. Месть крысиного короля. Доктор-мумия. Костыль-нога. Вечеринка для нечисти - Мария Некрасова

– Да иди ты! – Что мне один богарт, после того как я разделался с двумя десятками?! Разговор короткий: за шкирку – и в окно!

Я впрыгнул в первые попавшиеся джинсы. Надо идти объясняться с бабушкой по поводу осыпавшегося кафеля, а то она небось успела навоображать себе бог знает что: теракт, метание молота...

– Все нормально, ба! – Я мчался в ванную, на ходу застегивая джинсы. – Дом новый, еще оседает, вот и осыпался кафель. Я ни при чем, никто не пострадал, правда.

– А Ольга? – Бабушка возникла у меня на пути, вероятно, уже успела не только в ванную наведаться, но и Ольгу повидать.

– Она на лестнице споткнулась.

– Да?

– Правда, ба! – подала голос Ольгуха.

– Ну что с вами делать, бандиты?!

– Мы?!

– Вы, не вы, а родители расстроятся!

Что правда, то правда.

– Не переживай, ба! – Подскочил Мишка, украдкой потирая коленку, – встреча с богартами даром не прошла. – Отремонтируем сами, нас же много.

– Много вас, разрушителей, – ворчала бабушка. – А на кухне кто погром устроил?!

Черт! Про кухню-то я и забыл! Богартов-то мы оттуда вытурили, а вот собрать рассыпанную крупу и снять макароны с люстры не успели. Что ж, можно, конечно, рассказать бабуле правду, так ведь все равно не поверит. Придется получить по шее просто так.

– Я нечаянно!

– Иди убирай! – Бабуля отвесила мне подзатыльник и принялась рассказывать, какой я большой и глупый: – Мать с отцом стараются, работают, а ты...

Кстати, где мать? Час назад сказала: «Выезжаю», пора бы ей уже быть дома. Я неспешно заметал крупу: куда спешить, если бабушка уже все видела? Увидела, дала подзатыльник и ушла в комнату к Ольге и телевизору. Матери она все равно расскажет, тут и мечтать нечего. Так что спешить не будем. Миха путался под ногами:

– Дим, а откуда они?

– Кто? Богарты? – Хороший вопрос, если бы я сам знал, их бы давно не было: я нашел бы способ извести всех и сразу. Но надо же Михе объяснить! – Наверное, как мыши, от грязи.

– Думаешь?

– Ты же их видел: бомжи натуральные. Один весь мусор слопал, пока вы в зоопарк ходили.

– Весь? – Мишка вскочил и распахнул дверцу шкафчика под раковиной. Ведро было вылизано до блеска: мыть не надо. – Ого! А я этого не видел! – Он скорчил гримасу – сейчас разревется. Вот уж действительно трагедия: пропустить такое зрелище!

– Это неинтересно, Миш. Противно только.

– Да? – недоверчиво спросил братец, для порядка хлюпая носом.

– А ты представь: сидит такой мини-бомжик в ведре, чавкает, хлюпает...

– Фу!

– Вот и я говорю, противно. Совок лучше дай.

Миха, послушный мальчик, сбегал на руины ванной, откопал там совок.

– А они еще придут?

– Надеюсь, что нет.

– Почему?

– Кусаются!

Миха кивнул и потер коленку. Он и сам не рад богартам, просто ему интересно поддерживать беседу. Так, ни о чем, лишь бы поговорить. Сейчас богартовая тема уже явно себя исчерпала, и Мишка расстроенно трогал коленку – кому охота сидеть молча, когда в доме полно собеседников?! Я взял вилку, встал на табурет и начал меланхолично снимать макароны с люстры. Миха счастливо заржал: много ли надо человеку для счастья?! И тут раздался взрыв.

Я сперва решил, что это по телику войну показывают – бабушка любит врубать телевизор на полную громкость, и к воплям-выстрелам, доносящимся из ее комнаты, мы уже давно привыкли. Обмануться не дал запах гари, черный дым и бабушкины вопли:

– Пожар!

Мой сообразительный брат среагировал первым: схватил кружку, налил воды и помчался на крик. Я, как старший и более умный, взял целый ковшик. Нет, ну поймите правильно: когда за одни сутки с тобой происходит столько перемен, ты видишь кучу нечисти, которой место в сказках, а не у тебя дома, наблюдаешь полный разгром и снимаешь с люстры вареные макароны, умственная деятельность, согласитесь, несколько притупляется.

Я влетел в комнату и чуть не сшиб Мишку (а может, бабушку: они оба маленького роста, но кто это конкретно, я не мог разглядеть из-за дыма). Первым порывом было эвакуировать из комнаты Мишку (а может, бабушку) и Ольгуху, которую жальче всех: она и богартов не видела, и в ванной раздолбанной не была, а уже – со сломанной ногой. Я поставил ковшик на пол, выпихнул из комнаты Мишку (или бабушку), сказал: «Возьми мокрое полотенце и дыши через него», – и пошел на ощупь искать Ольгуху.

Дым забивался в нос, глаза и, кажется, даже в уши, потому что их закладывало. Я натыкался на мебель. Кресла, ага, вот он, диван.

