Тайна убитой актрисы - Алексей Макеев

Изложу ту часть истории, которая мне известна. В ответ я бы хотел услышать другую часть, ту, о которой ни я, ни даже Григорий Семенович ничего не знаем. Итак, я приехал в Заозерск расследовать убийство молодой актрисы Елены Прокофьевой. Вам это имя ничего не говорит, как я вижу. Но оно вам кое-что напомнит, когда я назову девичью фамилию Елены. А фамилия у нее Масленникова.

На лице хозяина дома отразилось глубокое удивление и неподдельный интерес.

– Так вот оно что! – воскликнул Гвоздев. – Значит, Ленка Масленникова оказалась в Заозерске! Ее там убили. Жалко девчонку, такая красивая была, хорошая. Я видел ее не так уж и часто, но помню. Ну и что дальше было?

– А дальше мы с моим другом начали расследование и выяснили ряд любопытных вещей, – сказал Гуров. – Мы выяснили, что Елену убил человек лет сорока, который до этого долго ее выслеживал и в театре, где она работала, и возле дома. Мало того, один раз он встретил Елену, когда она возвращалась домой с подругой. Лена этого человека узнала.

– Узнала, говорите? – воскликнул Гвоздев. – Значит, она его раньше видела. Стало быть, это был кто-то наш, ростовский, скорее всего, из нашей группировки. Жаль, что у вас его карточки нет. Была бы она, я бы его сразу опознал!

– Портрет этого типа у меня как раз имеется, – сказал Гуров. – У меня только не было человека, который мог бы его опознать. Но теперь, кажется, такой человек появился. Вот вам этот портрет, точнее сказать, фоторобот. – Лев Иванович выложил на стол портрет человека, которого они с Крячко для себя окрестили рецидивистом.

Николай Гвоздев склонился над картинкой, взглянул на нее. На его лице тут же появилось гадливое выражение, словно он смотрел на изображение отвратительного, опасного хищника.

– Я вижу, вы знаете этого человека, – сказал Гуров, который внимательно наблюдал за хозяином дома. – Ведь так оно и есть, не правда ли?

– Этого? – спросил Гвоздев. – Конечно, знаю. Как бы я мог его не знать? Года два бок о бок прожили. На дела вместе ходили, людей калечили, грабили. Окаянные годы! Если бы я их мог из жизни вычеркнуть или забыть напрочь! Но не забывается ничего.

– Я понимаю, Николай, что тебя это мучает, – сказал сыщик. – Но для нас сейчас важно, что ты ничего не забыл, что твоя память как губка впитала в себя все эти страшные вещи и хранит их. Так скажи, кто этот человек?

– Тезка мой, – глухим голосом отвечал Гвоздев. – Тоже Николай. А по фамилии Кривушин. Потому и кличка у него в банде была Кривой. Вам еще, наверное, отчество нужно, но я его не знаю. Кривой, вот и все. Я-то ладно, за мной мокрых дел нет. А за Кривым море крови. Он на моих глазах троих до смерти забил, потому что платить не хотели, все нажитое не желали отдавать. На стрелках, на бандитских разборках двух бойцов из чужой группировки завалил. Он не только убивать, но и мучить людей любил. Кривой – самый настоящий садист. Страшный он человек, этот Колян Кривушин.

– Но если на нем висит несколько убийств, то почему он на свободе? – осведомился Гуров. – За такие дела дают пожизненное, в крайнем случае двадцать лет. И никакого УДО.

– А ему и дали двадцать, – сказал Гвоздев. – Только он сбежал в прошлом году, во время этапирования. Мне рассказывали, будто Кривушин нарочно сделал в лагере заявление, что хочет признаться еще в двух убийствах. Вот его и повезли на суд сюда, в Ростов. По дороге он сумел оглушить конвоира и сбежать. Его уже год ищут.

– Да, это была громкая история, – подал голос ветеран ростовской милиции Григорий Костомаров, до сих пор молчавший. – Всю нашу полицию на ноги подняли, Росгвардию привлекли, все заборы фотографиями обклеили. Да все без толку. Кривого так и не нашли.

– Значит, Кривой, говорите, отыскал Ленку Масленникову? – снова заговорил хозяин дома. – Понятное дело. Он хотел получить свою долю.

– Какую долю? – одновременно, почти хором спросили Гуров и Костомаров.

Хозяин дома поднял глаза и с удивлением посмотрел на своих гостей.

– А вы что, не поняли? – спросил он. – Кривой хочет получить свою долю общака.

– Постой-постой! – воскликнул Гуров и от волнения даже вскочил со стула. – Ты хочешь сказать, что Лена Прокофьева хранила казну вашей группировки? Но каким образом эта казна к ней попала?

– Это, конечно, интересный вопрос, – проговорил Гвоздев. – Я, наверное, теперь единственный человек, который может на него ответить. Но сначала скажите, а что, Кривой ездил в Заозерск в одиночку? Ленку убил один? С ним никого не было?

– Почему же, был и второй, – сказал Гуров, удивленный прозорливостью бывшего бандита. – Но как ты догадался?

– Кривой не любит в одиночку работать, – пояснил этот момент Гвоздев. – Никогда не любил. Ему помощник нужен. Так кто этот второй? Его карточка у вас есть?

– Да, карточка второго тоже есть, – отвечал сыщик. – Вот, смотри. – Он выложил на стол портрет фальшивого театрального критика.

Николай Гвоздев взглянул на этот фоторобот, и его лицо исказила гримаса сильнейшего негодования.

– Ах ты, мразь! – воскликнул он. – Какая же гадина! Значит, он помогал Кривому убивать Ленку?! Родную сестру не пожалел, отдал Кривому!

– Подожди, ты что хочешь этим сказать? – воскликнул Гуров. – Так этот человек?..

– Да, это он самый и есть, – сказал Гвоздев, постепенно успокаиваясь. – Сергей Масленников, брат Елены. Это его физиономия.

Глава 23

Несколько минут в баньке царило молчание. Сквозь приоткрытую дверь доносилось чириканье воробьев, которые прыгали в траве.

– Да, интересная выходит история, – наконец-то произнес Гуров. – Однако мы еще не знаем одной важной части этой истории. Нам неизвестно, как казна банды попала к Елене. Ты обещал об этом рассказать.

– Я от своих слов не отказываюсь, – сказал Гвоздев. – Теперь, когда я узнал, что они вдвоем сделали, мне тем более хочется помочь вам их найти, все рассказать об этой истории. Значит, вот как было дело. Вам ведь Григорий Семенович, наверное, уже все про меня рассказал. Вы знаете, что суд назначил мне шестнадцать лет общего режима. Поехал я отбывать этот срок в Пермский край, на самый Север. Жаловаться на жизнь, рассказывать подробности про лагерное бытье не буду. Вы и сами, конечно же, все об этом знаете. Так прошло семь лет. Вдруг меня вызывают в контору лагеря и говорят, что ко мне приехал с воли человек и мне разрешено свидание с ним. Я сначала подумал, что это мать, и очень удивился. Она у меня только три месяца назад была, а дорога-то на Север длинная, денег на этот путь требуется много. Да и с чего это мать вдруг снова поехала? Так я думал и гадал, а когда вошел в комнату для свиданий, увидел совсем не свою мать, а совсем другого человека. Там сидел наш крестный отец, Анатолий Сергеевич Масленников собственной персоной. Я, разумеется, очень удивился, вообще не мог понять, как это возможно. Человек, которого власть считала фактическим создателем нашей ОПГ, приехал ко мне в колонию! Как его пропустили? Ведь свидания со мной разрешались только близким родственникам.

– А ты