Зимние наваждения (СИ) - Чоргорр Татьяна

— Бабушка! Нянюшка Малута! — немногое, что Ромиге удалось разобрать.

При ближайшем рассмотрении, нянюшка Малута из дома Канпури здорово смахивала на тётушку Ракиму из дома Лембы: такая же огромная, уютная, мягкая. Всей разницы, что рыжая, раскосая-зеленоглазая, да по-марахски одета. На незнакомых мудрых, а на Иули — особенно, она взирала с опаской. Но не дерзнула отказаться от угощения, и сама постепенно успокоилась рядом с уплетающими кашу детьми.

Когда каша закончилась, Ркайра поблагодарил Ромигу — аж с поклоном — и увёл детей с вместе с их бабушкой-нянюшкой домой. А Вильяра тут же пояснила наву, что беззаконники-сновидцы похитили из дома Канпури всех двухлеток. Утащили двенадцатерых: прямиком из детских покоев. Взрослых, кто встал у них на пути, попросту зарезали. Малута выжила случайно — отлучилась — и теперь ради уцелевших детей смиряет своё горе по убитым. Ромига видел: Вильяре самой не по себе. Обнял её с опаской. Не оттолкнёт ли, припомнив окаянный круг? Не припомнила, прижалась, обняла. Зажмурила глаза, из-под век катились слёзы.

— Это лавина, Иули! Лавина беззакония! Я боюсь, мы уже никогда её не остановим! Я в отчаянии! Как, ну как умиротворить сердца охотников и вернуть в них закон? Я не знаю…

— Шаг за шагом, день за днём, как ты делаешь, — отозвался мудрый Альдира сквозь колдовскую дрёму. — И ты не одна, Вильяра! Никакой дом и клан не останется без нашей помощи, никакая дикая стая — без облавы.

А Ромига молча гладил ведьму по голове, как тех детей. Он готов был хоть прямо сейчас убить ещё какую-нибудь погань. А вот умиротворять сердца в планетарных масштабах — не его профиль… Нет, не его: пусть охотники и мудрые как-нибудь справляются сами!

Глава 15

Так всё-таки, что имел в виду Альдира, назвав Ромигу плетельщиком судьбы? То же ли самое, что в Тайном Городе зовётся геомантией, магией мира? Если верить памяти Теней, то да. Плюс-минус, примерно то же. И плетельщики судеб на Голкья — такой же «штучный товар», как геоманты на Земле. И точно так же, из-за редкости дара, не создали внятной магической традиции. Другие голки опознают их, и сами они сознают себя по делам. По удивительной способности, не прикладывая колдовскую силу, «потушить вулкан кружкой воды, взмахом кричавкина крыла и собственным чихом».

На Голкья подобные уникумы объявляются не чаще, чем раз в сотню-другую лет[1]. Поодиночке. Крайне редко по двое-трое одновременно. Местные или чужаки, как Ромига. И как бы есть мнение, что каждый плетельщик рождается или приходит на Голкья не просто так, а когда миру и всем его обитателям грозит погибель. Потому всё, сотворённое плетельщиком, следует принимать за благо. За лекарство миру, даже если оно выглядит беззаконием. Полный карт-бланш! Однако злоупотреблять этим не следует, иначе «судьба отторгнет своего избранника, дар угаснет, жизнь нерадивого потеряет смысл и завершится раньше срока». Удушье и тошнота — при попытке вспомнить-представить, каково это… Ладно… Нав прикрыл глаза, вглядываясь в «паутинку» под закрытыми веками, в её местные особенности. На первый взгляд, не обнаружил заметных различий с Землёй и миром степей. Возможно, чтобы уловить разницу, нужно что-нибудь активно плести? Или сменить масштаб, чего геомант-недоучка пока не умеет? Увы, учителей на Голкья он себе не найдёт. Не по этой части…

Вильяра успокоилась быстро, этого умения у неё не отнять. Выскользнула из Ромигиных объятий, шепнув слова благодарности, и вернулась к прерванному рукоделию. Нав негромко окликнул Альдиру.

— Мудрый, если ты не очень крепко спишь, позволь задать тебе пару вопросов?

Альдира не отозвался, Вильяра удивлённо приподняла брови:

— Нимрин, может, я тебе отвечу?

— А ты разузнала что-то новое о плетельщиках судеб? С тех пор, как ты разбудила меня в доме Лембы и пропела мне песнь Понимания? Я хочу разобраться, кем обозвал меня мудрый Альдира? Чего он от меня теперь ожидает?

