Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Контакт льда различного генезиса (как и разных ледниковых форм) всегда чреват препятствиями при передвижении на местности. Для выхода на шельфовый ледник, обычно с обрывистым краем, Р. Скотт выбрал участок, где в ветровой тени от местных стоковых ветров, дующих с ледника в море, образовался огромный пологий сугроб – надув, залегающий на морском льду и отделенный от обрыва шельфового ледника глубокой приливно-отливной трещиной, которая в разгар антарктического лета уже не маскировалась метелевым снегом. Вместе с тем сохранность снежных мостов была достаточной, чтобы перейти с припая на шельфовый ледник.
В этот день по дороге на Барьер Отс расстарался и убил тюленя. Моей палатке, если мы будем вести себя хорошо, он обещал почки, и у нас уже текли слюнки в предвкушении жаркого. Труп тюленя остался лежать на месте его бесславной кончины, а на обратном пути, когда мы к нему приблизились, Титус[58] направился вырезать из туши наш обед. В следующий миг мы увидели улепетывающего тюленя и Отса, который норовил пырнуть его ножом. Самец благополучно скрылся, практически не пострадав, – позднее мы убедились, что заколоть тюленя складным ножом невозможно. Отс же довольно сильно порезал руку, соскользнувшую с рукоятки, и она долго напоминала ему о неудачной охоте.
Барьер, с которым нам суждено было познакомиться очень близко, был покрыт рыхлым, слишком рыхлым для пони снегом и казался ровным. Лишь слева, в нескольких сотнях ярдов от нас, высились два маленьких заснеженных холмика. Мы пытались разглядеть их в подзорную трубу, но так и не поняли, что это такое. Тогда мы попридержали лошадей, а Скотт направился к ним и разгреб снег. Под ним оказались палатки, очевидно, оставленные Шеклтоном или его людьми, когда «Нимрод» снимал южную партию с Барьера. Снаружи их покрывал снег, изнутри они были забиты льдом почти до самых верхушек стоек. Позже мы их откопали, затратив целый вечер. Палаточный брезент совсем сгнил – его рвали голыми руками, – но бамбуковые стойки и их наконечники ничуть не пострадали. Докопав до пола, мы нашли на нем все в целости и сохранности. Котелком и примусом можно было пользоваться – Скотт разжег огонь и сварил еду; впоследствии мы часто прибегали к их помощи. В палатке благополучно сохранились какао фирмы «Роунтри», бульонные кубики фирмы «Бранд», бараньи языки, сыр и галеты – вся провизия лежала прямо под снегом и вся вполне годилась для употребления. Несколько дней мы питались этими припасами. И на первых порах казалось поразительным, что едим мы пищу, пролежавшую здесь много лет.
Наш первый груз мы подняли на Барьер в субботу 28 января – провезли его не более километра и устроили склад, получивший впоследствии наименование Фуражного. Через два дня лагерь передвинули на два с половиной километра в глубь Барьера и здесь построили главный склад, Безопасный. «Безопасный» – потому что даже в случае небывалого таяния морского льда, при котором часть Барьера оторвется, это место уцелеет. Последующие события доказали, что мы рассчитали правильно. Мы прошли на санях лишь небольшой участок Барьера, но он заставил нас призадуматься: поверхность была ужасающе мягкой, и бедные пони глубоко вязли в рыхлом снегу. Было ясно, что при таких условиях ни одна лошадь долго не выдержит. Но ведь Шеклтону удалось как-то пройти на лошадях довольно далеко.
Пока мы не спешили, так как провианта имелось вдоволь. А уж когда мы отсюда двинемся дальше, придется экономить еду и стараться идти побыстрее. Решили дать лошадям отдохнуть, а сами заняться устройством склада и переделкой саней; этому посвятили следующий день. У нас была с собой одна пара лошадиных снегоступов, сплетенных из бамбука в металлическом каркасе. При такой поверхности вполне можно было их испытать, и они показали себя прекрасно. До этого о них много и горячо спорили, и «лошадиные лыжи» для всех пони выгрузили на мыс Эванс. Но высадившись и без того с большим опозданием, мы не успели потренировать лошадок в ходьбе на снегоступах и в результате оставили их на мысе Эванс.
Скотт немедленно послал Уилсона с Мирзом на собачьей упряжке проверить, позволяет ли состояние морского льда пройти за ними на мыс. Мы же со следующего утра принялись учить наших лошадей ходить на единственной имевшейся у нас паре. Но после возвращения собачьей упряжки это занятие лишилось смысла: Уилсон с Мирзом застали между Ледниковым языком и зимней базой чистое море и вернулись с пустыми руками. Они рассказали, что у края языка раскрылась трещина прямо под санями; те шатнулись было назад, но все же успели проскочить. На Ледниковом языке вообще все трещины мелкие. Впоследствии в одну из них упал Гран, но вышел по ней на край языка, а оттуда – на морской лед.
