Кистепёрые - Юрий Никитин

устроили на работе гнёзда разврата.

Он сказал настойчиво:

– Тогда как только прибудете. Хорошо?

– Лады, – ответил я. – У меня тоже некоторые…

Его встревоженное лицо дёрнулось и пропало с экрана, а вместо него явно с его подачи побежал список работ, выполненных «Алкомой», как гласит заголовок, без ясного и прямого указания Грандэ или членов его команды.

Я сузил поиск, уже через пару секунд обнаружил, что после того, как «Алкома» освоила всю нашу медицинскую базу и разложила по карточкам анализы и снимки, тут же начала вносить коррективы в назначения наших врачей, это уже знаем, а теперь начинает копаться в наших ДНК, что совсем ни в какие ворота, чувствую себя так, будто без трусов вышел на людную улицу, вообразив себя демократом.

– Алиса, – велел я, – проверь мою медкарточку. Что изменилось, выдели.

– Сделано, – сообщила она моментально.

Я спросил с подозрением:

– Сама подобрала или кто-то помог?

Она прочирикала беспечным милым голоском:

– Это в базе «Алкомы». Она постоянно что-то меняет, я вам дала последний вариант, что изменился минуту тому.

Я застыл, таких заданий «Алкоме» никто не давал, но глубоко вздохнул, теперь это даётся всё легче, и снова вперил взгляд в экран.

Помню, когда получил указание заменить ривороксабан на нейроцеллинон, не придал значения, заменил, врачи лучше знают, что нам принимать для профилактики, благо для этого пару кликов, таблетки принесёт курьер, но теперь вспоминаю, что сразу, как только начал принимать, сердце как-то незаметно отпустило, смог даже самостоятельно подняться по лестнице на второй этаж, прекратились головные боли, перестало колоть под левой лопаткой.

Кстати, Андрей Петрович, мой участковый врач, давно не звонил.

Внезапно прозвучал милый голосок Алисы:

– Шеф, я проверила и выяснила, что в схемы лечения и питания ваших сотрудников уже третий месяц как вносятся серьёзные изменения. Почти ежедневно что-то меняется, многие таблетки, что пили, отменены, но взамен поставляются другие.

– Всем? – уточнил я.

– Всем, – подтвердила она. – Грандэ и Невдалый получают инъекции, а Минчину ставили капельницу.

«А это ещё зачем?» – мелькнула ошалелая мысль. Ах да, мы хоть и не курцвейлы, что пьёт по двести сорок таблеток в сутки, но всё же потребляем массу биодобавок и всяких микроэлементов, что позволяют работать лучше и как бы жить дольше, хотя это ещё не доказано, так что если одни капсулы подменить другими, никто ничего не заметит, привычно глотаем и бежим работать дальше.

Снова звякнул вызов, на весь экран лицо Невдалого и его толстые, как вареники, губы.

– Шеф, – сказал он быстро, – если вас там что-то вклеило в кресло, я за вами вышлю бригаду грузчиков. Дело срочное!

Я буркнул:

– Уже еду.

– Держу дверь открытой, – сообщил он.

Экран погас, я сказал себе успокаивающе, что мы же соратники «Алкомы», увеличиваем ей количество кубитов, питаем энергией, добавляем новые блоки, скармливаем данные, вот и заботится о нас… но, блин, хотя бы предупредила!

С другой стороны, зачем отвлекать?.. Мы заботимся о ней, она о нас. Правильно и справедливо, только у меня от этой правильности как будто с живого сдирают кожу.

Никто и никогда не смеет решать за человека!

Даже если захочу убиться ап стену – это моё конституционное право. Хотя, конечно, любая религия таких брезгливо хоронит по ту сторону ограды, чтобы не смешивались с людьми правильными, но религия – отстой, а мы знаем, что Бога нет, потому всё можно. Даже то, чего нельзя, но всё равно делаем, потому сейчас спускаюсь к автомобилю без руля и педалей, а не сижу на пальме.

Невдалый встретил на ступеньках у подъезда, насупленный и злой, я сразу поинтересовался:

– Все живы? Что случилось?

