Вертикальная вода - Александр Бушков

— Кто-то из Восьми Семейств, я так понимаю? — светски поинтересовался Сварог.

— Берите выше, — ответил барон словно бы даже с некоторой небрежностью. — Принцесса Гайния, младшая сестра принцев.

— Принцесса? — искренне удивился Сварог. — Вы никогда не говорили, что есть еще и принцесса.

— Совершенно упустил из виду… — словно бы с легким смущением ответил барон. — Это все наши старинные традиции и уклад… Я ее совершенно не принимал в расчет, как любой на моем месте, поскольку никакого значения она, собственно, не имеет… Видите ли, граф, у нас мужское общество. Женщины, какое бы положение они ни занимали… ну, никак нельзя сказать, что бесправны вовсе, однако крайне ограничены в правах, гораздо больше, чем у вас, наверху. Ни малейшего права на какую бы то ни было самостоятельную Деятельность. Если король умирает, не оставив совершеннолетнего наследника или не оставив его вовсе, королева не имеет права оставаться на троне и править, она обязана удалиться в отдаленное — конечно, отнюдь не убогое — имение и доживать там. То же касается вдов любого другого сословия, от высшего дворянства до захудалого крестьянства. Всегда подыскивается ближайший родственник мужского пола, который и берет на себя управление наследством, будь то королевский трон или жалкая овчарня. Принцесс по старинной традиции всегда выдают замуж за кого-нибудь из Восемнадцати Семейств, а то и дворянина пониже, как уж сложится. Не буду хвастать, но у меня в роду — три принцессы трех разных династий…

Сварог усмехнулся:

— Если подумать… При таких традициях отыщется куча народу, имеющего пусть зыбкие, но все же права на престол…

— Совершенно верно, — кивнул барон. — Если прикинуть… уже семействах в пятидесяти, — его улыбка стала жестче. — Ко всему прочему, это еще, признаюсь вам по секрету, неплохой метод покрепче держать в узде правящую династию. Человек делается гораздо покладистее, когда помнит, что имеется с полсотни людей, которые в любой момент совершенно законным образом — ну, или почти законным — могут заменить его на троне…

— И тем не менее нынешний король, да и старший принц, порой взбрыкивают, а?

— Случалось, и не раз, — серьезно ответил барон. — Но с этим всегда находили способ управляться, а уж тем более в сложившейся ситуации… И все же, какое впечатление на вас произвело принцесса?

— Очаровательное создание, — искренне сказал Сварог.

Ага, вот чем объясняется издали заметная легонькая грусть во всем ее облике — уже уяснила свое незавидное место в этой жизни. Значит, вот какие порядочки они у себя завели. Как это еще до паранджи не додумались…

— Но ведь в военном флоте женщины служат? — спросил он. — Ив науке и технике работают, вы сами как-то обмолвились…

— Ну, что поделать, — пожал плечами барон. — И от женщин в этих областях есть серьезная польза. Другое дело, что во флоте женщина никогда не поднимется выше сержанта, а в науке и технике останется на самой низкой должности… какой бы в реальности важный пост они ни занимали и сколь серьезными проектами ни руководили бы. Старинные традиции, не нам их менять… Вас это, случаем, не коробит?

— Ну что вы, — сказал Сварог. — Никогда не чувствовал себя борцом за права женщин… У всех свои традиции.

И подумал: а ведь традиции эти должны в печенках сидеть у баб, особенно умных, деловых, носящих погоны, занятых в науке или какой-то области техники. Будь настрой надолгую игру, эти противоречия непременно следовало бы использовать на полную, но не стоит размазывать долгие игры… Он оглядел зальчик — стараясь, чтобы со стороны это выглядело не более чем ленивым любопытством. Светильники пригасли, стоял полумрак — но он без труда рассмотрел в дальнем углу Мару с принцем. Полная и законченная идиллия, вперехлест через клюз Фарагуда звучит уже, кажется, в третий раз, Мара безмятежно колыхнется в объятиях принца, никак не реагируя на то, что его ладони покоятся не на талии, а гораздо ниже, смотрит ему в глаза с самой обворожительной улыбкой, что-то то ли отвечает, то ли спрашивает — там у них идет самый оживленный разговор. Ладно, одернул он себя, нечего психовать, ничего страшного: уж из этого она в два счета вытряхнет все тайны, какие только у вахлака найдутся. Работа, и не более того Вот только грабли слишком нагло расположил, скот… И прижимает слишком нахально — что правила фарагуды, впрочем позволяют… Ага, вон и Леверлин танцует с какой-то черноволосой красоткой — само олицетворение галантности и вежливости, улыбается, на ушко что-то веселоe шепчет: тоже работает человек, и неплохо. Вот и будем брать с него пример, оставаться хладнокровным…

