Между ангелом и бесом - Ирина Боброва

Стены лавки были увешаны женским бельем, тем самым, что Гуча подарил ведьме. Точнее, что она сама себе подарила.

— И нечего смеяться, не пропадать же добру, — резонно заметила предприимчивая бабка, любовно поправляя выставленные на витрине образцы.

— А чем же с тобой рассчитываются? Ведь Тентогль страну до нитки обобрал, даже с принцессы последнее золото снял? — поинтересовался Бенедикт.

— Долговыми расписками, — ответила Гризелла. — Вся Фрезия у меня в кармане, а уж долги собирать я умею. Работа у меня такая!

— И зачем тебе такое беспокойство на старости лет? — не унимался непонятливый ангел. — Не лучше ли было организовать бизнес там, где есть деньги в Крепости, например. Нет, я, конечно, понимаю, тут женщин много…

— Ничего ты не понимаешь! Да пусть хоть улицы деньгами будут вымощены, а если спроса нет, то и торговли не будет. Ты сам подумай, что говоришь! Ну зачем Брунгильде все эти кружевные штучки? Они же там все в железо закованы! Они и спят, наверное, не раздеваясь! И трусы у них тоже железные!

— Кстати, о железных трусах. — Ангел вспомнил забавный эпизод в комнате черта и улыбнулся. — Куда ты пояс верности дела?

— Пояс, говоришь? — Ведьма плотоядно улыбнулась и потерла руки. — Пояс… Нашелся покупатель — трактирщик из Рубельштадта. Кажется, его Джулиусом зовут. Как только я объяснила, для чего нужна эта штука, он такие деньги мне выложил! Даже торговаться не стал! А ну положи на место! Положи, где взял, ворюга!

Самсон покраснел и вытащил из кармана маленький кружевной комочек. Разговаривая с Бенедиктом, бабка не забывала зорко посматривать по сторонам, охраняя свою собственность. Украсть у Гризеллы что-нибудь, принадлежащее ей, было практически невозможно — она кожей чувствовала убытки.

— Да я только посмотреть, — попытался оправдала Самсон.

— Посмотреть, говоришь? — сладенько пропела ведьма. — Ну что ж, милок, посмотри, на своей жене ты таких штучек не увидишь!

— Вот еще! Почему это? — возмутился бывший принц, но на душе у него стало как-то тревожно.

— Надевать потому что не на что будет! — отрезала бабка. — Так, мальчики, сидите тихо, а я к соседям за мужской одеждой слетаю, пора менять ассортимент.

— А нам что делать? — спросил Бенедикт.

— А вы книгу полистайте, заклинание найдите и сделайте этот женский монастырь нормальной страной! — Гризелла оседлала метлу и вылетела в маленькое окошко под потолком.

— Да дела заворачиваются. — Самсон хлопнул поникшего ангела по плечу. — Не раскисай, что-нибудь придумаем!

— Интересно, где сейчас Гуча. — Ангел вздохнул. Без всезнайки черта, который мог ему посоветовать что-нибудь путное, он чувствовал себя неуютно.

А Гуча, вылетев за городскую черту, мчался следом за обманщиком Тентогаем. Он сам не понимал, что заставляет его гнаться за ним. Ну, наварился человек, ну, оставил страну без золотого запаса! Ну и молодец, пусть ушами не хлопают! Так ведь нет, черт просто чувствовал, что обязан догнать беглеца.

— Стой! — кричал он, но в ответ слышал только издевательский смех. — Ну, держись, самозванец!

Извлеченный из глубоких карманов жезл задрожал, чувствуя ярость хозяина. Вся злость сконцентрировалась на кончике небольшой палочки и засветилась белым огоньком. Гуча прицелился и…

… И вдруг перед ним появилась сбежавшая башня Амината. В окне показалась симпатичная детская рожица. Потом черт увидел рогатку и увесистый камень. Потом — тонкие пальчики, которые до предела натянули резинку. А потом Тентогль вдруг закричал:

— Аполлон, не стреляй, это я твой добрый дядюшка!

Гуча, услышав имя мальчишки, опустил жезл, и огонек сорвался вниз, подняв там песчаную бурю.

Аполлон выстрелил.

Большой камень угодил счастливому отцу точно между глаз. Черт рухнул вниз, в рукотворную воронку, а колдун на ковре-самолете влетел в гостеприимно распахнутое окно.

Башня исчезла.

Когда Гуча наконец-то выбрался из ямы, то на том месте, где он только что видел своего сына, лишь ветер закручивал в спирали песок.

Под оба глаза поползли синяки, а на лбу стремительно выросла шишка. Гуча осторожно потрогал ее рукой и, рухнув на колени, простонал:

— Аполлоша, что ж ты папку… родного папку — и камнем! Папку — из рогатки! Поймаю — обязательно дам ремня, сынок!

— Поймай сначала! — послышался звонкий голосок.

— Поймаю, сынок, обязательно поймаю и покажу, что такое родительская любовь! — прокричал черт в пустоту, но ответа так и не дождался.

