Мы поем глухим - Наталья Андреева

— Трогай, голубчик! — услышала она и невольно вздрогнула.

Голос показался ей знакомым. Александра попыталась заглянуть за занавески, чтобы увидеть лицо дамы, но успела заметить лишь рыжеватую прядь волос. Сердце ее тревожно забилось. «Неужели?… Нет, показалось! А что, если так? Кэтти Соболинская едет в Германию. Или дальше, в Париж… Господи! Кэтти едет в Париж!»

— Мадам! — окликнул ее месье Рожер. — Я не смею вас торопить, но лошади…

Она неохотно села в свой экипаж. Опять утомительная дорога до темноты, мрачное молчание Армана Рожера, молчаливое сочувствие Адель. И пейзаж, который становился все более унылым.

«Дрожащие огни печальных деревень…» — невольно вспомнила она стихи Михаила Лермонтова. Да, это Россия…

Кэтти Соболинская (а это и в самом деле была она) тоже обратила внимание на даму в дорогих мехах. Вчера по прибытии эта дама сразу же поднялась в свою комнату и к ужину не спустилась. Кэтти и не намерена была ни с кем общаться. Но статная фигура дамы, закутанная в соболя, ее повадка, грация, с которой та оперлась на руку своего спутника, яркие волосы медового оттенка, — все это показалось Екатерине Григорьевне чрезвычайно знакомым. И она заволновалась.

«Эта женщинавозвращается в Россию? Уж не хочет ли она вернуть себе утраченное? Но это значит, что она отказалась от моего Сережи! Ходили слухи, что она отправилась за ним во Францию. Что ж… Выходит, он не с ней. С кем, значения не имеет. Главное, что не с ней. Главное было оторвать их друг от друга. Но в чем тут интерес барона Редлиха, который прислал мне письмо с просьбой о встрече? И который ждет меня в Париже? Впрочем, я скоро узнаю. Самая утомительная часть пути уже позади. За каких-нибудь пять дней я доберусь до Парижа и увижу барона. Говорят, он сказочно богат, богаче самого короля. Эта встреча может быть для меня чрезвычайно полезной…»

Под мерный стук колес Кэтти вскоре задремала. Ее ждали Париж и барон Редлих. И совсем иное ждало графиню Ланину.

Как и предупреждала Александра, дорога становилась все хуже. Когда колеса окончательно увязли в снегу, она сказала месье Рожеру:

— Надо сменить карету на кибитку. А колеса на полозья саней. Это Россия, месье. У нас сейчас зима, хоть и самый ее конец. Благодарение Господу, уже не так холодно. Но снег будет лежать еще с месяц, а то и дольше.

— Я никогда не видел столько снега! — в отчаянии сказал Арман Рожер. — Вы правы, сударыня, нам надо сменить экипаж.

Александра посоветовала ему не поскупиться и взять две самые резвые тройки.

— Но почему две? Не слишком ли это большая роскошь, везти камеристку в отдельном экипаже?

— Так лошадям будет гораздо легче, и они пойдут быстрее. И потом: ваш кучер не знает дороги. Он поедет следом за тем, кто хорошо ее знает.

— Вы правы, мадам, — вновь был вынужден согласиться с ней Арман Рожер.

После торгов со смотрителем француз пришел в бешенство.

— Это грабеж! — возмутился он. — Я оставляю ему отличных лошадей, а он взамен дерет с меня три шкуры за своих паршивых!

Александра не выдержала и расхохоталась.

— Что вас так развеселило, сударыня? — еще больше разозлился месье Рожер.

— Я просто вижу, что на моей родине за год ничего не изменилось! Да и не могло измениться. Голод, холод, придирки, прижимки и все та же дороговизна! Я советую вам платить и не возмущаться. Иначе вы вообще ничего не получите и не тронетесь с места.

— Я уже устал от унылого пейзажа и от однообразия вашей архитектуры! Меня мутит от этих белых фасадов и неизменных портиков с колоннами! Мой бог, почему в России так любят колонны? И почему эти колонны везде, даже на почтовых станциях?!

— Их, сударь, проектировал итальянец, эти станции. Не надо все валить на русских, — ехидно сказала Александра. — Наша беда лишь в том, что деньги мы охотнее платим иностранцам, чем своим, а потом эти же иностранцы нас ругают за якобы нашу культуру. И за наши колонны, — кивнула она на типовое здание почтовой станции. — Идемте. Нам надо отдохнуть. из-за вашего упрямства мы потеряли сутки, надо было давно сменить экипаж и лошадей. Я сто раз вам повторяла, что здесь не Европа!

— Еще меня всего искусали эти ваши… звери… Это самые настоящие вампиры!

— Ба, сударь! Вы жалуетесь?! А как же мужество французского солдата, привыкшего к лишениям? Вот такие же самоуверенные болваны и решили, что завоевать Россию так же просто, как какую-нибудь Польшу или Италию, и в итоге замерзли в снегу, — не выдержала она. — Теперь-то вы понимаете разницу?

— Я вас ненавижу, — тихо, но отчетливо сказал Арман Рожер. — Вас и вашу страну.

— Зачем же тогда поехали? Барон попросил? Я бы и без вас прекрасно справилась! — отчеканила она и вошла в дом.

Это уже было мало похоже на дворец. Одноэтажный дом, делившийся на две половины, «черную» и «белую». Первая предназначалась для ямщиков и прочей обслуги, вторая — для благородных господ. В каждой комнате на столе красовался неизменный самовар, начищенный до блеска. Простыни были старые, жесткие, еда скудной, зато чаю — вволю. Александра была ко всему этому готова, она прекрасно знала, куда едет. Она лишь посоветовала Адель запасаться провизией везде, где есть возможность. Потому что на самых захудалых почтовых станциях не дождешься и миски пустых щей. Бедная Адель страдала так же, как и месье Рожер, в особенности от холода. Александре было жаль ее, и она изо всех сил пыталась поддержать бедную девушку.

— Мадам, вы, верно, сделаны из железа, — вытирая слезы, сказала маленькая француженка.

— О нет! Ты ошибаешься. Я, как и ты, — женщина. Просто я еду домой…

На следующий день они выехали засветло. С этого момента лошади пошли гораздо резвее, хотя заполучить две лучшие тройки оказалось не так-то просто. Велев месье Рожеру молчать, Александра сама торговалась со смотрителем, как какая-нибудь барышница.

— Помилуйте, барыня, да господа офицеры меня со свету сживут! — юлил смотритель. — Как же я отдам вам курьерскую-то тройку?

— Господа офицеры если и дадут тебе что-то, то только на водку! Да и того не дождешься.

— Это верно. Денег-то у них нет, один гонор. Подай то да подай се, яде человек государственный! А я какой? Только государство наше одних голубит, а других палкой бьет. Они получат свое, да в столицу, к благородным дамам, таким, как вы, ручки целовать. А я в этой дыре так и загнусь, света белого не видя! Жалкий я человек, — смотритель даже прослезился.

— Я дам тебе два рубля.

— А ручку пожалуете поцеловать?

— Пожалую, — улыбнулась она.

— Эх! — махнул он рукой. — Забирайте! Такой красавице грех не угодить! — и он истово припал к руке, которую она протянула для поцелуя.

Арман Рожер с неприязнью наблюдал эту сцену.

— Хватит дуться, — сказала ему Александра, когда лошади тронулись. Резвая тройка понеслась как птица, за ней полетела другая.

Француз с неудовольствием оглядывал тесную кибитку, в которой они теперь ехали взамен просторной кареты. Александре пришлось сидеть к нему вплотную, их бедра и колени соприкасались.

— Хотите, со мной поедет Адель? — спросила она, заметив его нервозность.

— Да, так будет лучше, — признал Арман Рожер.

— Вот видите! В который уже раз я оказываюсь права! А ведь я вас предупреждала!

— Вы ужасная женщина, мадам! — не выдержал француз. — Вы не дама!

— Дама, еще какая дама! — звонко рассмеялась она. Ямщик даже обернулся на них. — Просто я не хочу тащиться по этим дорогам месяц! И еще мне не терпится поскорее избавиться от вашего общества!

— Это желание взаимно, — мрачно сказал месье Рожер.

Прошло еще несколько дней, которые они провели в пути. Наконец Александра сказала:

— До Иванцовки осталось сорок верст.

— О счастье! — обрадовался француз.

— Зря вы так радуетесь. Это будут самые трудные версты на нашем пути. Надеюсь, что санный путь достаточно крепок. Снегу в эту зиму выпало много, это хорошо.

— Только русские могут так радоваться снегу!

— Знаете, как у нас говорят? Будет снег — будет и хлеб. Но вы, сударь, далеки от сельского хозяйства.

— А вы?

— Я? Я выросла в деревне, — пожала она плечами.

Чем ближе к дому, тем ярче были воспоминания. «Скоро я увижу сына, — радовалась Александра. — Увижу Мари, Юленьку, своих племянников…» Ей не терпелось. Все чаще пригревало солнышко, весна еще не вступила в свои права, она только-только началась, но небо уже было высоким и каким-то особенно синим, а солнце ослепительно ярким. В полдень звонко звенела капель, и этот звук был самым радостным, какой только можно было себе вообразить!

Глядя на белый снег, сверкающий на солнце, словно россыпи алмазной крошки, Александра невольно щурилась. Ямщик тоже радовался хорошей погоде и погонял лошадей: