Том 7. Стихотворения - Федор Сологуб

«Я к ней пришел издалека…»

Я к ней пришел издалека.  Окрест, в полях, прохлада.И будет смерть моя легка  И слаще яда.

Я взоры тёмные склонил.  В траву роса упала.Ещё дышу. Так мало сил.  Так жизни мало.

Туман восходит, — и она  Идёт, так тихо, в поле.Поёт, — мне песнь её слышна, —  Поёт о воле.

Пришёл. Она ко мне близка.  В её очах отрада.И смерть в руке её легка  И слаще яда.

«Зачем жемчуг-роса в траве?…»

  Зачем жемчуг-роса в траве?Зачем янтарь-луна ясна, бледна?Из леса фея вышла. Не одна.  Но сколько их? Одна иль две?

Ночной ли рой прозрачнокрылых фей  Свивает мглу в волшебный круг,И синих сколько в нём зарниц-очей?  И кто бы смел считать подруг?

  Им счёта нет, — одна иль сто, —  И блещет свет, и плещет смех.Но кто со мной в долине той? НиктоДневной ночных не ведает утех.

«Белый мой цветок, таинственно-прекрасный…»

Белый мой цветок, таинственно-прекрасный,Из моей земли, из чёрной ты возник,На меня глядишь ты, нежный и безгласный,И понятен мне безмолвный твой язык.

Ты возник из тьмы, моей мечте навстречу,Ты зовёшь туда, откуда вышел ты, —Я твоим вещаньям не противоречу,К твоему дыханью наклонив мечты.

«День сгорал, недужно бледный…»

День сгорал, недужно бледный  И безумно чуждый мне.Я томился и метался  В безнадёжной тишине.

Я не знал иного счастья, —  Стать недвижным, лечь в гробу.За метанья жизни пленной  Клял я злобную судьбу.

Жизнь меня дразнила тупо,  Возвещая тайну зла:Вся она, в гореньи трупа,  Мной замышлена была.

Это я из бездны мрачной  Вихри знойные воззвал,И себя цепями жизни  Для чего-то оковал.

И среди немых раздолий,  Где царил седой Хаос,Это Я своею волей  Жизнь к сознанию вознёс.

«Благословляю сладкий яд…»

Благословляю сладкий ядВ моей росе благоуханной.Чаруя утомлённый взглядМечтой о родине желанной,Цветок, струящий сладкий яд,Обвеян дрёмою туманной,

И если яд разлит в росе,В его слезе благоуханной,И утешение в красеБезумной и внезапно странной,Благословен в его росеПо воле сладостно избранный.

В его отравленной росеБлагословляю жребий вольный.К его таинственной красе,Безумно злой и безглагольной,Я устремляю думы всеВ моей задумчивости дольной.

И тихо наклоняюсь я,Грустя в задумчивости дольной,К последним склонам бытия,К пределам жизни своевольной.Вот, жизнь безумная моя,Сладчайший яд для смерти вольной.

«Мой друг, любовь неслышная…»

Мой друг, любовь неслышная,К тебе любовь моя,Нетканая, непышнаяОдежда белая моя.  Она — моя…Широкой тканью бытияНевидная, неслышная,Она всегда моя.Звенят ли струи у ручья,Поёт ли пташка вольная, —Струя — Моя, и песнь — Моя.Вся жизнь, и горняя, и дольняя,  Вся жизнь — Моя,И потому она твоя.Бессмертно безглагольная,Всегда Твоя, везде — Моя.

«Шестиконечная звезда…»

Шестиконечная звездаНапечатлелась на сапфире.Она со мною навсегдаИ в дольном, и в надзвёздном мире.

Её таинственны лучи,И не во всяком повороте.Когда увидишь их, молчи,Но не забудь о дивном счёте.

Моё число навеки — шесть.В нём бесконечность, свет и тайна.Его таинственная вестьВсё удвояет не случайно.

Стремятся дивные лучиКо Мне и к Ней, к Моей невесте.В тройном их блеске заключиВсе неразгаданные вести.