Она отрицательно качнула головой:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет, я не разузнала нового. Всё, что сказывают о плетельщиках судеб, слишком похоже на враки. Даже твой рассказ, Нимрин. Но тебе я верю, потому что я знаю тебя. И Альдира принёс подтверждение… Нимрин, скажи-ка, на Голкья ты сможешь разом убить всех живоедов?

— Вильяра, ты уверена, что ты этого хочешь? — настал Ромигин черёд поднимать брови.

— Для начала, я желаю знать, способен ты, или нет.

— Погоди, надо подумать, — нав прикрыл глаза, «паутинка» призывно замерцала под веками. Стал вглядываться…

— Нимрин! Ромига! — Вильяра уже довольно грубо трясла его за плечи. — Да что с тобой такое?

— Ничего особенного. Транс. Оценивал наши с миром возможности по искоренению живоедства.

— И?

— Увы, Голкья не готова так измениться. Я не нашёл пути. Мне даже искать его не хочется, слишком сильное сопротивление.

Вильяра вздохнула: облегчённо.

— Я рада. Это было бы слишком просто… И как-то, наверное, неправильно.

— Я рад, что ты не настаиваешь, Вильяра. Верь, не верь, а я крайне неопытный плетельщик судеб. Мне бы задачки попроще, чем переустройство мироздания.

Да, и хулиганства Странников, и тихие игры Семёныча, и Ромигины эксперименты с магией мира преследовали локальные цели. Глобальный эффект стремился к нулю, хотя… Воспитанники Мельникова рвались и вырвались во Внешние миры. Их стараниями невозможное стало возможным. И Ромигу вынесло с Земли, против воли, едва он начал практиковать геомантию. Изменился ли оттого мир в целом, или только отдельные судьбы? Сложный вопрос, недостаточно информации.

— А что бы ты, Нимрин, счёл задачкой попроще?

Ромига усмехнулся, вспоминая. Кубик вправо, кубик влево, и рыжие волосы Идальги, заодно с тёмным костюмом комиссара. Но то было на Земле, а на Голкья обстановка не располагает, кажется, даже к таким мелким геомантским шалостям.

— Знаешь, Вильяра, я, пожалуй, воздержусь… Не дерзну переплетать судьбы твоего мира ради пустой показухи. Я рад возвращению дара, и мне охота поупражняться. Но я опасаюсь спустить вам ещё какую-нибудь лавину.

А потом вернулся Рыньи. Принёс, за чем ходил, и даже не встрял по дороге ни в какие неприятности. Ромига глянул, что здесь называют барабанной кожей. Практически, пергамент, хотя и не лучшего сорта. Второй вопрос: чем писать? В земных путешествиях нав, бывало, изготавливал тушь из сажи и какого-нибудь клея. Перо? На Голкья нет птиц, но можно вырезать пёрышко-калям из стебля приречника. Хотя смышлёный мальчишка сам позаботился о принадлежностях для письма: прихватил на ярмарке краску в плитках и кисточки. Рисовать-то голки давно умеют, на самых разных поверхностях. Кистевая каллиграфия? Почему бы нет. Но надёргать соломы и сравнить, чем удобнее вырисовывать буквы — всё равно лишним не будет.

Первые же эксперименты показали, что писать калямом Рыньи удобнее, чем кистью. Но так или иначе, руку ему набивать ещё долго — и зима впереди длинная. Ромига сделал прописи и счёл свою задачу выполненной. Очень забавно смотреть на юного охотника, сидящего на шкурах в позе египетского писца и старательно скребущего пером по пергаменту. Очередной анахронизм, да и вообще забавно. Пускай упражняется! А Ромига уже в силах поддерживать огонь в очаге, чтобы мальчишка не отвлекался.

Мудрый Альдира тихо и незаметно слинял изнанкой сна, Вильяра отложила рукоделие и последовала за ним. Вернулась под вечер: пешком, усталая и грустная. Принесла кусок мороженной рогачины, начала готовить то ли поздний обед, то ли ранний ужин — Ромига с Рыньи так увлеклись, что пропустили время дневной трапезы. Пока Вильяра стряпала, а мальчишка помогал ей, Ромига не отказал себе в удовольствии: полюбоваться на Ярмарку в закатных лучах. С порога, как утром. В этот раз Вильяра не стала хватать его, чтоб не сверзился, а села рядом, обняла за плечи, прижалась горячим боком.

— Нимрин, Ромига, знай: я буду тосковать по тебе, когда ты уйдёшь, — голос ведьмы прозвучал смущённо, будто она призналась в постыдной слабости.