– Дима, иди отсюда, задохнешься! – А вот и Ольгуха голос подала. Я нащупал ее руку, сказал: «Пошли!» – Сестра не заставила себя ждать. Опираясь на меня, она резво запрыгала вон из комнаты. На кухне сидел Мишка, послушно закрыв лицо мокрым полотенцем. Я сгрузил Ольгуху на табуретку, надо вытащить бабушку.

– Я здесь! – Бабуля вошла на кухню сама, кряхтя и откашливаясь. – Первый раз вижу, чтобы телевизоры взрывались.

Я с ней согласился. Выглядела бабуля не ахти: бледно-зеленая со слезящимися глазами, она шла, держась за стенку. Нащупала табурет, села...

– Ты как?

– Не очень. Нашатырь найдешь? Хотя нет, не надо. И так дышать нечем.

Я намочил все кухонные полотенца, какие нашел, выдал бабушке с Ольгухой и сам замотал лицо, как ковбой. В двери завозились ключом. А вот и мать. Вовремя!

– Черт! У вас тут что, революция?! Есть кто?

Я выскочил ей навстречу, чтобы она не сильно пугалась дымовой завесы и разгромленной ванной:

– Нормально, мам. В ванной кафель осыпался, телевизор взорвался, бабушка, похоже, угорела, а Ольгуха сломала ногу, ну, это ты знаешь, – выпалил я на одном дыхании в надежде успокоить мать. Секунду она стояла, переваривая информацию, потом нашлась:

– Грузи их в машину! И вы с Мишкой тоже поедете, а то угорите еще. На обратном пути заберем с работы отца.

– Не влезем же!

– В тесноте, да не в обиде.

Возразить было нечего. Я помог спуститься Ольге, мать – бабушке, Миха выскочил сам. Мы забились в машину, как селедки в бочку, и поехали в больницу.

Мать нервно рулила, попутно пытаясь успокоить то ли нас, то ли себя:

– Сейчас приедем, всех вылечим... Мам, ты как?

Бабушка только кивнула. Выглядела она неважно. Наверняка сидела ближе всех к злополучному телику. Я осторожно косился на нее и Ольгуху. Все боялись, это было видно. Обстановку разрядил Мишка, который на полпути к больнице выдал:

– А я воду забыл выключить...

Надо было видеть мамино лицо! Нечто среднее между: «Как ты, блин, вовремя!» и «Веселая комедия, смотрим дальше». К чести своей, она только свернула на обочину, дала мне ключи и сказала: «Езжай домой». Ну и еще объяснила, как проехать. А я что, я поехал. Включенную воду оставлять нельзя, а то будет у нас наводнение вдобавок к пожару и погрому – совсем нехорошо.

Глава IX

Оборотни

Пропустим, как я ехал домой: это тема для целого фельетона, который я обязательно напишу, когда стану старым и уже ничего не буду стесняться. Одно хорошо, что доехал я быстро.

Я влетел в подъезд, нашарил в кармане ключи... Ну что, принимаются ставки: накроет меня сейчас большой волной или только по ногам лизнет? Нет здесь никакой воды. Из-за двери на меня выплыли скромные остатки дыма – и все. Мишка, что ли, пошутил? Нет, бежит на кухне вода, но аккуратно, в жерло раковины. Благо, немытой посудой ее не захламили, так что удалось избежать потопа. Ура! Я пооткрывал окна, чтобы выгнать дым, прибрался на кухне, дошел до помойки – выкинул то, что осталось от телика, и стал соображать, что делать дальше. На часах – только восемь. Дома я бы пошел гулять или рубить дрова, если заставят. А здесь никого знакомых, газ и отопление. Печально это, когда и погулять не с кем и рубить нечего. Я побрел в свою комнату, вскарабкался на кровать. На потолке красовалась надпись: «Держись! Я скоро буду!»

Ничего себе! Кто скоро будет? Потолок, что ли? Он и так есть, спасибо, другого не надо.

– Ты кто?

– Я скоро приеду. Потерпи.

Теплю-терплю, уговорил. Чего терпеть-то? Валяюсь один, как король, всех домашних в больницу отправил и валяюсь. Им бы там кто сказал: «Потерпи».

Я растянулся поудобнее и глянул в окно. Яблоньки, махонькие, городские, кислотные, уже сбрасывали последние листья. Под яблонями орали коты. Я их не видел, зато слышал отлично: жуткий рев, как в фильмах про оборотней, ночью услышишь – испугаешься. Да и так уже почти темно. «Почти», потому что в городе темно не бывает, как я понял. Фонарей много.

– У-у-у-у! – Во распевают!

Из-за скелетных яблоневых веток выглянула луна. Полная – самая подходящая для оборотней и воющих котов. Интересно, какого они размера, коты в смысле? Судя по басам, не маленькие.

– У-у-у! – Водой, что ли, на них плеснуть? Я не знаю, принято ли это в городе, но думаю, что вряд ли все здесь кротко терпят кошачьи песни.

Я спрыгнул с кровати, нашел на руинах ванной ведро, налил воды, выглянул в окошечко...

– Кто здесь самый горластый?!

– Ну я.

Опа! Нет, сперва я спросил: «Кто здесь самый горластый?», потом выплеснул воду, а затем уже услышал: «Ну я» – и посмотрел вниз. Лучше бы я этого не делал. Ничего этого: не высовывался из окна, не лил воды, не спрашивал. Потому что под окном...