Маленькие подлости - Кармен Посадас

– Эдди, ты играешь со мной в прятки?

3

ЗВАНЫЙ УЖИН В ДОМЕ «ЛАС-ЛИЛАС»

– Добро пожаловать в «Лас-Лилас», – приветствовал гостей Эрнесто Тельди, поднимая бокал. – Для меня и Аделы является большой честью провести сегодняшний вечер в обществе тридцати трех самых оригинальных и значительных коллекционеров.

По внешности этих мировых светил, взирающих на Тельди из-за столов в обеденном зале «Лас-Лилас», нельзя было догадаться, что они опытные специалисты в своей сфере, Каждой профессии присуща какая-нибудь отличительная черта: специфическая манера одеваться или чрезмерная педантичность, ярко выраженный снобизм или малопонятный жаргон. Коллекционер раритетов выделяется среди толпы только тем, что сам по себе служит уникальным явлением.

Хотя господа Стефанопулос и Альгобрангини, эксперты в области холодного оружия, питали схожую любовь к портвейну tawny[67] (оба отвергли игристое вино, предложенное хозяином для первого тоста, и отдали предпочтение «Роял Порт» урожая 1959 года, рубинового цвета, налитому в тонкие высокие бокалы), они отличались друг от друга как небо и земля. Стефанопулос, несмотря на греческое имя, был типичным представителем британских джентльменов, на которых наложило отпечаток пребывание в университетах Итона и Оксфорда, а также в усадьбах, где компанию им составляли исключительно лошади, собаки и кошки. Альгобрангини же, в полосатом костюме, с гвоздикой в петлице и набрильянтиненными волосами, настолько напоминал исполнителя танго, что вызывал восхищение у Карела Плига. «Настоящий красавец из предместья, – подумал он, в десятый раз наполняя для кабальеро изящный бокал. – В жизни не встречал более точной копии Гарделя».

Знаменитая собирательница литературных произведений о призраках сеньора Ляу Чи, несмотря на имя, однозначно указывающее на происхождение, больше напоминала героиню Уилки Коллинза, чем жительницу Гонконга. А троих «фетишистов Чарлза Диккенса» можно было бы выстроить в следующем порядке: толстяк с лицом боксера, коренастая бретонская дама, словно вышедшая из старинной французской комедии, и аналог мистера Сквирса, скупого школьного учителя из «Николаса Никльби»[68].

Присутствовали здесь и коллекционеры икон: сеньорита, похожая на модель, ортодоксальный поп и молодой человек без следов растительности на ангельском лице, на вид значительно моложе, чем указано в паспорте. «Какое красивое существо, – подумал о последнем Серафин Тоус, но тотчас переключился на дверь, из которой в любую минуту грозил возникнуть опасный Нестор. – Хоть бы ты обжегся у плиты, хоть бы тебя на «скорой помощи» увезли куда подальше», – пожелал ближнему магистрат. Вообще-то в пожелании не было ничего преступного: подумаешь, производственная травма… А впрочем, кто знает, может быть, страстной мольбы окажется достаточно, чтобы повар навсегда исчез из жизни Серафина и его друзей.

Но оставим пока в стороне недобрые намерения, хотя целая стая их витала в тот вечер в доме «Лас-Лилас» и все они были направлены против Нестора.

Завершая описание цветника коллекционеров, отметим еще собирателя статуэток Рапануи, ходячий памятник естествоиспытателю Гумбольдту, и месье Питу, авторитетного специалиста по любовным письмам выдающихся личностей. На протяжении всего ужина месье Питу пользовался особым вниманием Эрнесто Тельди, претворявшего в жизнь деликатнейший план под кодовым названием «Соблазнение». Француз был ростом чуть выше метра тридцати, но имел идеальную фигуру. Прелестные ручки и гармоничное телосложение Эмиля Питу невольно наводили на мысль, что он пал жертвой колдовства, в результате которого уменьшилось не только его тело, но и лицо. Владелец красивейших любовных посланий был необыкновенно уродлив – вылитый принц, превращенный в лягушку.

– А теперь, дорогой Эмиль, – сказал Тельди, усевшись после традиционного приветствия собравшихся, – я хотел бы поблагодарить лично вас за счастье, которое вы мне подарили.

Тельди заговорщическим жестом приоткрыл на груди пиджак и показал торчащий из внутреннего кармана ослепительно белый конверт, проданный ему «дорогим Эмилем» до начала ужина. Тем самым Питу избавил Эрнесто от необходимости пускаться в тяжеловесные коммерческие маневры. Лягушачий рот этого странного типа, месье Питу, вдруг расплылся в радостной улыбке, выставив напоказ замечательную коллекцию зубов. Тельди встревожился. Что-то слишком легко состоялась купля-продажа весьма любопытного любовного письма, подписанного Оскаром Уайльдом. Вдобавок сделка обошлась подозрительно дешево. Неужели гость плутует? «I want you, I need you, I'm coming to you…» Почерк, несомненно, принадлежит Уайльду; дата свидетельствует, что письмо написано за три года до того, как автор использовал эту фразу в знаменитой комедии. Настоящее открытие. Если, конечно, не фальсификация. «Какие глупости! – попробовал успокоиться Тельди, – Никто не осмелится облапошивать такого признанного коллекционера, как я… Каким я был до сих пор», – уточнил он, тоскливо вспомнив о зеленых попугайчиках на прикроватном столике. Тельди мысленно повторил то, о чем никогда не следует забывать: в безжалостном мире купцов от искусства достаточно одного маленького скандала, одной оплошности—и ты угодишь в категорию плохих бизнесменов. Если сбудутся худшие опасения, Эрнесто Тельди в мгновение ока превратится в жалкую личность, в свергнутого с пьедестала идола, которого никто не уважает и которого позволено обманывать без зазрения совести. Итак, Питу его облапошил? Может быть, он, обладая развитой интуицией, присущей опытным коммерсантам, и способностью предвидеть развитие событий, догадался, что Эрнесто Тельди очень скоро потеряет свою безупречную репутацию?

Месье Питу сидит рядом, посмеиваясь жабьими глазами, и Тельди вдруг мерещится, что перед ним не человек и не амфибия, а другая, гораздо более мерзкая и опасная тварь. «Проклятая пиявка, если я лишусь доброго имени, то по твоей вине», – думает Тельди о Несторе, и не в первый раз за этот вечер. Ведя светскую беседу с приглашенными и великолепно исполняя роль гостеприимного хозяина, Эрнесто Тельди то и дело ловил себя на том, что ищет ответ на сакраментальный вопрос: «Как, черт возьми, поступить с поваром?» Лягушка высовывает длиннющий язык, будто собирается поймать муху, и прячет за вежливой улыбкой:

– Как вы себя чувствуете, дорогой Тельди? У вас рассеянный вид.

И Тельди, у которого под сердцем, как великая драгоценность, лежит любовное послание, только что приобретенное у месье Питу практически задарма, принимает твердое решение: он ни за что не позволит этому шантажисту, этой кухонной пиявке разрушить его карьеру, тем паче имидж гостеприимного хозяина. «Надо раздавить ее, чтобы не смела вмешиваться в мою жизнь, но как? – размышляет Тельди. – Как?! Я обязан что-то предпринять, кажется, у меня уже есть идея… Но не сейчас, позже».

– Идите сюда, месье Питу, сюда, – предлагает Тельди коллекционеру любовных посланий, трогая за плечо. – Пойдемте в библиотеку, выпьем коньяка, и я вас познакомлю с господином Стефанопулосом.

Что такое библиотека Эрнесто Тельди, хорошо известно, даже слишком хорошо, поэтому нет необходимости описывать ее. Любой читатель журнала «Хаус энд Гарден» или «Аркитиктурэл дайджест» когда-нибудь да встречал фотографию этого интерьера, где изысканный вкус тонко сочетается с любовью к уникальным предметам. Ничто здесь не бросается в глаза, не навязывается взгляду, как довольно часто бывает с произведениями искусства. Вещи не свалены в кучу, как на турецком базаре, и не заслоняют друг друга. Экспонаты выглядят естественно, словно сами нашли пристанище у Тельди, им комфортно у него в библиотеке. Справа, рядом с дверью, небольшое полотно Мане, изображающее женщину с обнаженным бюстом, вызвавшее в свое время бурю нареканий; модель та же, что позировала художнику для «Пикника». Полотно элегантным образом соседствует с другими картинами и может остаться незамеченным, если зритель напрочь лишен чувства прекрасного. Фавн в стиле арт-деко подмигивает красотке Мане издалека; кто-то сочтет подобное расположение случайным, а в действительности налицо изощренная игра симметрии. Мебель – кресла, стулья, пуфики – расставлена так, что сведущих неодолимо манит устроиться поудобнее и предаться наслаждению с помощью всех пяти органов чувств. Даже бивуак маленького, но занятного отряда оловянных солдатиков подле образцов короткого холодного оружия – кортиков, кинжалов, стилетов – не кажется помпезной показухой.

– Этот кинжал с красной рукояткой я продал вашему мужу в прошлом году, дорогая сеньора Тельди, – говорил в это время Аделе Герассимос Стефанопулос, – С тех пор его стоимость выросла втрое, и знаете почему, дорогая? Потому что в прошлом месяце журнал «Тайм» поместил фотографию Мустафы Кемаля в молодости, и на поясе у него висел этот самый ножик. Какой удар судьбы! У вашего мужа замечательное деловое чутье, но, поверьте, я ничуть не расстроен из-за того, что он оказался дальновиднее меня. Я испытываю огромное восхищение вашим мужем и его художественным талантом, – добавил грек, довольно бесцеремонно разглядывая Аделу, будто оценивая вещицу, которую хотел бы приобрести.