Люцифер человеку

Гармонией небесных сферИ я заслушивался прежде,Но ты сказал мне: «Люцифер!Внемли земной моей надежде.

Сойди ко мне в вечерний час,Со мной вблизи лесной опушкиПобудь, внимая томный гласВ лесу взывающей кукушки.

Я повторю тебе слова,Земным взлелеянные горем.Томясь тоской, не раз, не дваЯ поверял их тихим зорям.

К твоим устам я вознесуМои вечерние отравыИ эту бедную росу,Слезой ложащуюся в травы».

И я пришёл в вечерний час,С тобой, вблизи лесной опушкиСтоял, внимая томный гласВ лесу взывающей кукушки.

Закат был нежно тих и ал,Поля вечерние молчали,И я с волнением внималСловам земной твоей печали.

Когда в словах звучал укор, —О, где вы, пламенные лики! —Клонился твой усталый взорК цветкам ромашки и гвоздики.

И я к земле твоей приник,Томясь тоской твоею вешней, —Да омрачится горний лик!Да будет сила в скорби здешней!

Гармония небесных сферДа будет сказкою земною!Я — свет земли! Я — Люцифер!Люби Меня! Иди за Мною!

«Степь моя!..»

Степь моя!Ширь моя!Если отрок я,Раскрываю яЖёлтенький цветок,Зажигаю яЖёлтенький, весёленький, золотой огонек.

Ты цветков моих не тронь, не тронь!Не гаси ты мой земной, золотой огонь!

Степь моя!Ширь моя!Если дева я,Раскрываю яАленький цветок,Зажигаю яАленький, маленький, красный огонёк.

Ты цветков моих не тронь, не тронь!Не гаси ты мой ясный, красный огонь!

Степь моя!Ширь моя!Вею, вею я,Раскрываю яЖёлтенькие, аленькие цветки,Зажигаю яЗолотые, красные огоньки.

Ты цветков моих не тронь, не тронь!Не гаси ты мой красный, золотой огонь!

«Мечами скорби ты исколот…»

Мечами скорби ты исколот,Но дни звенящие близки.Не застоится вещий солодВ болоте мертвенной тоски.Ключи вливают тонкий холодВ прохладу нежную реки.

Но ты прохладой не утешен,Мечты к восторгам устремив.Вода мутна, — водою взвешенНадменных гор истёртый смыв:Ещё недавно был так бешенЕё стремительный разлив.

Благослови закон природы,Благослови паденье вод.В стремленьи сил твоей свободыВосход, паренье и заход.Единой Волей мчатся воды,В Единой Воле — миг и год.

«Мы были праздничные дети…»

Мы были праздничные дети,  Сестра и я.Плела нам радужные сети  Коварная Змея.

Стояли мы, играть не смея  На празднике весны.У злого, радостного Змея  Отравленные сны

Хоть бедных раковин случайно  Набрать бы у ручья, —Нет, умираем, плача тайно,  Сестра и я.

«Я должен быть старым…»

Я должен быть старым,И мудрым,И ко всему равнодушным,С каменеющим сердцемИ с презрительным взором,Потому что Ананке,Злая,Открыла мне мой жребий:Жить лишь только после смертиБестелесною тенью,Лёгким звуком,Пыльною радостьюЧудака книгочия…

А все же нагое телоМеня волнует,Как в юные годы.Я люблю руки,И ноги,И упругую кожу,И всё, что можноЦеловать и ласкать.И если ты, милая,Капризная, но вовсе не злая,Хочешь моего ясного взгляда,Моей светлой улыбки,Моего лёгкого прикосновения, —А что же больше я могуДать или взять? —Знай, знай,Мне ненавистноТвоё нарядное платьеСкрипучего шелкаС жёлтыми кружевами,И ароматный дар старого Пино,И даже твои сквозныеРукавичкиС глупым и смешным названьем.

«Дышу дыханьем ранних рос…»