Старт назначили на следующий день: выступаем с пятинедельным запасом провизии для людей и животных; ориентировочно идем четырнадцать дней, закладываем провиант на две недели и возвращаемся обратно. К сожалению, Аткинсона пришлось оставить – он оцарапал ногу и ссадина загноилась, – а заодно и Крина, присматривать за ним. К великому огорчению Аткинсона, ему необходимо было вылежаться, чтобы не стало хуже. Хорошо еще, что у нас нашлась запасная палатка, а для приготовления еды им оставили котелок и примус из палатки Шеклтона. Бедняге Крину, чтобы не соскучился, поручили перетаскивать грузы из Фуражного склада в Безопасный и, кроме того, к вящему его неудовольствию, – вырыть пещеру для проведения научных наблюдений.
Мы вышли 2 февраля, проделали 8 километров по неровной поверхности и поставили лагерь (№ 4). Температура приближалась к нулю [– 18 °C], и Скотт решил попробовать передвигаться ночью, надеясь, что тогда поверхность лучше. Трудно сказать, так ли это, позднее мы пришли лишь к выводу, что для передвижения саней, поставленных на лыжи, наилучшей является поверхность при температуре около – 9 °C. Но вот что выяснилось с несомненной очевидностью: лошадям легче везти поклажу ночью, по холоду, отдыхать же и спать – днем, когда солнце достигает наибольшей высоты и печет вовсю.[59] Поэтому мы укладывались спать в 4 часа пополудни, а вскоре после полуночи снова пускались в путь, проходя по 8 километров до и после ленча.
Мы двигались в восточном направлении по депрессии шириной около 40 километров, разделяющей низкий, довольно однообразный склон острова Уайт на юге и живописные склоны Эребуса и Террора на севере. Эта часть Барьера стабильна, а вот впереди, не сдерживаемая сушей, находится подвижная часть ледника, которая непрерывно течет на север, к морю Росса. Там, где ледяной поток упирается в мыс Блафф, остров Уайт, а главное в мыс Крозир, и контактирует с почти неподвижным льдом, по которому мы шли, возникают валы сжатия с ложбинами между ними, превращающимися порой в коварные трещины. Предполагалось, что мы будем держаться восточнее, пока не пересечем эту зону несколько севернее острова Уайт, и только тогда повернем точно на юг.
Видя перед собой обширную заснеженную поверхность, трудно судить о том, плоская ли она. Наверняка, вокруг на несколько километров здесь тянутся во множестве большие трещины, хорошо прикрытые снегом. Нам, однако, в этом первом походе попадались только мелкие. Я склонен думать, что в этой местности не может не быть и ледяных волн сжатия. На подходах к лагерю № 5 мы провалились на участке рыхлого снега, пони один за другим постепенно увязли в нем по самое брюхо и уже не могли стронуться с места. По-видимому, это была старая трещина, погребенная под рыхлыми сугробами, или же ложбина у вала сжатия, недавно занесенная метелями. Моему пони каким-то чудом удалось вытянуть сани на другой борт, хотя я ежесекундно ожидал, что вот-вот твердь земная под ногами разверзнется и пропасть поглотит нас обоих. Других же лошадей пришлось распрячь и выводить под уздцы. Нашу драгоценную пару снегоступов надели на крупного пони Боуэрса, сам же он вернулся назад и выволок застрявшие сани. Здесь мы разбили лагерь.
Черри-Гаррард и его пони Майкл
Сниппет, Нобби, Макл и Джимми
Третьего-четвертого февраля прошли 16 километров и поставили лагерь № 6. На последних восьми километрах пересекли несколько трещин, первых на нашем пути. Я слышал, как Отс спросил кого-то, как там внутри. «Темно, как в аду», – гласил ответ, но больше мы трещин не встречали, потому что пересекли зону сжатия между островом Уайт и мысом Крозир. Последняя стоянка была названа «Угловой лагерь»: здесь мы повернули и двинулись на юг. Угловой лагерь будет неоднократно фигурировать в нашем рассказе; от него до мыса Хат 48 километров.
Четвертого февраля в 4 часа пополудни, впервые после того как мы взошли на Барьер, налетела метель. Впоследствии мы имели возможность убедиться, что в окрестностях Углового лагеря метели случаются так же часто, как на мысе Хат ветры. Зарождаются эти стихийные явления, вероятно, на мысе Блафф и устремляются к морю через мыс Крозир. Угловой лагерь лежит как раз на прямой, соединяющей эти две точки.
- Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг. - Виталий Георгиевич Волович - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - Реймонд Пристли - Биографии и Мемуары
- «Ермак» во льдах - Степан Макаров - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Государь. Искусство войны - Никколо Макиавелли - Биографии и Мемуары
- Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары