Надежда Дурака - Майк Шэкл

достаточно здоровы, чтобы это сделать? — спросил Луник.

— Конечно, черт возьми, я здоров.

Характер, характер.

Джакс проигнорировал голос и воспользовался стулом, на котором сидел Дрен, чтобы подняться на ноги. К тому времени, как он закончил, он вспотел, и колени угрожали подогнуться под ним, но каким-то образом ему удалось удержаться в вертикальном положении. Он посмотрел на парней, попытался улыбнуться:

— Помогите мне спуститься вниз. Пожалуйста.

Джакс обхватил руками плечи Фадена и Луника, и они вместе вышли из комнаты. В коридоре было больше охранников, но они просто смотрели, как Джакса пронесли мимо.

Когда они вышли на улицу, ему пришлось прищуриться от солнечного света. Он провел слишком много времени в темных подвалах и темных комнатах, но его глаза постепенно привыкли. Проблема была в том, что, когда он смог видеть, он не поверил тому, что было перед ним. Парни сказали ему, что Комптон-стрит была одной из наименее поврежденных улиц, оставшихся в Киесуне, но там было только три здания, стоявших нетронутыми, и Джакс вышел из одного из них. Остальные были либо разбомблены, либо сожжены. Поперек улицы был разбросан щебень, с ним перемешались сломанные балки и битое стекло, и все было покрыто тонким белым слоем пепла, который падал с неба, как снег. В конце улицы он мог видеть воронку, где бомба разворотила половину дороги. Если это было лучшее, что мог предложить Киесун, то он с ужасом представлял, каким должно быть остальное.

Холодный воздух пощипывал его красную кожу, успокаивая и раздражая одновременно. Холодная зима по меркам Киесуна, но ничто не сравнится с северным адом. Даже лето в Гандане было хуже, чем это. По крайней мере, в Киесуне никто не замерзнет насмерть. Это было маленькое милосердие.

Джакс кивнул на груду щебня неподалеку:

— Помогите мне присесть вон там.

Парни помогли ему устроиться, а затем отступили. Он был благодарен за это. Ему нужно было побыть одному, чтобы собраться с мыслями. Пространство вокруг него помогало. Легче поверить, что он уже не в той комнате. Что Монсута больше его не мучает.

Он закрыл глаза и увидел только темноту. Он прислушался, но голос в его голове молчал. Призрак не спустился с ним по лестнице. Он почувствовал, как пепел оседает на его лице, вдохнул холодный воздух, все еще полный запаха дыма, но, во имя Богов, впервые за, казалось, целую жизнь он почувствовал себя свободным.

— Генерал.

Джакс открыл глаза и увидел Фадена:

— Я же говорил тебе не называть меня так.

Парень указал в конец улицы:

— Остальные вернулись.

Джакс обернулся и увидел небольшую группу, направлявшуюся к ним. Там были Хасан и Дрен, а также около дюжины ханранов. Они толкали перед собой две тележки, содержимое которых было прикрыто плащами. И вместе с этим исчезло всякое ощущение благополучия. Бездна вернулась, и он снова держался за дорогую жизнь кончиками пальцев.

Он поднялся на ноги и подождал, пока остальные доберутся до него.

Хасан подошел первым. «Генерал». Он положил руку на плечо Джакса и склонил голову, но взгляд Джакса был прикован только к повозкам.

— В какой из них мой сын?

Хасан подал знак одной из повозок остановиться.

— Отнесите остальное внутрь, — сказал он остальным.

Джакс увидел очертания тел под плащами. Он, шатаясь, подошел, игнорируя все предложения о помощи, и открыл их лица.

И там были они. Кейн и Кара. Они выглядели почти умиротворенными, как будто просто спали, и произнесенное шепотом слово разбудило бы их.

Во имя всех Богов, как это случилось? В этой повозке должен был быть он, а не Кейн. Кейн был в десять раз лучше, чем Джакс притворялся. Он был лучшим лидером, лучшим тактиком, лучшим солдатом, лучшим человеком. Именно благодаря Кейну Зорике удалось сбежать. Это был его план, его жертва. Джакс, с другой стороны, только подверг их всех опасности, выдав всех в камере пыток.

Он вздрогнул, когда чья-то рука коснулась его плеча.

— Мне жаль, — сказал Хасан. — Ни один родитель не должен пережить своих детей.

— Да, да, не должен, — ответил Джакс.

— Что вы хотите сделать, генерал? Может, нам занести их внутрь, чтобы вы могли попрощаться?

Джакс покачал головой:

— Мне нечего сказать его трупу, чего бы я не сказал ему в лицо, пока он был жив. Кейн знал, как я к нему отношусь. И Кара.

Хасан кивнул:

— Я попрошу кого-нибудь из парней соорудить погребальный костер.

Погребальный костер состоял из частей, собранных из рухнувших домов — сломанной двери, осколков оконной рамы, половины балки и всего остального, что могло попасть им в руки. Каким-то образом Кейну и Каре было уместно лежать на руинах города, который они любили.

Дрен ждал вместе с Джаксом.

— Тебе не обязательно оставаться, — сказал Джакс.

— Я останусь, — ответил мальчик. — Он был храбрым человеком.

— Да. Лучшим.

— Мы готовы, — крикнул Хасан.

Джакс кивнул и направился к погребальному костру, а Хасан поднял зажженный факел.

— Мы собрались здесь, чтобы попрощаться с двумя нашими лучшими, — сказал Хасан. — Для меня была большая честь служить вместе с Кейном и Карой — и называть их своими друзьями. Они были настоящими Шулка и задавали стандарты для всех нас.

По толпе пробежал одобрительный шепот.

— В ближайшие несколько дней по всему городу будет еще много таких костров, и еще больше после этого. Их не должно было быть, но мы на войне, а войне все равно, кто живет, а кто умирает, главное, чтобы мы выстояли и сражались, когда придет время.

Джакс наблюдал, зная, что это он должен был говорить, отдавая дань уважения их погибшим, но он не мог лгать им, не мог притворяться тем, кем они все еще его считали.

— Нам не все равно, — продолжил Хасан. — Мы должны позаботиться о том, чтобы больше ни сыновья, ни дочери не были отданы на попечение Синь.

Одобрительный шепот стал громче. Раздался удар меча о щит. Бум.

— Шулка дают клятву, когда мы берем в руки наши мечи и копья. Обещание пожертвовать своими жизнями, чтобы другие могли жить. Кейн сдержал это обещание. Кара сдержала это обещание.

Еще больше стали ударило о сталь. Бум. Бум.

— Теперь наш долг сдержать это обещание. Наш долг продолжить борьбу. — Голос Хасана был почти ревущим. — Мы восстановим этот город, укрепим его оборону и научим сражаться любого, кто