Наказание Красавицы - Энн Райс

— Ух ты, какие у нас тут резвые жеребчики! — рассмеялся капитан и, разведя руки, придвинулся к рабу, явно раззадоренный его реакцией.

Подхватив бедолагу за подбородок и торчащий из попы фаллос, капитан несколько раз с силой поддернул «конька» вверх, пока тот не начал бешено дрыгаться и брыкаться. Поставив, наконец, невольника обратно, воин легонько похлопал его по седалищу, и «скакун» тут же успокоился.

— Знаешь, Николас, — заговорил капитан низким рокочущим голосом, от одного звука которого меня парализовало страхом, — я ведь сколько раз советовал Ее величеству, чтобы вместо обычных коней для коротких прогулок брала таких вот «лошадок». Мы бы очень быстро приспособили для них какую-нибудь конюшню, и, думаю, ей бы это доставило немало удовольствия. А ей кажется, будто это занятие для простолюдинов. Ей такое, дескать, не пристало!

— Да, у Ее величества особые вкусы, капитан, — молвил летописец. — А скажи-ка мне, ты когда-нибудь видел вот этого раба? — И, к моему ужасу, взявшись под уздцы, потянул меня к себе.

Не поднимая глаз, я ощущал на себе взгляд капитана. Представляю, какой у меня был вид — с уродливо распяленным ртом и вдавившимися в кожу ремешками.

Он приблизил ко мне лицо, оказавшись не более чем в трех дюймах.

— Тристан! — удивленно пророкотал он, и тут же его могучая ладонь придавила мне пенис. Он крепко ухватил его, сщипив плоть над головкой, затем выпустил ее наружу, оставив на конце ощущение вздутия. Потом потеребил мне яйца, пощипал ногтями натянутую тугой сбруей кожу мошонки.

От всех этих манипуляций лицо у меня сделалось пунцовым. Я не мог встретиться с ним взглядом. Зубы непроизвольно вонзались в запихнутый в рот толстый фаллос, точно я хотел его пожрать. Челюсти отчаянно задвигались, язык судорожно заскользил по его гладкой коже.

Капитан похлопал меня по груди, потом по плечам. И сразу в голове полыхнула картинка, как меня, привязанного к большому деревянному перекрестью в виде «X» (какие там стояли широким кругом) насмешливо разглядывают слоняющиеся без дела солдаты, всячески раздразнивая и упражняя моего бедного приятеля, — а я час за часом, до самого вечера, терплю их выходки в ожидании того момента, когда меня погонят плетями по лагерю. Вспомнилась загадочная полуулыбка капитана, что прошагал тогда мимо в своем золотом плаще, наброшенном через одно плечо.

— Да, именно так его и зовут, — кивнул мой господин, и в сравнении с рычащим звериным басом капитана его голос звучал молодо и аристократично, — Тристан.

И то, как он это выговорил, кольнуло меня еще больнее.

— Еще бы я его не знал! — Тут здоровенная туша капитана чуть сдвинулась, пропуская мимо стайку молоденьких женщин, весело хохочущих и переговаривающихся между собой. — Я ж всего полгода назад доставил его в замок. Этот был один из самых диких. Когда приказали его раздеть, то вырвался и дал деру в лес. Еле отловили! Но я все же сумел его как надо приручить, пока доставил к ногам королевы. Он стал, так сказать, любимчиком двух моих солдат, чьей обязанностью было каждый день проводить его плетями через весь лагерь. А ведь они скучают по нему так, как не скучали еще ни по одному пленнику!

Я тихо поежился, не в силах произнести ни звука, тем более что пришедшаяся впору затычка все равно не дала бы мне что-либо сказать.

— Взрывной и горячий, как никто! — продолжал рокотать его голос. — Вот только приручила его ко мне вовсе не суровая порка, а кое-какой ежедневный ритуал.

«Да уж, это верно», — горько подумал я, весь зардевшись.

Страшное, неотвратимое чувство унижения от собственной наготы вновь нахлынуло на меня. Я как сейчас видел взрытую ногами землю перед палатками, чувствовал хлесткие удары плетей и слышал шаги и голоса идущих рядом: «Еще одна палатка, Тристан». Вспомнилось также их ежевечернее приветствие: «Давай-ка, Тристан, пора нам прогуляться по лагерю!» И то, как они переговаривались на ходу: «Вот так, отлично… Глянь-ка, Гарри, как быстро учится этот молодой человек». — «Что я тебе говорил, Джефри! Три дня — и его можно будет водить несвязанным». И то, как после они кормили меня с рук, и любовно утирали мне испачканный рот, и щедро напаивали вином, а потом, когда совсем темнело, уводили в окрестный лес. Припомнились и их страждущие причиндалы, и споры, кому быть первым и куда лучше — в рот или сзади. И то, как иной раз меня пользовали сразу оба. Причем капитан обычно держался невдалеке и неизменно ухмылялся…

Так, значит, та парочка ко мне успела прикипеть — это мне вовсе не примерещилось. Я же, напротив, никогда не испытывал к ним никаких теплых чувств.

И тут медленно и неопровержимо на меня стало снисходить озарение…

— Но из всех принцев он был, пожалуй, лучшим. Наиболее благовоспитанным юношей, — продолжал между тем капитан своим низким голосом, доносившимся, казалось, прямо из груди, минуя рот. Внезапно мне страшно захотелось повернуть голову и убедиться, так же ли он сейчас красив, как прежде, ведь до этого я увидел его лишь мельком. — И с благословения королевы его отдали лорду Стефану — в собственное пользование. Так что я крайне удивлен, что вижу его здесь. — Тут в его голос закрались нотки гнева: — Я ведь говорил Ее величеству, что лично его усмирил.

Капитан за подбородок приподнял мне лицо, повертел так и этак. Все это время я старался при нем вести себя тихо, подавляя в себе любые звуки, — но тут я с нарастающей яростью понял, что не могу больше себя контролировать и в любой момент могу выплеснуть свои чувства. От напряжения я испустил негромкий стон.

— Что ты такое сделал, говори?! Ну-ка, посмотри мне в глаза. Ты что, огорчил Ее величество?

Я отрицательно помотал головой, но посмотреть в глаза ему так и не смог, весь туго обтянутый упряжью, от которой тело казалось болезненно распухшим.

— Или ты расстроил Стефана?

Я кивнул, встретился с ним взглядом, но тут же отвел глаза. Какая-то неизъяснимая и прочная связь существовала между мной и этим человеком. И ни малейшей ниточки — не считая глубокого отвращения — не было между мной и лордом Стефаном.

— Он ведь прежде был твоим любовником? — негромко спросил, пригнувшись к самому моему уху, капитан, хотя я и понимал, что летописцу слышно каждое наше слово. — А несколько лет назад перебрался жить в королевство.

Я снова кивнул.

— И такого унижения ты вынести уже не мог, — громогласно заключил здоровяк. — Ты, которого в нашем лагере научили как следует раздвигать жопу перед обычными солдатами?!

— Нет! — попытался я выкрикнуть сквозь затычку, яростно задергав головой.

Меня едва не разрывало от роящихся мыслей, и медленно, неотвратимо надвигающаяся догадка, зародившаяся каких-то несколько мгновений назад, вырисовывалась передо мной все четче и яснее. И от своей полнейшей беспомощности и досады я заплакал. Если б я мог хоть что-то ему объяснить!