— Вы позволите пригласить вас? Вы ведь должны хорошо уметь это танцевать, это ваш танец…

Спохватившись, он поднял голову. У столика стояла принцесса Гайния, выглядевшая словно бы чуточку робко. Барон изображал лицом самое доброжелательное поощрение. Недолго думая Сварог встал — ничего не поделаешь, коли уж ситуация требует будем крутиться в вихре светских удовольствий… Интересно, показалось ему, иди нет, что барон только что сделал ей некий знак, еще когда она сидела за столиком? Может и не показалось… Бедная девочка, помыкают ею, как куклой, ага…

А вот этого не надо, резко одернул он себя, в рамках приличий прижимая к себе девушку в ритме бесконечной фарагуды. Не стоит видеть хоть в ком-то из них живых, наг стоящих людей, они не люди — куклы, порождение кошмарного сна, которому жизни осталось всего ничего… Ты об одном должен помнить: Морская площадь, дымная полоса над толпой, глухой хлопок взрыва… Один за другим тонут корабли уходящей от Батшевы эскадры, корабль адмирала Амонда, не сбавляя хода, следует своим курсом прямо по Чернеющим в воде головам. Мертвецы с синими раздутыми лицами, вповалку лежащие на пирсах и в крепостном дворе Батшевы…

— Вам Не нравится у нас? — тихо спросила Гайния; снизу вверх глядя ему в глаза с тем же робким любопытством.

— Почему вы так решили?

— У вас лицо… какое-то грустное.

— Просто изрядно устал, ваше высочество, — сказал он как мог беззаботнее. — Было столько дел.

— Да, я понимаю… — видно было, что она колеблется.

Но все же в конце концов прижалась теснее, прошептала на ухо: — А скоро это будет?

— Что?

— Мы скоро сможем уйти наверх??

— Совсем скоро, — сказал Сварог.

И жестко добавил про себя: вот только не наверх, а, учитывая вашу сущность — в никуда…

И тем не менее… Сейчас он, как ни старался, не мог вызвать в себе должную злость. Обстановка не способствовала. Вроде бы самая обыкновенная девушка в объятиях — очаровательная, хрупкая, послушно подчинявшаяся его движениям… И эти огромные зеленые глазищи, любопытные и печальные… Ну давай, давай, сердито посоветовал он себе. Размякай душой окончательно. Настолько/ что откажешься от всех планов — только потому, что с тобой танцует красивая кукла без души… Нет уж, братец, поздно отступать, да и нельзя…

— А это правда очень красиво — закат и рассвет? — с нешуточным любопытством спросила принцесса.

— Честно говоря, как-то давно уже не выпадало времени любоваться закатами или рассветами, — сказал Сварог чистую правду.

— Ну да, вы должны настолько привыкнуть, что и внимания не обращаете на эту красоту…

Она лепетала что-то еще, но Сварог уже не слушал. Смотрел через ее плечо в дальний конец зальчика, хуже всего освещенный. И прямо-таки скрипнул зубами.

Там, в углу, темнел слабо освещенный сводчатый проход — и в него как раз уходили Мара с принцем — в обнимку, тесно в прижавшись друг к другу, рука вахлака лежала уже не пониже талии, а пониже куцего подола, послышался беззаботный смех Мары, уверенный басок Принца — и они окончательно скрылись с глаз. Взрослому человеку в такой ситуации нет нужды ломать голову, о чем все должно закончиться, а? Паршивка рыжая. Решила работать по полной. Как тогда, в Равене. И назавтра ведь — опять-таки, как тогда в Равене — будет совершенно искренне изумляться его злости, снова заявит, что это работа и не более того, милый, дорогой, любимый, единственный… И, самое печальное, будет искренне убеждена в своей правоте.

И что теперь прикажете делать? Бросаться вслед, хватать за локоть, уводить? Нельзя, нельзя, это как раз тот случай, когда следует засунуть подальше оскорбленное самолюбие и прочие чувства, думать только о деле… Дорога королей, а? Ну да, она самая, черти бы ее побрали…

Фарагуда смолкла, в зальчике стало гораздо светлее. Танцевавшие возвращались за столики. Проводив принцессу к ее месту, Сварог притворился, будто не замечает Явственно читавшегося в ее глазах желания продолжить разговор, вернулся за столик к барону. Весь кипел внутри, но старался ни за что этого не показать. Налил себе мушкамбера вполне пристойную дозу и выпил вполне культурно, не то что принц Элвар или принц Кауген Хотелось стрелять, но какой в этом смысл? Остается, стиснув зубы й Четко печатая шаг, шагать и шагать по бесконечной дороге королей, самой жестокой дороге на свете… Ведь что самое поганое? Да то, что к ревнивой злости явственно примешивается сейчас холодная, насквозь деловая мысль: а что, если ей и в самом деле удастся вытянуть из простака какие-то полезные тайны?