11 самых актуальных вопросов. Страхи большого города - Андрей Курпатов

Но не все такие образцово-показательные личности, как я. Совсем недавно одна моя коллега пришла на работу с распухшей коленкой. Случай банальный: поскользнулась, упала. Почему Вика сразу не обратилась к врачу? Потому что знала, что «при ушибе надо то ли погреть, то ли похолодить».

Мой знакомый хирург – замечательный, кстати, специалист – говорит, что нередко ампутировать конечности приходится именно потому, что пациент, занимаясь самолечением, между «погреть» и «похолодить» выбрал не тот вариант.

– Согласна. Мы ведем себя неправильно, избегая визитов к специалистам. Но вот что я тебе скажу. И меня, представь, поддержат миллионы: народ боится врачей. Да, наверное, это глупо, но совершенно объяснимо. Во-первых, никому не нравится идея про хронические болезни, все хотят чуда, которое, кстати, обещают экстрасенсы. А во-вторых, отношение, с которым человек сталкивается в поликлинике или в больнице, только усугубляет его и без того печальное положение. Извини меня, конечно, за занудство, но позволь процитировать тебя же из предыдущей главы: «Почему экстрасенсы пользуются огромной популярностью у населения? Потому что эти люди продают не колдовство, а надежду. Потребность в надежде – велика и огромна, а сама надежда действительно обладает огромной ценностью». Отказывая пациенту в праве на надежду, врачи сами гонят его к колдунам.

Полагаю, Курпатов понимает, что его соавтор не обращается за рекомендациями к «волшебникам»?

– Мне не надо, чтобы доктор рыдал у моей постели, но я хочу, чтобы мы были единомышленниками в борьбе с болезнью.

Этот ужас я до сих пор вспоминаю с содроганием. Я попала с больницу с непонятным для меня диагнозом: четыре слова, звучавшие загадочно и довольно изящно. Видя, что название болезни не производит на меня никакого впечатления, врачи, собравшиеся в палате, сочли своим долгом торжественно объявить: «Это очень тяжелая болезнь». Наверное, им показалось, что я недостаточно сникла. Подумав, заведующая отделением добавила: «Вы даже не представляете, насколько тяжелая».

Так началась моя борьба за выживание. Я боролась с болезнью, и мне очень хотелось, чтобы доктора были в моей команде. Но они оставались в роли строгих судей, выписывающих мне штрафные очки за неудачи.

Я все время пыталась перевести наш разговор в конструктивное русло: что нужно делать, чтобы выздороветь? Диета? Гимнастика? Режим? «Учитесь вязать – вы теперь обречены месяцами лежать в больницах», – сказала лечащий врач. «Только мочу не пейте», – выступила заведующая отделением, заметив на тумбочке гомеопатические горошки.

Я видела, как раздражаю врачей дурацкими вопросами: что лучше есть и пить, какие физические упражнения выполнять. На лицах всех медиков, прочитавших в истории болезни диагноз, тут же появлялось общее выражение: да какая уж теперь разница… Врач не скрывала ироничной улыбки, застав меня делающей зарядку под веселую музыку. Кажется, она искренне не понимала, почему двадцатилетняя девочка столь упорно сопротивляется приговору, вынесенному докторами.

Увидев через пару недель, что спицы и нитки так и не заменили на тумбочке французский словарик, заведующая отделением обратилась к маме: «Вашей дочери придется сменить профессию. Будем надеяться, что она сможет закончить университет, но работать журналистом… Ей нужна тихая, спокойная работа – где-нибудь в библиотеке или лучше дома».

– Шекия, я все понимаю, что ты говоришь, и, конечно, я такое отношение врачей, которое, к сожалению, встречается, совсем не оправдываю. Но я хочу, чтобы ты поняла, о чем я толкую. Проблема в том, что, когда пациенты, в целом, не доверяют врачам, врачи перестают доверять пациентам. Это кризис доверия такой, понимаешь? А если врач не доверяет пациенту в элементарных вещах, в том, что, например, тот будет принимать предписанные ему препараты, а не мочу пить, – будет ли он сам совершенствовать свои знания в области реабилитации, неспецифической терапии и так далее? Если даже таблетки не пьют, буду я узнавать, как еще можно лечить это заболевание?.. Вряд ли.

Если водители отказываются лечить поломавшиеся моторы, придет ли мне в голову совершенствовать себя в сфере автомобильного тюнинга? Да ни в жизнь! И в результате мы имеем врачей, которые тупо и по минимуму делают свою работу. Причем, в целом, этого даже достаточно – того, что они делают. Всегда можно больше и лучше, но есть порог, за которым выигрыш от вложений становится несоразмерен самим этим вложениям, то есть – усилий может затрачиваться масса, а здоровья от этого намного больше не станет. В конце концов, ты же вылечилась, «несмотря» на все старания медиков, профессию, к счастью, менять не пришлось.