В синем небе появилась темная точка. Она быстро приблизилась, превращаясь в метлу с оседлавшей ее сухонькой фигуркой.

— Приятно увидеть вас вновь, Чингачгук Эфроимович! — пропела ведьма, опустившись пониже, но не приземляясь. — Вижу, вы только что познакомились с сыном?

— И мне приятно увидеть вас вновь, Гризелла Бенесафуиловна! — передразнил ее Гуча, так же гаденько улыбаясь в ответ. — А разве ваше знакомство с моим сыном прошло как-то иначе?

— Ох, я не говори, — помрачнела ведьма. — Этот фулюган до припадка доведет!

— И тебе досадил? — улыбнулся черт.

— Досалил, поросенок, — вздохнула Гризелла. — Он как-то раз в мою избу забрался, а меня, как раз дома не было. А изба у меня, как ты знаешь, не простая, а на курьих ножках.

— И что?

— И то, что устроил, паршивец, скачки с препятствиями, будто это не изба, а боевой конь! И не смейся!!! Не смейся, говорю? Не рысак она, а жилище! Прихожу домой, а избушка уже копыта откинула — лежит на боку, курьи ножки по сторонам разбросала и не дышит. Ох!

— А дальше что?

— А что дальше? Ничего. Аполлоше тогда года три было, совсем малец. Стоит рядом, тянет избу за ногу и так жа-а-лобно просит: «Ну, лошадка, ну вставай, пожалуйста, еще поиграем!» Меня аж слеза прошибла. Стою, дура дурой, и не знаю, то ли всыпать озорнику, то ли приласкать его.

— Да, не позавидуешь тебе, — посочувствовал Гуча.

— И не говори. — Ведьма утерла несуществующую слезинку и махнула рукой, — Ладно, чего сейчас говорить, тем более что Непобедимая мне такие хоромы отстроила! А изба все равно была старая. Сама удивлялась, как она продержалась столько, все голову ломала, где жить буду, когда ей конец придет!

— И здесь ты внакладе не осталась? — изумился папаша озорника.

— Не осталась, — согласилась Гризелла. — Хороший мальчик, как это я сама не додумалась его раньше пригласить, столько лет от сквозняков страдала. Что ты-то делать теперь будешь?

— Не знаю. Ума не приложу, где эту башню искать.

— Садись на метлу, до Амината подброшу, — предложила старуха. — Он хоть и самогонщик, но голова у него варит что надо. Да и башня все ж таки его, должен же он знать, как ее приманить!

— А что, дело говоришь, — согласился черт и устроился на метле позади бабки.

— Поехали, — скомандовала ведьма, и самый неудобный летательный аппарат, покачиваясь от перегрузки, стал набирать высоту.

Промелькнули внизу аккуратные квадратики полей, остались позади чистенькие поселки Рубельштадта, впереди выросли горы, за которыми находился Последний Приют.

Гризелла приземлилась на полянке недалеко от жилища отшельника.

— Удачи тебе, — пожелала она, — а за парней не кивай, я присмотрю за ними.

— Спасибо, Гризелла. — Гуча отвесил старухе поклон. — И что бы мы делали без твоей доброты?

— Ну, это ты загнул! — возмутилась ведьма и показала черту фигу. — Вот тебе, а не доброта! Злая я, злая!!! Я вам за все счет предъявлю, и не дай вам бог не оплатить!

— Оплатим, Гризеллочка, с удовольствием оплатим! — прокричал вслед улетающей ведьме черт.

Знакомая тропинка привела путника к зарослям кустарника, за которыми, как он помнил по прошлому посещению, находилась избушка волшебника Амината. С той стороны доносились странные звуки. Гуча прислушался — не то звериный вой, не то человеческие вопли. Он прибавил шаг, потом перешел на бег, миновал кустарник и вылетел на полянку. И обомлел. Более того, от неожиданности он потерял дар речи!

На знакомом крылечке сидели старый отшельник и… Альберт Иванович Полухайкин, бывший первый новый русский города Зелепупинска, а ныне — будущий король Талоны. Перед ними стояла большая бутыль с фирменной розовой бурдой, рядом — настоящие граненые стаканы. Собутыльники сидели, обнявшись, и пели что-то совершенно невразумительное очень напоминающее волчий вой.

К мускулистой руке Полухайкина была привязана веревка, другой конец которой уходил куда-то вверх.

Гуча посмотрел, куда именно, и… остолбенел — второй раз подряд! На веревке, словно воздушный шарик, болтался совершенно невесомый трактирщик Джулиус. Он рвался улететь, но прочные узлы удерживали его на месте. В руке трактирщик держал пивную кружку, к ручке которой был привязан шелковый шнур. Джулиус время от времени опускал кружку вниз, и Альберт щедро наливал из бутыли. Трактирщик осторожно поднимал выпивку вверх, так же осторожно выпивал и закусывал чем-то, что он вытаскивал из кармана коричневых кожаных штанов.