– Мухортов, – сказал он, – вчера запостил разгромную статью, что компьютеризация неизбежно угробит человечество. Написал хлёстко, ярко, сейчас пошло по сетям уже в сотнях тысяч перепостов.

– Гад, – сказал я.

– Более того, – продолжил он, – использовал некоторые данные о работе «Алкомы».

– Пойдём, – велел я. – Пришли его в мой кабинет. Но шума не поднимай.

Мухортов вошёл бодрый, взъерошенный, но это у него обычная рабочая форма, сказал энергично и звучно:

– Шеф, вызывали?

– Статья, – сказал я. – Твоя. Прочесть ещё не успел, но, думаю, нашим экспертам доверять стоит.

Он спросил насторожённо:

– Похоже, им не понравилось?

– А ты как думал?

– Я работаю на человечество, – ответил он с достоинством. – И на его благо. Как вообще-то и положено.

Я сказал зло:

– Когда одни работают на человечество, а другие только на себя, кто выигрывает?.. Похоже, ты просто пятая колонна. Госдепья или чья, уточним под пытками третьей степени, а то и четвёртой. Потом в расход, у нас своё энкавэдэ. Какого хрена пришёл работать к нам?

– У вас интересно, – ответил он честно. – И перспективно. Нет рутины. Но я не даю себя обмануть радостями сегодняшнего дня, я должен думать о будущем. Даже о грядущем, шеф!..

– Мы что, идём взад?

– Идём к грядущему, – ответил он терпеливо, – но слишком быстро и не разбирая дороги. И можем свалиться в пропасть. Даже не можем, а при таких нарастающих скоростях обязательно свалимся!

– Ну-ну?

– Я льщу себя мыслью, – пояснил он, – что успею перехватить за руку в последний момент. Или заорать: «Остановитесь, это гибель всему!»

– Я тебе заору, – пригрозил я. – Развелось этих грозителей, прятать трупы уже негде… Учти, отныне к тебе особое отношение, как к демократу западного розлива, а то и вообще, сказать стыдно, к либералу!

Он ответил печально:

– Учёл. Гениев гнетут ещё с татаро-монгольского ига.

– То-то и понадобилась диктатура пролетариата, – ответил я, – что развелось феодальной вольницы. В светлом будущем никакой свободы не будет, будто не знаешь!

– А вдруг свобода нас примет радостно у входа?

– Доступ к «Алкоме» закрыт, – отрезал я. – Будешь работать в группе снабжения.

– Это подай-принеси?

– Зато бомбу не подложишь, – сказал я сурово.

– Но я же не враг, я противник!

– Нам по барабану, – определил я. – Всех под нож, как Аттила римлян. Выше второго этажа не подниматься, в подвал не входить! Понял?.. Шаг в сторону – отбираем пропуск в здание.

Он сказал печально:

– Шеф, даже удивительно, что вы такой умный, даже временами мудрый, а не сечёте.

– В твоём возрасте, – сообщил я, – тоже всё на свете знал и понимал. И твёрдо знал, как привести человечество к щастю. А кто не понимал, те дураки. Ничего, придёт время, превратишься из гусеницы… Хотя кто знает, абсолютное большинство населения так и живёт гусеницами всю жизнь. Всё, иди работай или увольняйся!

Он развёл руками, потоптался на месте, но я уже повернулся к монитору, и он тихонько вышел, с самодурами спорить себе дороже.

Лысенко в своё время соорудил в свободном от «Алкомы» месте подвала спортивный пятачок с беговой дорожкой, штангой и гантелями. В первые дни половина сотрудников попробовали и дорожку, и гантели на спортивной скамье с регулируемой по запросу спинкой, но уже через неделю туда с готовностью заходил только сам Лысенко, жал штангу, бегал в быстром темпе, а потом с сияющим лицом сверял показатели с прошлонедельными.

Я зашёл поглядеть, в каком состоянии «Алкома», Грандэ сообщил шёпотом, что она вроде бы достроила себе какие-то блоки, Лысенко увидел меня, весело крикнул:

– Шеф, не желаете?..

– Чего?

– Вы в последнее время просто орлом! Даже походка уже походка, а не передвижение кокосового краба по индустриальной Америке.

Я отмахнулся, но на гантели взглянул с интересом.

– Лет пятьдесят тому