Чудовищная работа - Маир Арлатов

и оно сработает. Нет, не святую воду. Брелок, что на моей шее под рубашкой висел. Я нажал на его центр, и холл огласился звонким петушиным криком. А вслед за ним раздалось душераздирающее мяуканье. Даже скорее не мяуканье, а вой.

— Вот и сказке конец, — злорадно проговорил я, — а может и сказочнику заодно…

Я на всякий случай несколько минут мучил брелок, терроризируя пространство холла петушиными криками. Затем отключил его.

— Эй, жив ли ещё, котяра?

Ответа не последовало.

— Ну сегодня точно никто больше явится.

Я откинулся на спинку кресла, накрылся пледом и закрыл глаза. Вскоре меня унесло в царство сна. Даже приснилось, что я наблюдаю, как большой чёрный кот, прижав уши к голове, несётся прочь от города, не чуя под собой ног. Вот он уже мчится по густому лесу, а, когда на пути возник огромный толстый дуб, буквально влетел на него, вскарабкался под самую крону и спрятался в дупле, закрыв вход здоровенной шишкой. И где только нашёл такую? Размером с тыкву.

А рядом с дуплом, раскачиваясь на толстой ветке появилась… русалка. Я даже не сразу понял, что это именно она. Зелёное тело с рыбьей чешуёй, змеевидный с рыбьим кончиком хвост, которым она ловко обвилась вокруг ветки. С круглой головы свисали не чёсанными лохмами зелёные волосы. Лицо удалось увидеть в последнюю очередь. Отдалённо напоминающие женские черты. Если бы не зелёная кожа и жёлтые с вертикальным зрачком глаза, она вполне бы могла показаться красивой. А так я с испугу едва с дерева не упал и чуть было не проснулся.

— Котик, котик, чёрный животик, что с тобой случилось? — ласково поинтересовалась русалка, приложив треугольное волосатое ухо к шершавому стволу дерева. — Никогда тебя таким не видела. Неужели опять собак дразнил, и они от тебя не убежали?

— Слушай, Русая, мне сегодня не до разговоров, — сердито отозвался кот.

— Ой, чую, обидел тебя кто−то. Расскажи, легче станет. Может, мы придумаем, как твоего обидчика наказать. Как кто−то посмел тебя обидеть? Слово недоброе сказать? Ну же, Баюнчик, выходи…

Русая поцарапала когтем кору, привлекая его внимание.

Спустя некоторое время, шишка, закрывающая вход в дупло, исчезла и наружу показалась усатая морда кота со сверкающими в гневе зелёными глазищами.

— Ой, да не обидели тебя… На тебе же лица нет! — русалка всплеснула руками, едва не потеряв равновесие. — Только не говори, что третья мировая война началась. Я и от второй−то до сих пор отойти не могу.

— Угомонись ты. Не война это — хуже! Помощник Исы Овны совсем озверел. Не человек он — лютый зверь! Стаю голодных петухов на меня натравил. Я еле ноги унёс. Думал оглохну от их криков.

— Свят, свят, что творится. Откуда же у него стая петухов?

Русалка вперила в кота изумлённые глаза.

— Мне откуда знать. Видите ли, ему мои сказки не нравятся. А я ведь старался, сведения о нём собирал, анализировал, делал выводы, удивить хотел, на чистую воду вывести. А потом извести чувством вины и в лес наш заманить. Ну и… сама понимаешь. Всегда же так было. Виноват в гибели навьего народа — отвечай! Справедливо же, скажи?

— Справедливо, — согласилась Русая. — Вот ведь напасть на стражей природы свалилась. И откуда только Иса Овна такого помощника себе нашла?

— Пока он своё место занимать будет, не ужиться нам с ним. Я тут узнал, жнецы приходили и ведьму, что в теле Василисы обитала, с собой забрали. Кто, как не помощник, их на неё натравил? То−то же…

Кот уселся на ветке и принялся вылизывать лапу, временами поигрывая металлическими когтями, поблёскивающими серебром в свете полной луны, пробивающееся сквозь ветви дуба. Русалка пристроилась рядом с ним и ласково погладила кота по голове.

— В какие времена живём, — горько вздыхая произнёс кот и вдруг как заорёт на луну: «Мяя−яуу!!!».

Словно и не кот завыл, а волк.

— Эй, Баюнчик, ну ты не раскисай, — русалка дружески толкнула его в бок. — Подумаешь, кто−то твои сказки слушать не хочет. Я же всегда слушаю. Я твоя постоянная слушательница!

— Ну ты, Русая, скажешь тоже. Где ты, а где человек! Мне по природе своей положено для него сказки рассказывать и песнями убаюкивать. Я же добрый когда−то был. Детей в колыбелях убаюкивал, чтобы спали крепко и росли здоровыми. Люди меня сметанкой и сливками угощали. Даже цепь золотую повесили, чтобы мне легче было в гнездо своё возвращаться.

— О… это же когда было, — воскликнула Русая. Не удержавшись, она потеряла равновесие и кувыркнулась вниз, но на половине падения ухватилась рукой за ветку, ловко подтянулась и вскоре вновь сидела рядом с котом. — Меня в те времена на свете не было. Что с цепью−то случилось? Точно золотая была?

Кот сел на мягкое место и спустил ноги, уперевшись о ветку передними лапами, чтобы вниз не свалиться. Выть ему расхотелось. Болтая ногами, он произнёс:

— Пуда три весила. На солнце так весело блестела, красиво было. Однажды люди пришли и забрали цепь. Как они говорили… экс…про…при…ировали.

— Слово−то какое загадочное.

— Отобрали значит.

— И ты им не помешал?

— Их много было, сам еле жив остался. Они стреляли на каждый шорох. Всех мышей в округе извели. Я в тот год чуть с голоду не помер.

Что−то я заслушался кота, даже жалко его стало, а тут кто−то настойчиво в вполголоса шепчет:

— Молодой человек, проснитесь. Здесь нельзя спать.

Показалось, что это русалка ко мне обращается. Испугался я, что меня рассекретили, и резко глаза распахнул.

— Проснулись, ну слава богу! Я, когда вас здесь увидела, решила, что вы того… — я проморгался и сквозь сонную пелену разглядел за защитным кругом девушку лет двадцати в синем халате уборщицы, с длинными чёрными волосами, связанными в хвост. Её голос выдавал волнение. — Ну… что вы умерли. Здесь бывает такое. Всякое… — девушка развела руками, одетыми в резиновые перчатки. В одной руке она держала лентяйку, а у ног её стояло ведро с водой.

— Вы… кто?

Я сел прямо, чувствуя, как затекла спина.

— Меня зовут Мария. Уборщицей тут работаю. Я долго болела, но уже всё хорошо.

Девушка улыбнулась смущённо.

— А меня о вас не предупредили.

— Я только сегодня на работу вышла. И вдруг вас увидела. Восемь утра уже, а вы тут. Тяжёлая ночка выдалась?

— Сколько вы сказали времени? — мне показалось, что я ослышался.

— Восемь утра. Вы идите, я тут помою.

Я поднялся, бросив взгляд на пол, а потом сказал:

— Вы простите, Мария, я должен убрать круг.

— Не беспокойтесь, я уберу.

— Но правило…

— Это правило действует только