Все девочки взрослеют - Дженнифер Уайнер

— А ты кто?

Дело было в среду вечером. Работала посудомоечная машина. Френчи сопела на подстилке в углу. Джой заперлась у себя в спальне. А мы с Питером заполняли десятистраничную анкету фирмы «Открытые сердца. Услуги суррогатных матерей». (Это он выбрал «Открытые сердца», я же питаю слабость к игре слов, поэтому нашла в Интернете «Р. О. Дим и Ко», также предлагающую услуги суррогатных матерей и доноров яйцеклеток.)

— Напиши просто «домохозяйка». Звучит неплохо.

Питер забарабанил пальцами по краю ноутбука.

— Их интересуют налоговые декларации за последние десять лет. «Домохозяйка» не объясняет, откуда у тебя берутся деньги.

Логично.

— Может, «домохозяйка на хорошем содержании»? Или «домохозяйка, которая выиграла в лотерею»?

— Кэндейс, столько слов сюда не влезет.

Питер покачал ступней. Удостоверившись, что Джой по-прежнему наверху, я потеребила пальцы его ног. Накануне вечером мы смотрели фильм. Дочь увидела, что я глажу ступни Питера, с отвращением на меня посмотрела и вышла из комнаты.

— Может, сделаешь сноску?

— Я тебе что, Дэвид Фостер Уоллес?[61] — возмутился муж.

— Как насчет «бывший писатель»? Или «писатель в отставке»?

— Писатель, — напечатал Питер и вызывающе на меня посмотрел, словно бросил вызов.

Когда первые экземпляры «Больших девочек» прибыли в мой почтовый ящик (ярко-розовые обложки нахально торчали из строгих коричневых конвертов), я поверила, что все изменится. Я годами была читателем, потом журналистом. Годами мечтала стать настоящим писателем. И привыкла считать, что в миг, когда моя книга выйдет в мир, жизнь станет кардинально и бесповоротно другой.

Вечером в понедельник перед официальным выходом книги Питер повел меня во французский ресторан. Я хлестала вино и делилась новостью со всеми, от гардеробщицы до официанта, принесшего сырную карту. После десерта, шатаясь, я отправилась в «Барнс энд Ноубл»[62]. Питер поддерживал меня за талию. Сытая и довольная, я покачивалась перед витриной и сообщала равнодушным прохожим: «Здесь продают мою книгу!» (К сожалению, я не сообразила, что магазин еще открыт. Охранник пригрозил, что вызовет копов, если я не перестану пачкать стекло.)

На следующее утро я страдала от легкого похмелья и здорово волновалась. Мы с Люси, тогда еще мою сестру звали именно так, отвезли в аэропорт огромный серый чемодан и мою крошечную дочку (а также автомобильное сиденье, сумку для подгузников, детскую еду и тому подобное). Так начался книжный тур. В Кливленде я при полном параде уселась перед здоровенной стопкой книг в твердой обложке. Через два часа мне удалось продать аж целую книгу. Затем мы перебрались в Чикаго, где на встречу пришла всего одна женщина. По-моему, она была бездомной и забрела в поисках тепла.

В Канзас-Сити встреча проходила в роскошном книжном бутике. Сначала на витрине висел плакат «Больших девочек», но потом его сняли по просьбе постоянного клиента. Ко мне подошла дрожащая женщина с белыми губами.

— Ваша мама пообещала, что убьет меня, если я не приду. Вы не могли бы ей позвонить и сообщить, что я была здесь? — взмолилась она.

На встречу в Майами неожиданно заявилась моя бабушка со всем своим бридж-клубом.

— Эту книгу написала моя внучка! — громко произнесла она.

Бабушка даже смогла перекричать детские вопли в соседнем отделе. К сожалению, ее запала не хватило на то, чтобы уговорить подруг выложить по двадцать четыре доллара девяносто пять центов.

— Ничего, в библиотеке возьмут.

Бабушка оставила на моей щеке коралловый помадный отпечаток, заметила, что черная юбка меня «очень стройнит», и спросила у сестры, не нашла ли она настоящую работу.

В Атланте издатель нанял для меня помощницу. Всю дорогу из аэропорта она рассказывала о смерти мужа в прошлом месяце. А потом так безнадежно заблудилась, что я на час опоздала на встречу с читателями. В Милуоки ортодоксальная еврейка в криво надетом парике[63] отругала меня за то, что моя героиня ела трефное. Я думала, она припомнит сцену, где Элли в Йом-Кипур трахается с гоем-сторожем на парковке синагоги. По-моему, это куда более оскорбительно для Господа, чем сэндвич с беконом, салатом и помидорами с двести семнадцатой страницы. Но по этому поводу взрыва ярости так и не последовало. Видимо, свинина — это ужасно, а свинское поведение — нет.

Каждое утро я запихивала автомобильное кресло Джой в машину очередной помощницы в очередном городе. Днем ездила по книжным магазинам и подписывала книги, вечером встречалась с читателями. Освободившись, я заказывала салат в номер и падала на гостиничную кровать с мягкими хлопковыми простынями. Джой спала рядом, сестра изучала мини-бар, а я напряженно размышляла. Тур должен обойтись в целое состояние. За исключением вечера с бабушкой и ее приятельницами, еще ни разу не пришло и десяти человек. А значит, «Большие девочки» не слишком успешны. Обвинит ли издатель меня? Потребует ли вернуть аванс? Чего мне ждать?

Впрочем, я не была особо удивлена, поскольку изначально думала, что книга «Большие девочки не плачут» станет чем-то вроде радиостанции на дальнем конце шкалы настройки, поймать которую можно лишь ясной звездной ночью. Предполагала, что книгу станут передавать друг другу сестры, матери, дочери и подруги. Что другие «большие девочки», пережившие любовный крах, ненавидящие собственное тело, найдут ее в библиотеке, или на полке дачи, снятой на лето, или на гаражной распродаже, или на блошином рынке. Что они прочтут ее и утешатся. Мне бы этого вполне хватило. Оставалось надеяться, что издателю — тоже.

В среду днем, находясь в Сиэтле, я скучала за информационной стойкой в книжном магазине, иногда подписывая книги и отвечая на вопросы покупателей. «Где находится туалет?», «Как называется любовный роман в красной или, может, синей обложке?» Внезапно зазвонил сотовый. На экране высветился номер агента.

— Привет! Угадай, что случилось? — начала я, подхватив Джой на руки, пока та не успела уронить стопку детских книжек про обезьянку Джорджа. — Вчера вечером пришли пять человек! И кажется, ни одного бродяги!

— Забудь, — сказала Лариса. — Сейчас пришлю в гостиницу факс следующего номера книжного обозрения «Нью-Йорк таймс». Между прочим, раздобыть его было очень непросто и недешево.

— Зачем?

«Таймс» редко рецензирует легкомысленные женские истории вроде моей. Разве что в романе под прозрачным псевдонимом фигурирует манхэттенская шишка в роли злодея. (В подобных случаях критический разнос также под прозрачным псевдонимом пишет помощник манхэттенской шишки.)