Хорошая девочка. Версия 2.0 - Дора Шабанн

детям полагается в такую рань, между прочим…

Последовало мгновенное и хоровое:

— Так-то детям, — паршивцы довольно и слаженно хлопнули друг друга по рукам и заливисто заржали. Потом так же дружно обняли с двух сторон.

Дышать стало тяжело, и я потребовала свободы.

Марк отступил.

— Что я, совсем беспомощный, что ли? — пробормотал, не заметивший моих телодвижений, сын, уткнувшийся носом мне в макушку. — Ребят тряхнул, у Марка вон брательник за рулем, не отказал. Давайте, вещи в зубы и погнали.

Боже! Взрослый совсем ослик-то.

Отцепившись от меня, сын радостно приветствовал Влада. После чего Владимир Львович прихватил меня за ручку и притянул к себе.

Как бы случайно.

Такая занятная мальчиковая демонстрация.

Взгляд Марка Адриана на наши с Владом сцепленные руки буквально обжигал и не предвещал ничего хорошего. По крайней мере, мне.

Переглянулась с Владом. Тот сверкнул очами, криво усмехнулся, чмокнул меня в макушку, подхватил наши чемоданы и спокойно пошел за Русиком на выход.

Пока я соображала, шустрый мальчик, плохо понимающий обращенную к нему речь, успел подойти слишком близко и даже предложить локоть.

Вот это да. Какие жесты.

Что мне оставалось? Уцепиться. А потом топать следом.

Истерить и выяснять отношения, реальные или гипотетические, как с Владом, так и с Марком, мы будем точно не здесь.

В машине ехали как очень приличные: Влад рядом с водителем, мы с Русом и Марком сзади. Ребенок, разместившись на сидении в центре, сгреб меня в охапку, уткнулся, как обычно в последнее время, носом в макушку и повелел нам:

— Рассказывайте, как там страна риса, чая и развитого коммунизма.

Я опешила слегка, ибо не первое это мое возвращение из Китая, однако. И сыночка раньше никогда не интересовался, что там да как, а скорее сам спешил поделиться своими страданиями здесь.

Нет, понятно, что ругать его за детскую выходку я вот прямо сейчас не стану, и Руслан сам это понимает, значит, есть еще сюрпризы… Только бы не Лада.

Или он не желает давать слово приятелю?

А Владимир Львович между тем пустился в подробное повествование о наших экскурсиях, путешествиях и прочем культурном досуге. Периодически они переглядывались и бормотали что-то вроде: «В следующий раз надо будет вместе поехать!», «Интересно, я бы глянул», «А вот еще твоя мама зажгла… — Да, она такая, она может!»

Это вообще то, о чем я думала? Они уж больно хорошо общаются для людей, что до этого раза три виделись от силы.

Так, с этим тоже надо будет разбираться. Что-то много всего на меня навалилось. Тайны какие-то, неожиданности.

И мужчины: молодые и постарше. Как-то уж слишком урожайно. Не к добру.

Тяжеловато. Нервно. Горько.

Нет, я выгребу, конечно. Но не сразу.

Пока я размышляю над очередным виражом в собственной судьбе, оказывается, что мы добрались до нашего семейного с Мироновым гнезда.

— Мам, давай оставим вещи, да до работы тебя добросим.

Нет, так дела не делаются.

— Сейчас мы с благодарностями расстанемся и займемся каждый своим насущным. Кое-кому, так-то, в школу скоро.

Влад обращается водителю, характерным образом шурша пальцами, символизируя щедрую оплату:

— Если до центра меня подбросите — буду очень благодарен.

— Не вопрос, — кивает Марков братец.

Влад выбирается наружу достать из багажника мои чемодан и сумку. Марк Адриан выходит, так же как и мы с Русланом. Вещи оказываются в руках сына быстрее, чем я успеваю что-то возразить.

— Увидимся на кафедре, любимая, — Влад целует в висок, прижимает к себе и оборачивается к Руслану:

— Проследи, чтобы мама поела и оделась по погоде. Да, и приняла таблетки.

— Без базара, — спокойно соглашается ослик.

Они жмут руки, и Влад уезжает.

Остаемся втроем у подъезда, где я прожила все десять лет своего брака. Но в ближайшем времени мы с сыном точно съедем отсюда в скромные честно-заработанные метры на Обводном.

И брак тоже останется в прошлом, да. Несмотря на отсутствие перспектив реального романа в будущем, жить с человеком меня не уважающим я не стану.

Раннее утро выдалось ветреным и все еще холодным.

Мы все почти мгновенно порозовели и начали подмерзать.

Стоим. Молчим.

Я — слегка обалдевшая от Владовых деклараций. Марк злой. Рус довольный.

— Чем он лучше, Маргарита Анатольевна? — вот отличный же парень вырос, только упрямый уж больно.

— Он не лучше. Вы разные. И все, что мне было сказать тебе на эту тему, я уже озвучила. За два месяца ничего не поменялось.

— Я Вам и тогда говорил, и сейчас скажу: нет преграды для настоящей любви. А за вас я буду бороться, — фыркнул, резанул из-под челки взглядом, как раздел. — Теперь хоть понятно с кем, а то все предрассудки да разница в возрасте. С возвращением, Маргарита Анатольевна. Я очень скучал, — с этими словами Марк сжал меня в тисках объятий, мимолетно поцеловал в макушку и гордо удалился.

Все как он любит. Ему бы еще черный развевающийся плащ и впечатлительные девы бы обрыдались.

Встряхнулась, выдохнула сильно покрасневшим носом. С укором поглядела на тихо ржущего сына:

— Представление окончено. Идем домой. Расскажи вкратце, что мне нужно знать о происшествиях здесь в мое отсутствие. Потом я помчу на работу, а ты в школу.

[1] Колючая проволока’Егоза' — металлическое изделие с находящимися на нем острыми металлическими шипами.

Глава 41

Даже в зеркале разбитом над осколками склонясь

'Дорогие мои дети!

Очень трудно жить на свете!

Всюду — папы или мамы

Непослушны и упрямы…'

Максим Горький

— И да, конечно, у меня есть и подтверждающие фото. И видео даже. Хоть сейчас из него звезду ю-тюба сделаем. Заснял специально, потому что я же тебя знаю — до последнего будешь его защищать и пытаться найти в нем что-то хорошее. Нечего там искать, — эмоционально завершил свое повествование об отцовской измене сын.

Руслан в негодовании бегал по кухне, размахивая руками. Сама я в это время за барной стойкой завтракала, чем бог послал, и пыталась одновременно с этим на скорую руку накраситься для выхода в не слишком доброжелательные люди.

Сын негодовал и фырчал. Я же удивлялась слегка, жевала, планировала срочные дела на день, но ухом все равно вела:

— Опять взялся меня воспитывать. Отец года! Я сразу сказал ему, чтоб отвалил и не лез в мою жизнь…

— И он