Это супер, что ты заняла такую боевую позицию. Мне, знаешь ли, когда я парализованный лежал, тоже ничего оптимистичного не говорили. Мягко выражусь… Но я понимаю – врачи, во-первых, всегда боятся худшего, а во-вторых, ну не всегда они могут рассчитывать на нас – пациентов. Не всегда! Мягко выразился!

–  Может, ты прав: большинство людей, заболев, не собираются лечиться. Любые ограничения для них – как личное оскорбление. Когда моей соседке по палате сказали, что теперь ей придется сесть на жесткую диету, она прямо-таки обиделась на доктора. И потом прятала от врачей баночку с солью. Кстати, почти все отделение дружно обманывало медперсонал, поглощая по вечерам запрещенные вкусности. Но я-то вела себя совсем не так! Я очень, понимаешь, очень хотела выздороветь. Сколько раз потом я представляла, как сама говорила бы с пациентами: «Болезнь неприятная, ничего не скажешь, так что давайте бороться. Нам придется много потрудиться. Будем делать то-то и то-то, и забудьте пока про…» Мне не нужно было их сочувствие, но хоронить-то меня зачем?

На днях по телевизору увидела сюжет про молодого человека, несколько лет назад упавшего с пятого этажа. Врачи сказали: «Вы никогда не сможете ходить». А он ходит, помогая себе двумя палочками. Катается на лыжах. Открыл спортивный зал и сам работает тренером.

Я смотрела репортаж и думала: сколько же людей остались в инвалидных креслах потому, что поверили врачам? Нет, я понимаю, что не все стали бы так бороться за жизнь: что ни говори, а каждый шаг дается этому парню непросто. Каждый шаг – в прямом и переносном смысле. Но почему он сам поднимал себя на ноги, изобретая свою систему тренировок? Почему врачи не подсказали, не помогли – уж, наверное, о проблеме, с которой он столкнулся, они знают больше. Потому что они уже вынесли свой приговор: ходить не сможет. Интересно, что ему посоветовали вместо вязания? Выпиливание лобзиком?

И еще: сколько врачей, увидевших сюжет по телевизору, разыскали телегероя и спросили: как ему это удалось? Ведь, если они не знают, каким образом после такой травмы встают на ноги, пусть спросят у тех, кто сумел это сделать! Спросят и подскажут своим пациентам.

Впрочем, приговор занимает гораздо меньше времени и не требует таких хлопот.

– «Не надо рыпаться» – это, Шекия, не узковрачебный лозунг, мы так всей страной живем, это у нас «национальная традиция» и «черта национального характера». С этим нам в самих себе надо бороться. И было бы странно ожидать от медицины, что она, вдруг, с какого-то перепугу, окажется локомотивом подобных «ментальных» преобразований, необходимых всему обществу. Она слишком сложна, дорога, неповоротлива и консервативна, чтобы быть в авангарде. Впрочем, я уверен, она последует за прогрессивными изменениями в нашей общественной «ментальности», если они себя обнаружат. Так что, в конечном итоге, если мы хотим, чтобы изменилась система оказания медицинской помощи, начать надо с того, чтобы на любой должности и в любой сфере деятельности мы начали предъявлять к своему труду такие же требования, какие сейчас предъявляем врачам.

Когда ты приходишь в ЖЭК, чтобы вызвать сантехника, а тебе говорят: «Лучше на кладбище очередь займите!», тебе неприятно, но ты это проглатываешь, потому что – «А чего от них еще ждать?!» А когда ты приходишь к врачу и с тобой недостаточно любезны, ты в гневе: «А где же клятва Гиппократа?!» Значит, ЖЭК может как угодно упражняться, ссылаясь на отсутствие финансирования, а врач – он клятву дал и «будь добёр». В связи с чем такая дискриминация? Я, конечно, понимаю, что в данном случае на кону более серьезные вещи, чем протекший кран, – здоровье человека, как-никак. Но я не понимаю, почему представителю ГИБДД мы готовы простить халатность и взяточничество, а врачу нет. От халатности этих людей в погонах гибнет намного больше людей, чем от халатности людей в белых халатах. Это двойные стандарты…

Вот ты посуди сама – просто попытайся встать на место врача. Я обычный врач. У меня течет кран, а ЖЭК ведет себя так, словно он на другой планете располагается и у него трудности с доставкой запчастей. Меня оштрафовал гаишник из-за какой-нибудь ерунды для своей отчетности и при мне же отпустил пьяного водителя за взятку. В магазине мне продали просроченный продукт, а потом обложили трехэтажным. Автобус закрыл двери перед самым моим носом, хотя я бежал к нему из последних сил и водитель это видел. Затем проехавший рядом «Мерседес» облил с ног до головы. Напоследок в газете какие-то журналисты написали, что я продажный, потому что «все врачи такие». И вот я сижу на приеме…